Михаил Лоскутов - Немного в сторону

Когда-то давно среди лесов западных наших окраин жил у одного лесника внук. С дедом он «лесовничал» и охотился. Здесь и зверей полюбил, как и вообще всякую природу. Да только никогда бы не мог сказать, что станет когда-нибудь укротителем.

Подрос — уехал в город, учился в университете, в родной Торопец приезжал только поохотиться, по лесам побродить. А потом фронт, борьба с бандитами, с кулаками в тех же лесах. Стал Гладильщиков красным командиром.

Однажды в городе Торопце, на уездной сельскохозяйственной выставке, народ собрался вокруг необыкновенного экспоната: старый мельник привез живого медведя и посадил его на цепь, а сам пошел стопку выпить.

То ли обиделся медведь, что его мельник не пригласил, то ли народ его раздразнил, только рванул он цепь, и цепь лопнула. Народ — врассыпную. А один какой-то мальчуган зазевался. Медведь на него. Повалил мальчика. Тот закричал, но помощи ждать было неоткуда.

Вдруг из толпы выскочил человек в красноармейской шинели, бросился на медведя, и начали они бороться.

Медведь был силен, но человек оказался еще сильнее. Это был Гладильщиков. Он привязал медведя опять к столбу. А тут и мельник подоспел. Видит, что наделал его экспонат, стал просить, чтобы убили его медведя или взяли от него куда-нибудь.

— Не надо убивать. Лучше продай мне его, — сказал Гладильщиков. — Зверь чудесный. Из него толк выйдет.

Купил он медведя, потом демобилизовался из Красной Армии и думает: «Что же мне теперь делать с медведем?» И решил ездить по деревням, показывать французскую борьбу с медведем, рассказывать о значении физической культуры.

Так и поступил. Ездил на санях с медведем по городам и селам, боролся с ним и читал лекции. Время тогда страна переживала напряженное: людям не хватало еды, а не то что медведям. И частенько Мишук питался вместо мяса жмыхами. А однажды, в буран, Николай Павлович пошел дорогу поискать, а медведь навалился на лошадь. Та бросилась скакать, а медведь вцепился ей в спину, так до жилья и доскакал верхом. Тут насилу его угомонили.

Известно, что медведь есть медведь и образовать его очень трудно. Даже труднее, чем бороться с ним. Но Гладильщиков кропотливо продолжал обучать Мишука.

Выучил он медведя и решил в столице попробовать свои силы. Очень волновался на пробном спектакле в «Аквариуме» Гладильщиков, а медведь — еще больше: свет и музыка его раздражали. Но прошел спектакль хорошо, и с Гладильщиковым подписали первый контракт.

Потом четвероногий артист стал работать не только на сцене: его пригласили в кино. Есть картина «Медвежья свадьба». Там медведь в лесу нападает на женщину и тащит ее. Это Мишук Николая Павловича.. Научил Гладильщиков медведя как следует, и тот все выполнил на «отлично», даже по снегу женщину катил бережно, точно ком снега.

Но с другой картиной вышло хуже. Снимали «Северную любовь». На время инсценировки охоты было приказано не стрелять, а кто-то выстрелил. Медведь разъярился, повалил Гладильщикова и стал его рвать. А все остальные разбежались. Тогда Николай Павлович ухватил зверя за язык рукой и не выпускает. Выдержка и находчивость спасли его.

Стена, увешанная афишами прежних представлений, парадные фотографии, запылившийся реквизит в углу, пожелтевшие вырезки из газет — в комнате. Внизу запах конюшни, вечная возня зверей, рычанье…

Между двумя рядами клеток идет человек в высоких сапогах. Он подходит к старому льву и протягивает ему палец, покрикивает на медведя. Тут все его старые знакомые и приятели. Но с этими приятелями не шути: человек обернулся спиной ко льву, а тот уже протягивает через решетку лапу. Укротитель настороже, он оборачивается и грозит льву пальцем…

Однажды при перевозке лев Гладильщикова поранил мальчика, который подошел слишком близко к вагону с клеткой. Другой раз лев Таймур прыгал через огненный обруч, и на нем загорелась шерсть. Звери разъярились. Лев убил дога и напал на медведя. Другой лев набросился на Гладильщикова и начал его рвать. Весь в крови, укротитель загнал все-таки зверей в их клетки.

Можно было бы много рассказать еще происшествий.

Но гораздо труднее рассказать о тех днях, в которых нет происшествий. Это ежедневная, очень трудная и самая важная работа укротителя со зверями.

День укротителя начинается на арене с рассвета и кончается в конюшне ночью. Ежедневные репетиции и кропотливая работа со зверями — это путь к звериному сердцу, к взаимному пониманию.

Особенно труден этот путь был вначале, когда укротитель задумал неслыханное дело — выпускать на арену вместе разных зверей: медведей бурых и белых, собак, львов, змею и крокодила.

Ученых зверей на свете не так уж много. Те, которые находятся в зоопарке, ни прыгать в обруч, ни на бочках кататься не могут. А попробуй им мясо из своего рта дать — они с головой откусят.

И вот, когда выступает Н. П. Гладильщиков на арене и дает кусок мяса льву из своего рта, нужно представить, сколько труда и терпения потрачено на это.

И теперь, когда я смотрю на представление укротителя Гладильщикова, я иначе вспоминаю того дядю в цирке, что насчет «пыли в глаза» говорил. Я знаю, что Гладильщиков не «форсит» и нет здесь револьверов-хлопушек, как у иных укротителей. Это настоящее мужество и работа, опыт и самообладание.

Первый раз я увидел пробку на корабле, идущем по Черному морю в Одессу. До того слово «пробка» для меня существовало лишь в обыкновенном, бутылочном смысле. Так, многие предметы, знакомые с детства, на которые обычно не обращаешь никакого внимания, вдруг начинаешь видеть второй раз, по-новому.

— Пробка, дети, растет в Испании и в Алжире, потому что она требует жаркого климата, — говорил школьный учитель географии, но никто ему не верил, ибо такая обычная и домашняя вещь, как пробка, не могла расти в Испании.

Теперь я в этом убедился собственными глазами. На тюках пробки, сложенной на палубе, были наклеены аккуратные иностранные марки, ясно говорившие, что пробка плывет в Одессу из Испании.

Но она имела совершенно необычный вид. Конечно, я никогда не думал, что она растет на деревьях в виде готовых пивных и аптекарских пробок, но какое-то представление вроде этого было.

Теперь она лежала в виде настоящей коры пробкового дуба, увязанной железными обручами в тюки. Этих тюков было так много, что они возвышались горами, закрывая собою трубы, капитанский мостик, капитана и его помощника. Я никогда не видел столько груза на одном корабле.

— Это не опасно? — спросил я знакомого пассажира-моряка. — Столько груза?