Александр Патреев - Инженеры

Потом, оборвав вдруг, сказала с раздумьем:

— Что-то со мной творится неладное: то плакать хочется, то петь, то смеюсь… Или «весной погода переменчива»?.. Вчера пришла от тебя домой, отец за столом сидит, проверяет тетради, а я забралась в свою комнату и запела под гитару… Потом опомнилась, а отец говорит: «Ну, запел наш скворушка, — значит, весна пришла».

Авдентов знал, что отец любит ее, и спросил о другом близком ей человеке, к которому питал чувство предубеждения:

— А мать?.. все журит и учит, как жить?

— Ты не знаешь ее, — заступилась Мария. — Она очень хороший человек. И если бы ты знал, как она к тебе относится…

— Я к слову только, — не дал досказать Авдентов. — Они уже пожили, у них все по-своему… Родительские чувства… А ты… что прочитала за это время?

Многие вечера были у ней свободны, и зимой она читала много. Но сейчас ее интересовали вовсе не книги.

— Миша… мы когда еще с тобой увидимся?.. В мае?.. позже? Ну, это очень долго!.. Может, мне приехать хотя ненадолго?.. Неудобно?.. Почему?..

— Ну, если надумаешь, то приезжай. В общем, мы спишемся об этом, — обещал он.

Авдентов и сам не мог угадать сроков сдачи диплома, который займет у него не меньше трех месяцев самой упорной, усидчивой работы, а Мария ничем не могла ему помочь.

Ветер кружил и бросал в лицо снегом. Михаил отворачивался. С одной стороны его залепило мокрыми хлопьями, и эту рыхлую корку она посбила голой рукой, чтобы не мочить своих перчаток. В тот миг, когда лицо Михаила было к ней близко, она вскинула ему на шею руки и жадно припала к его губам.

Белое полотно дороги, не освещенное у переезда, уходило в туман, в неизвестность, и только небольшой участок его, у станции, освещен фонарями… Теченье жизни здесь вскипит, когда нагрянет поезд, и почти замрет совершенно, лишь только он покинет станцию. Но теперь поселок казался Марии тихим городком: тут есть заготовительные конторы, склады, небольшое депо, оптовые магазины, вокзал, средняя школа, — и, конечно, везде нашлось бы место Михаилу, — тогда все устроилось бы легко и быстро. А тот большой и непонятный город, с которым связано у ней так много тревог, сомнений и надежд, пугал ее, отталкивал и вновь манил.

Шлагбаумы были подняты; она следом за Михаилом перешла пути. Тропа повела их к вокзалу. Маневровый паровоз, вздыхая и шипя, подполз к товарным вагонам, лязгнул буферами и тут же повел обратно. Под его колесами плавился снег на рельсах, которые начинали блестеть сталью, пока их снова не покрыл белый пух.

У кассы они рядом стояли в очереди и вместе подошли к окну. Мария слышала, как Михаил сказал: «Один билет», — и назвал город…

— Миша, два билета, а не один, — подсказала она шутя.

Теснота в буфете не дала им возможности уединиться. Поезд, несмотря на метель, прибывал по расписанию.

На перроне оказалось людей немного, и были тут все незнакомые, — но и те мешали ей. А время летело стремительно; вот уже осталось всего несколько коротких, как мгновенье, минут, а она будто сейчас только пришла на вокзал и еще не успела переговорить с ним даже о самом важном.

Идя с ним рядом, Мария все норовила держаться с той стороны, откуда падал свет от фонарей, — чтобы лучше видеть его лицо: он возмужал теперь, окреп. Вдвоем легко одолеть любые трудности, да, наверно, и не будет их вовсе: оба они молоды, а жизнь просторна.

— В институт-то готовишься? — спросил он между прочим.

— Ну что ты! Мне сейчас как-то не до этого. Это не уйдет… Я нагоню упущенное потом.

— Когда потом? Время идет ведь.

— Я нарочно гоню его, чтобы скорее шло, — заулыбалась она, прижимаясь к его плечу. Но тут же оглянулась назад…

Прорвав туман, уже катился поезд, неумолимо и равнодушно, как судьба. Марии стало зябко и тревожно.

В последнюю минуту, когда раздался звонок — неожиданный и тревожный, а паровоз окутался облаком пара, Михаил вскочил на подножку. Мария, пока можно было, шла рядом с двигающимся вагоном.

Поезд быстро набирал скорость, а она, махая вслед рукой, все шла и шла. Перед глазами быстро мелькали тусклые квадраты окон. Поезд оборвался вдруг, покатился вдаль тяжелый грохот, становясь с каждой секундой все глуше и глуше, и вот уже единственный красный огонек виднелся в мутных вихрях снега, превращаясь в едва заметную точку. Скоро погас и он…

На опустевшем перроне она осталась одна. Кругом кипела непогода, снегом покрывая шпалы и рельсы, закутывая даль туманом. Туда, в эту мглистую холодную ночь, и уносил, подобно вихрю, скорый поезд родного ей человека, который заслонял собою весь мир…

Мария теплее куталась в пуховый платок, поджимала руки и, отворотившись от встречного ветра, торопливо шла по дороге. Вокруг свистела и выла пурга. Идти становилось все труднее. Перелезая надутые косы, она то и дело оступалась в какие-то ямы, где нога натыкалась на скользкие голыши. Колючий снег больно резал глаза.

Шоссе, обставленное телефонными столбами, уходило от поселка под гору, потом крутым изгибом поворачивало к мосту… Прошло уже с полчаса, а может, и более, но ни моста, ни кустарников все еще не было видно. По временам терялись из виду и столбы; но Мария не испытывала боязни.

Она оглянулась назад, чтобы по огням станционного поселка определить: далеко ли ушла?.. Огни отодвинулись далеко влево; там же через минуту прокричал как-то потерянно и тонко паровозный гудок, а вслед за ним пробили на каланче часы. Ветер относил звуки, и Мария, не сразу услышав их, не сумела сосчитать удары. Но она и так знала, что времени еще немного.

Дорога была пустынна. Снег под ногами стал глубже и проваливался, словно Олейникова шла по насту. Вглядываясь в клокочущую муть по сторонам и ничего не примечая, она старалась вспомнить, откуда начинаются тумбы по краям шоссе: от моста или ближе к поселку?.. И никак не могла припомнить, хотя много раз бывала на станции. Места, какими она шла теперь, были похожи на поле, которое заметно поднималось. И ощутив это ясно, она вдруг поняла, что идет не туда, а влево, к реке. Ей уже чудился невдалеке лес и крутой обрывистый берег реки… Закраины забило снегом, и они теперь подстерегают ее на каждом шагу. Она испугалась.

— Вот это — так жертва! — произнесла она озадаченно, не зная, как быть с собой.

Сказанное Михаилом слово всплыло как-то вдруг, помимо ее воли, и сразу приобрело другое значение, страшное для нее… Ей представлялась уже суматоха в селе, сокрушенные лица соболезнующих, ядовитый шепот деревенских сплетниц и бесконечные вздохи и аханья: «Пошла провожать да и утонула!.. Вот она, неразумная-то любовь наша!..»

Но сознание ее не могло мириться с таким нелепым, глупым концом, а эти сплетни, которых надолго хватило бы в селе и по окрестным деревням, толкнули ее к действию. Она подавила в себе страх, яснее стало в мыслях. Она огляделась вокруг еще раз — пристально и не торопясь. Глаза слезились от снега и ветра. Не лучше ли вернуться на поселок и там, в школе, переночевать у подруги?.. Но и эта мысль показалась ей слабостью, которую хотелось преодолеть.