Михаил Лоскутов - Немного в сторону

…Петя помнит предвечернюю улицу, холод, какое-то особенное выражение озабоченности и тревоги, которое, казалось, было написано на всем: на темном небе, на лицах проходящих людей, даже на фасадах знакомых домов. Но вместе с тем казалось удивительным, что все предметы, издавна известные в этом городе, продолжали находиться на своих местах: стояли афишные будки, булочная, в окнах аптеки лежали стеклянные шары с кислородом; под вывеской оптического магазина покачивались от ветра огромные синие пенсне с надписью: «Оптик К. Берг».

Петя с удовольствием разглядывал спешащих мимо него людей, проезжавшие повозки, нагруженные мешками, ящиками, сундучками, солдат, идущих за повозками. Они кутались в шинели, в английские тужурки, в зеленые и негреющие солдатские одежды.

Один солдат нес под мышкой живого гуся. Гусь тоже не кричал, а смотрел спокойно по сторонам, словно понимал всю многозначительность окружающего.

Все это было очень хорошо. Единственно, что Пете не нравилось, — что он должен идти с подвязанной щекой, как девчонка. И еще — что отец его так спешил и не давал как следует осмотреться.

Теперь уже было ясно, что молнии происходят от пулеметов. Их тарахтение на улице было гораздо отчетливее слышно, чем дома.

На одном углу у забора стояла толпа и читала какое-то объявление. Оно было напечатано на оберточной бумаге и начиналось словами: «Товарищи! Золотопогонники в панике отступают…» Это была прокламация. Толпа молча читала ее, не сердясь и не улыбаясь. Один грыз семечки. Никто не срывал листовку.

Некоторые солдаты сворачивали с дороги и тоже читали листовку и потом спокойно проходили дальше.

Петя с восторгом посмотрел на окружающие его лица. Он давно уже слышал о том, что в городе какие-то люди выпускают листовки и вообще ведут подпольную работу. Это было здорово! Надо только было протиснуться поближе к листовке и прочитать ее всю, от начала до конца.

Но отец поймал его за рукав и вытащил из толпы в сторону.

— Нечего, — сказал он, опасливо косясь по сторонам. — Это тебя не касается.

Вприпрыжку шагая рядом с отцом, Петя думал об этих загадочных и таких необыкновенных людях, которые сейчас печатали листовки, мазали их клейстером, вывешивали на заборах. Кто они?

— Папа, кто делает эти листовки? — спросил он.

— Глупости, — пробурчал отец, поднимая воротник пальто. — Их делают те, которые не желают закончить свое образование.

И они еще быстрее зашагали вперед.

Возле базара дорогу им преградила толпа. Движение здесь было гуще. Несколько потоков людей и повозок сливались тут; восклицали что-то люди, ржали лошади, щелкали кнуты; где-то играла шарманка.

В стороне на рундуках несколько торговок торговали лепешками, салом, яблоками, закрывая их тряпками от мокрого снега. Какие-то солдаты продавали с рук сапоги.

Где-то уже зажигались огни. Толпа двигалась. Никто не обращал внимания на гимназиста с подвязанной щекой и его отца, пробирающихся сквозь толпу, спешащих к директору гимназии Штраубе…

На самом углу стоял шарманщик. Это был просто обыкновенный парень в ватном пиджаке и с широкой физиономией. На шарманке сидел попугай, всклокоченный и хмурый, похожий на Петиного отца.

Отец остановился и сердито посмотрел на попугая. Он ему не понравился.

— Играют тут, — буркнул он.

Парень крутил ручку и подмигивал, весело улыбался и кричал проходившим мимо солдатам:

— Вот оракул счастья, полное предсказание судьбы в прошлом и будущем!.. Служивые! Кому дальняя дорога, кому родной дом, кому краля дорогая…..

Солдаты, заинтересованные попугаем и судьбой своей, подходили к шарманщику; одни, послушав, проходили дальше, другие вынимали керенки и протягивали шарманщику.

— Кто желает испытать краткое объяснение судьбы, получает разъяснение на месте, — говорил парень, — которые хотят получить полный пакет, раскроют его дома, по правилам оракула, по прошествии рассвета, натощак.

В зависимости от желания он говорил попугаю разные слова, и тот выдергивал белые или зеленые пакетики. И солдаты, интересующиеся полной судьбой своей — прошлой и будущей, бережно засовывали белые пакетики за пазуху солдатских шинелей и в котомки, чтобы раскрыть их на свой солдатский натощак, на солдатском своем рассвете. Другие разрывали пакетики тут же, смеясь и взмахивая руками; иным прочитывал сам парень пакетики — про дальнюю дорогу, про скорое свидание и перемену в скорой будущей жизни…

В это время сквозь толпу протискался верхом на коне казачий урядник, или вахмистр, или еще кто, только с нагайкой и в папахе, и сердито осмотрел шарманщика.

— Дай-ка! — сказал он, протягивая руку с нагайкой, висящей на запястье. — Чего у тебя тут?

Парень сказал попугаю слово, и тот выдернул пакетик. Но только Петя заметил, что пакетик он вытащил не тот, который нужен был по слову, — вместо зеленого белый: ошибся, должно быть.

Парень тоже заметил, что пакетик вместо зеленого белый, и испугался.

— Стойте! — крикнул он. — Не тот, ваше благородие!

— Ничего, — сказал вахмистр или урядник и стал вертеть пакет в руках. Видимо, он не был силен в грамоте.

— Ну-ка ты, очкастый! Прочитай-ка мне, чего тут описано… Только все как есть! — вдруг крикнул он и показал рукой с нагайкой прямо на Петиного отца.

Папа хотел было отступить в толпу задом, но незаметно не вышло, теперь уже все смотрели на него. Он взял пакет.

Сняв очки и опять надев их, он разорвал конверт и вынул листочек. Петя заглянул в листок через папину руку и прочел первые строчки.

«Товарищи солдаты, находящие в белых рядах! — было написано там. — Вы — трудящие люди, которых обманом заставили проливать кровь ваших братьев…»

Дрожащими руками отец поднял листовку к самому носу и кашлянул. Петя взглянул на парня: тот был бледный, больше не улыбался, и казалось, будто даже лицо его стало у́же. Не отрывая глаз, смотрел он на Петиного отца. Петя схватил папу за руку.

Папа опять снял очки и протер их. Он сердито посмотрел на Петю, вырвал руку и отвернулся. Он знал, что Петя его сейчас презирает, и Петя знал это. А папа все кашлял и не читал.

— Ну, давай читай! — крикнул урядник и еще кто-то в толпе.

Наконец папа вздел очки и поднес к ним бумагу.

— Здесь написано… — сказал он. — Да, собственно говоря, здесь написано вот что: «Вам предстоит дальняя дорога и… как это… да… и большой интерес… Большой интерес по случаю получения письма с большим интересом. Но все окончится благополучно… благополучно, и вы встретите этот самый родной дом. Вскорости родной дом… да…» Вот и все.

Он посмотрел на урядника и протянул ему бумагу. Тот тоже молча поглядел на отца, прямо в глаза, потом хлестнул плеткой по бумаге и, повернув коня, поскакал прочь. Бумага упала в жидкую грязь, покрытую мокрым снегом.