Михаил Лоскутов - Немного в сторону

Одну из них купил барон Кнопп, тот самый, который прятал скрипки в дорогих чехлах, подальше от света.

Другую приобрел Пауль Кеттнер, тоже коллекционер, владелец многих старинных скрипок…

Это походило на иронию судьбы. Мастер сделал еще три скрипки. На этот раз они пошли в более подходящие руки: одна к Яну Кубелику, другая — к директору Эрфуртской консерватории Розенмейеру. Иоахим попросил себе третью скрипку Добрянского, но она была продана еще в Одессе. Нужны были новые скрипки. Директор консерватории оставлял для работы в Берлине, Розенмейер приглашал к себе в Эрфурт, шевельнулась и российская столица: Петербургский музыкальный музей вызвал для приведения в порядок своих сокровищ. Сокровища здесь были разорены и скрипели, как старые тарантасы. Это была свалка роскоши, нечто в роде спальни восточного деспота, — здесь было все на широкую ногу: когда придворный оркестр выступал перед царем — он должен был играть не иначе, как на музейных инструментах, для пущей роскоши.

Добрянский не захотел остаться в этой столице. Захватив с собой, для приведения в порядок, несколько инструментов, в том числе скрипку, на которой играл некогда Глинка, он уехал в Берлин и оттуда в Одессу.

Он испытывал непривычное состояние: у него завелись деньги. Он теперь мог закупить инструменты, делать новые скрипки, продолжать исследования. Словно на крыльях, он ехал к себе, в свой родной город, глядящий на море, в широкий мир. Это было в 1905 году.

…Удивительное совпадение; он вернулся в Одессу в тот самый день, когда горел Одесский порт и с рейда смотрели на город орудия восставшего «Потемкина». Это была музыка совершенно особого рода; гром орудийных выстрелов взволновал весь мир призраком общественных потрясений. Здесь дело не в скрипках.

Но по улицам, озаренным заревом, бродил в те дни и незаметный скрипичный мастер. Он был взволнован, наполнен многими мыслями, о которых трудно говорить, но смутным чутьем мастер угадывал, что во всеобновляющем этом зареве, в призраке бурь, очищающих мир от всей и всякой скверны, есть место и маленькому предмету — скрипке. А мир, который ее закрепостил и проституировал, мастер знал уже достаточно хорошо.

Под грохот выстрелов он принялся за изготовление первой новой скрипки. Он назвал ее — «Скрипка-революционерка».

Варшава, Берлин, Мюнхен, Эрфурт, Лейпциг, Дрезден, Кассель, Варбург, Кельн, Вена, Брюссель, Лондон…

Ян Кубелик, Вилли Бурмейстер, Иоахим, Ауэр.

Директор Берлинской консерватории Крайц.

Директор Берлинской филармонии Голлендер.

Профессор Берлинской консерватории Крайц.

Директор Варшавской консерватории Барцевич.

Директор Эрфуртской консерватории Розенмейер.

Директор консерватории в Зондергаузене Корбах.

Директор консерватории в Бюккенбурге Рихард Заала.

Директор Варшавской филармонии Млынарский.

Придворный солист Вилли Никинг.

Профессор Мюнхенской консерватории Краузе.

Целая плеяда известных скрипачей-виртуозов и авторитетных музыкальных деятелей Европы — этот список я привожу для вдумчивого читателя: пусть положит его на весы объективности, на одну чашу весов — их отзывы о работе Добрянского, на другую — сомнения и слова недоброжелательства. Пусть скажут мне: можно ли не задуматься над причинами взлета одесского мастера и кривой его трудной жизни и борьбы? Имеется множество этих и других аттестатов, изложенных словами похвалы и восторга; не достаточно ли оснований думать об этих работах как о чем-то не совсем обычном?..

Одесский мастер больше не скитался по городам Европы для усовершенствования инструмента. Он привез в Европу свои собственные скрипки.

Одиннадцатого февраля 1907 года дирекция Берлинской консерватории и дирекция королевских оперных театров устраивают в оперном театре в присутствии всего музыкального Берлина экспертизу четырех скрипок типа Добрянского. В экспертизе участвуют генеральная дирекция, Иоахим и оба знаменитых Штрауса, почетные дирижеры берлинских оперных театров. Жюри выдает Добрянскому блестящий диплом, в котором «охотно удостоверяется, что им построенная скрипка, после ряда испытаний, должна быть отмечена как выдающийся успех в области скрипичного производства».

Нужны были эти скрипки. Беда только, что их не было. Через два дня после экспертизы четырех скрипок две из них купили два богатых любителя и одну — Мендельсон, «берлинский Ротшильд», владелец многих инструментов. Он, как полагается, спрятал новую скрипку в своих хранилищах. Четвертая же скрипка нужна была для дальнейшей работы.

Одесский мастер мечтал, чтобы его скрипку слышала Европа. Но ее не было опять видно, а на руках у мастера были только дипломы.

Скрипок нет, скрипок нет! А просят директор Берлинской консерватории Иоахим, придворный скрипач Рихард Заала, придворный солист Вилли Никинг, скрипач Корбах…

Скрипку, как сказано уже, строят. Для этого необходимо прежде всего много времени. Затем — дорогие и трудно достающиеся материалы. Кроме того, мастеру необходимо кушать… К десятым годам этого столетия музыкальный мир Европы уже знает одесского мастера. Это имя на букву «Д» даже входит в уважаемые колонки энциклопедий: Большая энциклопедия Южакова сообщает о Добрянском — знаменитом обновителе инструментов. Тридцатитомная энциклопедия Мейера в Лейпциге называет его «гениальным реформатором скрипок»…

В это время «гениальный реформатор» бродит по одесским базарам и роется в старой мебели. Пыльные диваны, старинные кресла, части комодов, куски вещей — настоящие руины привлекают его взор; прохожие вполне могут считать его чудаком, покупателем со странностями. Впрочем, этим занимаются все мастера мира; драгоценные куски дерева нужной старины и должных качеств они вынюхивают в им одним лишь известных местах.

— Мы, как шакалы, роемся на свалках и катакомбах, — ворчит мастер. — Жалкое зрелище: и так делают скрипку!

Дело в том, что годно лишь дерево, высушенное временем и ничем иным. Известный Вильом пробовал сушить дерево искусственно и этим лишь повредил многим своим скрипкам «2-го периода Вильома». Великие законы высыхания дерева! Добрянский мечтает о том времени, когда эти законы можно будет изучать. Нужно открыть кладовые мира, в которых хранится много «итальянцев», их дерево под влиянием озона разрушается, «итальянцев» уже сейчас нельзя строгать, и, по мнению Добрянского, всем им осталось жить не больше пятидесяти — шестидесяти лет. Неужели дерево Страдивариев так и не будет никогда исследовано учеными?..

С этими мыслями мастер заперся в своей каморке. Этот странный мастер, который делал скрипки, мечтал о разрушении их, бродил по барахолкам, ненавидел Россию, любил Германию и жил в Одессе.