Лев Лондон - Снег в июле

— Почему, Алексей, без каски?

— Так я, Петр Иванович, только снял. Неужто и пот со лба уже нельзя вытереть?

— Полчаса уже пот вытираешь…

Дожал он меня и тут. Один раз дома нужно было пол подмести, так я каску бросился искать. А правила по технике безопасности вызубрил как «отче наш» (слышал, говорят так, а что оно такое, не знаю. В толковый словарь заглянул — «молитва Господня», оказывается).

После этого принялся он меня монтажному делу обучать: как правильно блок или панель ставить, как стык делать в панелях, в блоках, чтобы вода через швы не затекала, как плиты укладывать. Покажет — уйдет. Через час снова около меня, и все ему не так… Эх, тошно было! А как освоил я монтаж, за секунды взялся. Значит, чтобы быстро и в ритме работал. Довел он меня до такого состояния, что похудел я килограмм на пять. Все спрашивают меня, не болен ли.

Решил я на монтажное дело плюнуть. В самом деле, другие поработали, скажем, на поточной линии или у станка, вечером на гулянку или в кино, а я, как проклятый, все зубрю строительное дело. Решился. Пришел к нему с заявлением:

— Вот, уходить от вас хочу, нет уж сил ваши попреки выслушивать.

Он только посмотрел на меня. А знаете, уважаемый, какие у него глаза? Яркие, такого синего цвета. Смотреть в них хочется без конца, словно рассказывают что-то тебе. Как посмотрел он на меня, я сразу:

— Ладно, Петр Иванович, считайте, не давал я вам заявления.

Так работал я на стройке под надзором прораба три месяца. А потом приехала комиссия по разрядам. Председателем главный инженер, я уже о нем рассказывал, Руслан Олегович. Посмотрела комиссия, как я работаю, вечером приказал прораб мне в СУ явиться. Собралось в красном уголке нас человек двадцать, разряды получать. Между прочим, никак не могу понять, почему это такой зал — в нем метров восемьдесят квадратных, не меньше, — почему он «уголком» называется? Вот много у нас такой словесной ерунды. За техникой, технологией — все следят, чтобы она была новой, а вот названия многие устарели… На сцене комиссия во главе с инженером. Он вызывает по одному и вопросы задает. Только плохо товарищи наши дорогие отвечают. Видно, не драили их прорабы.

Вдруг машина зашумела. Подъехала «Волга» к самому окну, боковое стекло наполовину опустилось, и высунулась голова нашего начальника СУ Романа Гавриловича. Он никогда из своей машины не выходил. То ли боялся, что его место начальническое займут, или что другое, не могу сказать.

Поздоровался и спрашивает инженера: что, мол, тут за сборище? Инженер покривился. Видно, не понравилось ему слово это, но вежливо ответил: «Тут комиссия по разрядам работает».

Заинтересовался начальник.

— Это, — говорит, — чтобы денег им больше платить? Понимаю. А что они знают?

Инженер так туманно отвечает:

— Вот спрашиваем.

— Ну-ка, — говорит начальник, — и я кое-что спрошу. — Стекло машины совсем опустил. — Кто там на очереди?

— Сергеев у меня по списку.

— Давай Сергеева! — У начальника лицо напряглось, как у футбольного болельщика. Но из машины не выходит.

Не хочу о Сергееве плохое писать, сейчас он уже прорабом работает, только слабо он отвечал. За ним еще двое, и все режутся на вопросе Романа Гавриловича: сколько часов годен раствор после приготовления? Один говорит — смену, другой — две смены. Они из практики все отвечают.

Смотрит начальник на нас.

— Эх вы, — говорит, — ничего не знаете. Ну вот еще одного спрошу. Если не ответит, не видать вам разрядов как своих ушей, — Посмотрел кругом. — Ну ты, патлатый, ответь.

Я поднялся.

— Сорок минут, — говорю.

— Ты что, сдурел? — закричал начальник. — По-твоему выходит, что мы все бракованным раствором работаем?

— Так точно, — рапортую я, — товарищ начальник. «Технические условия на монтаж», страница пятнадцатая, пятая строка сверху.

Посмотрел я на своего прораба, а он сидит, улыбается. Ну, скажу я вам, долго еще потом с ним работал, а ни разу не видел у него улыбки. Удивился я очень.

А начальник как загремит:

— Дайте мне «Технические условия», сейчас я его на чистую воду выведу. Ему за такой ответ разряда как своих ушей не видать.

Передали ему в машину «Технические условия». Листает, посмотрел.

— Да, — удивляется, — тут так написано. Опечатка, наверное.

— Никак нет, — рапортую я. — В «Памятке монтажника», страница восемь, третья строка сверху, то же самое стоит, — правда, не сорок, а пятьдесят минут.

Тут начальник вышел из машины. Дверцу на всякий случай открытой оставил, подошел ко мне:

— Так что же прикажешь, на стройке работу прекратить? У нас ведь раствор часами лежит.

— Не нужно, — говорю, — Роман Гаврилович, работу прекращать. Все строят таким раствором. Только по правилу — сорок минут… (После Нина Петровна доказала мне, что и фактически прочность раствора теряется.) Или вот, — говорю, — товарищ начальник, ответьте на вопрос: какие трубы требуются для водопровода?

— Это кто из нас на разряд сдает? Ты или я? Мальчишка, я институт закончил!

— На разряд сдаю я, товарищ начальник. Но спорим мы с вами, ответьте, пожалуйста.

— Ну какие? Конечно, водопроводные, трубы из черного металла. Мы всюду так ставим.

Я встал и вежливо говорю:

— «Технические условия», страница сто пятнадцатая, требуют, чтобы в жилых домах для водопровода применялись оцинкованные трубы.

Слово за слово, принялся он меня экзаменовать по всем статьям. А мне это словно семечки лузгать, прораб не такие вопросики задавал. Устал начальник, вспотел и в сердцах говорит:

— Он, проклятый, все назубок вызубрил. — Спрашивает у инженера: — А работает как? Или языком только треплет?

— Отлично работает.

Начальник рукой махнул. Залез в свою машину.

— Поезжай, — говорит водителю. А когда машина начала задний ход давать, закричал: — Пятый разряд ему, не меньше!

Машина загудела и исчезла. Инженерик смотрит на меня, вот-вот прослезится:

— Знаете, Кусачкин, что вы сейчас сделали?

— Ответил на вопросы, Руслан Олегович.

— Нет, Кусачкин, вы за правду постояли!

Пятый разряд на комиссии мне, конечно, не дали. Молод еще был. У нас с пятым разрядом к сорока пяти годам ходят. Четвертый я получил. Все остальные — кто второй, кто третий. Но начальник, как приказ стал подписывать, все равно пятый поставил. Упрямый он у нас. Как что скажет, так тому и быть. После много начальников было у меня в жизни, и вежливых — все по имени-отчеству обращались, и ласковых — те меня только Алешенькой называли, и начальники «душа нараспашку», вроде они тебе родные. Как на стройку придет, так кричит во все горло, где, мол, звеньевой Алешка, я без него, подлеца, жить не могу. Только знаете что рабочий в первую очередь ценит?.. Думаете? А тут думать нечего — три вещи: чтобы начальник справедливым был, дело знал и слово держал. А как он меня назовет — Алексей Васильевич, Алешенька или Алешка, — это особого значения не имеет.