Михаил Лоскутов - Немного в сторону

…Иногда от гибели спасал лишь случай. В годы страшной войны, когда народы в последнем истощении сил продолжали многолетнюю схватку и по улицам Одессы стучали сапоги немецких интервентов, в мире давно забыли о скрипичном мастере Добрянском. Он сидел в лачуге, закутанный в одеяло, прислушиваясь к вою ветра на пустынных улицах… В это время открылась дверь, и вошел австрийский офицер.

— Герр Добрянский? Зеер гут! Гауптман Жабет! — сказал он и протянул мастеру письмо. Это была смятая детская записка:

«Дорогой папа! Я кончила музыкальную школу и скоро поступаю в консерваторию. Моя трехчетвертичная скрипка уже для меня мала, и нужна новая, хорошая скрипка… Говорят, Добрянский в России, чуть ли не в Одессе, разыщи его…»

Вслед за этим в дверях появился ящик с кульками, винными бутылками, сахаром, спиртом и керосином.

— Я слыхал о вас… О!.. Простите, судя по вашему помещению, вам живется не так хорошо… О, я давно слыхал. Я получаю «Мюзик-Вохе», я читал… Ваш портрет…

Вскоре после этого появился немец со скрипкой, и еще немец со скрипкой, и еще две скрипки, полученные из Кельна. Все это хорошо — и ящик с бутылками и сахаром… Но почему плакал старый мастер над скомканной детской запиской? Как удивительно это, когда война, царство грубой силы и холод, и вот оказывается, где-то маленький друг, растут цветы, юный человек поступает в консерваторию.

Да, есть лучшие и светлые минуты в жизни мастера — эти незримые памятки друзей. Они многочисленны, так же как и скрипки, прошедшие через эти руки в широкий мир. Они чувствуются даже в этот поздний час, когда в окна глядит полночь.

Он не может даже вспомнить всех этих многочисленных друзей.

Он сделал скрипку какому-то милиционеру для его дочки. Растроганный, тот починил ему двери в «мансарде».

Он усовершенствовал скрипки студентам, школьникам.

Он усовершенствовал скрипку нищему Николаю Борисовичу по прозвищу Лепертувар. Это был известный нищий-скрипач в Одессе. Добрянскому стало жалко старика, что у него такой дрянной инструмент и что он так мало зарабатывает. Он поставил ему скрипку так, что вся Одесса удивлялась.

Очень много его скрипок гуляет в мире. Иногда некоторые из них возвращаются странным образом…

В Одесской таможне была задержана как контрабанда скрипка, привезенная из Америки. Были приглашены эксперты из Укрфилармонии. Они заявили, что точно определить, что это за скрипка, не могут, но, судя по виду и по звуку, это дорогой инструмент и может стоить тысяч тридцать долларов. Тогда позвали старого мастера Добрянского. Тот открыл роскошный футляр, взглянул на скрипку и увидел, что лак и способ наложения лака его. Он вынул из своего потертого пиджака зеркальце и сунул в «эфовое» отверстие: на внутренней стороне деки все увидели фамилию Добрянского и его формулу.

— Эта скрипка вышла из моих рук. Она стоила двадцать марок. Простенькая немецкая скрипка…

В это время дельцы из этой же филармонии, эксперты, скрипичные мастера, маклеры и барышники плели вокруг имени старика обычную паутину лжи. У старика, создателя тысячедолларовой скрипки, был голод, чердак, на чердаке сидел болезненный, бледный сын Толя.

— Ты самый богатый человек, — говорил ему старик. — Ты — владелец одной из лучших существующих скрипок.

Эта скрипка — «Шутка». Она сделана Добрянским; на нижней деке изображена Пьеретта, показывающая нос, и внутри надпись — «Посвящается моим врагам». Эта скрипка премирована и не однажды апробирована, голос скрипки сам отвечает клеветникам за мастера, и этот голос известен даже в Чили; директор консерватории Сантьяго присылал посредников, просил продать «Шутку», и посредники называли сумму в тысячи долларов…

— Эта скрипка не продается, — сказал мастер.

…Она и сейчас лежит в мастерской среди необычайных предметов и инструментов, искрясь своими боками под лучом лампы. «Шутка».

«Шутка, трогательная, как вся жизнь… Полночь. Я смотрю на согбенного старика, наклонившегося над инструментами, и проклятые сопоставления наполняют голову, старинные образы, роковые и навязчивые, как зубная боль, как давно читанная книга; давным-давно видены уже согбенная эта спина старика, и чердак, и скрипичная полночь…

Старик, представь, ты опять молод, сорок лет работы вернулись назад, тебе предлагают выбирать свой путь: знаешь ли, как тяжел он, путь гения и новатора? Открывать новое — в географии, в скрипке, в медицине — все равно — не так легко и просто. Тебя не будут признавать. Над твоими делами будут смеяться. Все твои доводы, как они ни просты и логичны, будут отбрасываться просто потому, что существуют другие, общепринятые пути. Наконец ты добьешься осуществления своих идей, но тогда их будут отвергать просто пожатием плеч и усмешкой, и это окажется сильнее и тысяч свидетельств и патентов. Наконец против них будет пущена сплетня, клевета. Больше того — твои дела и твои идеи будут возвращаться к тебе как чужие».

Все это видел мастер — и сплетню, и усмешки. И много раз скрипки его покупали признанные мастера и, содрав с них этикетки, продавали как свои…

«Наконец тебя посетят голод, болезни, трагедии у порога славы»…

Было и это: необыкновенные усмешки судьбы и нищета, нервные потрясения, скитания по свету; только единственные глаза жены и друга были свидетелями всего; с молчаливым ужасом они следили за тем, как за тяжелый крест новаторства отдается все, что составляет обычную жизнь человека…

«Но этого всего еще мало; тебе придется лишиться последнего, самого дорогого в этой жизни человека — друга»…

Пришло и это; здесь мы ставим точку на интимном.

Но жизнь подошла наконец к деревянной лестнице «дворца» скрипичного мастера. Она подошла в виде председателя Одесского горсовета товарища Сорокина.

Увы, бури потрепали и эту знаменитую «клавиатуру»; три порожка были подвязаны проволокой и едва держались. По висячей лестнице Сорокин поднялся в мансарду. Председатель горсовета уже слышал, что тут живет один из замечательнейших граждан его города. «Помещение плохое. Электричество надо провести; горит какая-то коптилка», — подумал он.

— Скажите, чего вам не хватает? Чего вы потребуете? — спросил он у мастера.

Смущенный мастер покраснел и окинул взглядом свое помещение.

— Что же, как будто все есть… Вот я бы попросил вас, если можно, достать мне керосину. Коптилка маленькая, ей много, право, не нужно.

«Действительно Диоген, — удивился председатель. — Он даже не просит об электричестве!»

Мастер же был занят более важными делами. Дел было много. Нужно было изобретать скрипку для граммофона — специальную, чтобы хорошо звучала на пластинке. Везде теперь играет также радио, но вот самые хорошие тембры скрипки не попадают в микрофон… Он сконструировал соответствующее приспособление. А скрипки — сколько молодежи стало играть на скрипках. Но жалко — скрипчонки все плохонькие. Старик засел за осуществление старой мечты — «пакета первой помощи», как назвал он. В пакет будет входить приспособление, резко повышающее качество звучания. Оно будет годно на несколько раз игры, но очень дешево и продаваться будет чуть ли не в любой аптеке…