Иси Меликзаде - Зеленая ночь

Поначалу Багир расстроился: что ж это за мода — вот так, без всякого, замуж идти? Сватами у него, видишь ты, послать некого! Будто Назлы безродная какая! Растили, холили… Неужто трудно прийти да сказать: благослови, мол, старик, дай свое разрешение. Да будет тебе во здравие твой хлеб, да благословен будет труд твой, по велению аллаха, по шариату пророка берем твою дочь за нашего сына. Не нашлось, видишь ты, подходящих уважаемых людей!.. Именно на нашу долю должен попасться зять без рода, без племени, без уважаемых родственников! Есть обычай, порядок есть, зачем им пренебрегать? Это ж насмешек не оберешься! Чудит девчонка!..»

Но так или иначе, письмо дочери было как бы вестью о помолвке, и Багир стал ждать свадьбы. Готовился понемножку. «Вдруг нагрянут!»

Ждал, ждал, но про свадьбу ничего слышно не было. Он уже стал забывать про это дело, думал, не сладилось, как вдруг получил новое письмо:

«Папа, из общежития я уехала, Музаффар — тоже. Снимаем небольшую комнату. Обстановки у нас, конечно, пока нет, но все устроится. Живем неплохо, на еду Музаффаровой зарплаты хватает.

Я тоже скоро кончаю, буду работать, тогда вообще все наладится. И квартира у нас будет, и мебель, все, что нужно. Так что не беспокойся обо мне. Целую тебя, дорогой папочка…»

— Белье собери, постираю, — Назлы налила отцу чаю, поставила перед ним. — Мыло есть?

— Куплю.

Багир давно уже отодвинулся от стола, а Назлы все пощипывала то одно, то другое, но все как бы нехотя. Иногда она вдруг застывала, глядя куда-то вдаль, и забывала жевать. Чем-то она была подавлена. Эта ее подавленность, да еще жарища, да этот мерзкий, невыносимый запах шашлыка, наполнивший все вокруг!.. Багир то и дело вытирал платком лицо и думал, что это не солнце, а жар мангала, дымящего в соседнем дворе, вытапливает из него душу. А Нурджаббар сидит себе сейчас под дубом, дремлет, а может, в тетрадке своей строчит. Дуб широко раскинул над ним ветви, солнце не проникает сквозь толщу листьев, — хорошо!.. И так его потянуло в прохладную тень дуба! Вдохнуть всей грудью его свежий запах! Багир невольно потянул носом, и сразу же рот, нос и все нутро его наполнилось запахом шашлыка.

Наверное, дочка тоже учуяла запах горелого мяса, потому и ест вяло.

Багир заглянул в неподвижные глаза дочери и в глубине их увидел такую тоску, такое страданье, что понял — не в шашлыке дело. Сидит как в воду опущенная. А ведь всегда была такая веселая, и нечему вроде радоваться, а ей радостно. Багиру казалось иногда, что Назлы и понятия не имеет, какие они такие, беды-горести. Что ж это ее так скрутило?

— Тетя Назлы! Тетя Назлы!

Не вставая, Назлы поглядела в ту сторону, откуда кричали.

Багир тоже оглянулся. Из-за ограды высовывалась кучерявая головка младшей дочери Намаза — вечно кудряшки на глаза лезут. Черные завитки и сейчас закрывали ей пол-лица, одного глаза совсем не было видно. Двумя руками девочка крепко держала стоявшую на ограде миску. Она и одним глазом прекрасно видела и Назлы, и Багира — до ограды было пять шагов, — но кричала так громко, словно звала кого-то издалека.

— Тетя Назлы!.. Тетя Назлы!!!

Назлы встала и пошла к ней.

— Вот, тетя Назлы, папа велел передать. Сказал, чтоб горячий ели. Сказал, сестрица Назлы издалека приехала, а дома, может, ничего не сготовлено…

Багир не смотрел в ту сторону, но слышал каждое слово. Он был уверен, что дочка не примет угощения, но та вошла на веранду повеселевшая, держа в руках миску с шашлыком.

— Ты бы тоже поел, папа.

— Нутро такую еду не принимает.

Да, зря она. Зря не вернула ему шашлык. Теперь чуть что — опять заведет разговор про дом, да еще попрекать будет: «Пусть мой шашлык тебе боком выйдет!»

Назлы посидела, молча глядя на дымящиеся куски мяса, потом оттолкнула миску в сторону и вскинула тонкие брови.

— Знаешь что, папа, мы с Музаффаром разошлись…

Багир молча глядел на дочь. Странно, но тревогу, которая мучила его, когда он сидел под шелковицей, вдруг как рукой сняло. От одной-единственной ее фразы. Он сам удивился спокойствию, с которым встретил эти слова.

Назлы глядела куда-то поверх головы Багира.

— Устала… Ни кола ни двора… Сколько можно скитаться по углам? Не могу больше. Уехала от него. Навсегда.

Назлы, помаргивая, ждала, что скажет отец, а тот глядел на белую прядь в волосах дочери, думал, что же сказать, и ничего не мог придумать.

Тут из комнаты послышался голос внучки, и Багир облегченно вздохнул.

— Вроде Туну проснулась. Пойду взгляну на нее. — Он встал и быстро пошел в комнату, где спала девочка.

Обычно Багир вставал раньше Нурджаббара, но в то утро, проснувшись, не увидел его в постели.

Возле дома его тоже видно не было. Багир отворил деревянную дверь, привешенную к загону; скотина, отталкивая друг друга, полезла в узкий проход и стадом двинулась к опушке леса. Загон Багир соорудил из жердей карагача и по ночам загонял сюда коров и овец. Опасался — скотина-то в большинстве чужая, а волк, он не станет разбирать.

Пустив в лес стреноженного коня, Багир достал воды из стоявшей перед сторожкой бочки и начал умываться. Умывался и думал, хорошо, что Назлы решила вернуться. Придет ему пора умирать, а дочка рядом. И дом не достанется чужим людям, не пойдет на продажу; дочка, Назлы, будет зажигать свет в его доме. Одно плохо — внучка без отца расти будет, — это огорчало Багира, огорчало сильно, но что делать, бывают, и пострашней беды. Ну в самом деле, чем его дочь хуже других? Всю жизнь скитаться по чужим углам! Собака и та конуру имеет. Нет, если Музаффар настоящий муж, настоящий отец, он поймет, тоже сюда приедет. Чего ему в городе болтаться? Кино крутить — что тут, клуба нет? Крути себе на здоровье! Не хочет в райцентре жить — это другое дело, пусть так и скажет. Столицу ему подавай! Мир перевернется, если он из Баку уедет! Если есть у тебя честь, если ты настоящий мужчина, приезжай и живи с семьей в просторном, хорошем доме. А если нет, если ты так, пустышка, — скатертью дорога, такой нам не нужен: ни зять, ни муж, ни отец.

Вот, ей-богу, не умей человек себя утешить, не выжил бы. В утешениях этих, ясное дело, вранья хватает, ну и пусть, зато оно, как бальзам на рану, врачует душу.

Багир не очень-то вникал сейчас, есть ли ложь в его рассуждениях. Он знал одно: с приездом дочери вернулись в дом покой и уют, тепло и забота и словно коснулось его живое дыхание Галям. С приездом Назлы избавился наконец он от вечного своего страха — умереть в одиночестве…

Умывшись, Багир привычно глянул на дуб и поразился: сухой ветви не было. Даже следа, даже листочка желтого не осталось. Что за чудеса? Мертвая ветка зазеленела?

Послышался шум мотора, и Багир поспешно отвернулся от дерева. Когда из-за деревьев высунулась морда «Москвича», он уже стоял на берегу Куры.