Андрей Меркулов - Крылья земли

Самолет шел уже над лесотундрой. Это был однообразный, сливающийся в красках ландшафт. Бесконечная равнина серозеленого цвета, с отдельно стоящими друг от друга невысокими кедрами, с островками тонких, прямых, как стрелки, берез и невысоким кустарником; иногда, как фасолевое зерно, виднелась овальная песчаная плешь, неизвестно откуда взявшаяся здесь. Все это было изрезано бесчисленной сетью мелких рек, ветвившихся по равнине, как жилы, покрыто свинцовой сыпью мелких озер — каждое не больше лужи… Они не облегчали, а только затрудняли своей бесчисленностью ориентировку. Страшно было заблудиться на такой равнине, бесконечно идущей на сотни километров, одинаково однообразной на все четыре стороны света… На фоне лесотундры даже с высоты в пятьдесят метров, на которой шел самолет, очень трудно заметить человека. Человек видит самолет и машет ему с земли, а с самолета его невидно — то ли кедр заслонил, то ли все сливается у летчиков в глазах при взгляде на эту страну тусклых серозеленых, желтых и синих красок. У заблудившихся уже не осталось спичек, они не могли даже зажечь костер, чтобы дымом привлечь внимание. Поэтому все, кто был в самолете, пристально вглядывались в равнину.

Прошло полчаса, они были в том районе, где надо искать, но за все время не встретили признака жизни. Только один раз внизу вдруг показалась серая цепочка, движущаяся по земле, — это был ненец на оленьей упряжке. Ненцы каким-то сверхъестественным чутьем угадывают дорогу в тундре. Пять оленей были запряжены цугом в одни нарты, — здесь и зимой и летом ездят на полозьях; шестой олень лежал, отдыхая, на нартах, позади ненца. Когда один из упряжки устанет, его, в свою очередь, положат отдыхать на нарты. Ненец тоже заметил самолет и, подняв голову, долго провожал его взглядом.

— К стаду, наверное, едет, — сказал Буров. — У них здесь большие стада колхозные пасутся в тундре.

Наконец на одной из рек они заметили темное пятно.

— Это Орлов, — уверенно сказал Суботин. — Теперь все будет в порядке.

Маленький гидроплан, который звали «шаврушкой», сидел на реке. Летчик встал на крыло и махал большой веткой, показывая в одну и ту же сторону.

— Засеките направление, Владимир Николаевич. Сейчас мы их найдем. Орлов подождет, он еще не долго тут сидит. Я так и знал, что он их нашел, но не смог дальше лететь на своей калоше. Орлов старый летчик, он тут работает вдвое больше меня.

— Это вовсе не калоша, а очень честный самолет, — сказал обиженно Буров. — Калоша это ваш Селиванов, который неделю не может прислать запасных частей.

— Как же, будет он вам спешить посылать части, — ответил ему Костя Строев. — Вы же чужие. Не из нашей организации. У него всегда одни сынки, а другие пасынки.

Вскоре они заметили на равнине движение — это были люди, два человека махали куртками, надетыми на длинные сучья.

— Почему их двое? — спросил Корнев.

— Третий уже не может стоять, болен, — ответил Буров. — С ними была женщина.

Суботин искал площадку. Он ничего не смог найти, кроме песчаной косы около реки, километрах в семи от найденных; коса была неровной ширины, от двадцати до тридцати метров, и длиной метров в триста; и на нее очень трудно было посадить большую машину, но Суботин сумел это сделать. И Корнев, который до сих пор не имел возможности судить о нем как о летчике, потому что еще не видел его в трудном положении, оценил его опытность.

Семь километров, как им казалось сначала, растянулись на десять. Оставив у самолета Костю Строева, они пошли навстречу путникам.

— Я останусь стеречь машину, я ведь все-таки хозяин техники, — сказал бортмеханик, когда они вышли из самолета на песчаную косу.

— Мед он стеречь остается, а не технику, — неожиданно заявил молчаливый Хохлов.

В самолете среди груза была бочка меду.

— И мед стеречь надо. А вдруг медведь придет?

— Смотри только, чтобы медведь еще спирт не выпил. А то, как известно, медведи пьют и медом закусывают, — сказал Корнев.

Они пошли вчетвером через равнину в направлении, где были замечены люди. Надо было оказать им первую помощь, помочь нести больного. Итти через равнину было трудно; почва только сверху казалась ровной, на самом деле она была вся в кочках, во многих местах заболочена. Повсюду валялся бурелом, полусгнившие сучья; обломанные корни каких-то растений торчали из земли, пробившись сквозь мерзлоту. Каждое лето природа упорно вытягивала из земли мелколесье, низкие кусты и травы, каждую зиму их ломало пургой и заносило глубоким снегом. Проходя по лесотундре, человек быстро выбивается из сил, самая новая обувь начинает разваливаться от сырости и обломанных сучьев, рвущих подметки и кожу. Корнев подумал о том, как шли по этой почве несколько дней заблудившиеся люди, шли со снаряжением, сложенной резиновой лодкой и походной рацией.

— Как же все это случилось? — спросил он у Бурова.

— Мы их высадили на своем самолете в начале недели, на три дня. Они закончили съемку и ждали, что Орлов прилетит за ними. В это время на одном цилиндре лопнул колпачок от свечи; пустое дело, нам всего-то нужно новый комплект свечей к мотору «М-11»… Наша машина еще работает хорошо, Орлов опытный летчик, хороший хозяин. Он никогда не станет просить заменить машину раньше времени. Центр у нас в Москве, и мы запросили оттуда запасные части; но зачем ждать, если рядом есть транспортный отряд? Когда до Селиванова командиром был Завьялов, мы давали друг другу взаймы по пятьдесят тонн бензина. Жили как соседи, без бюрократии. А у этого один ответ: вы не из нашей организации. Свечи — такой пустяк, что даже он не смог отказать, но, как видите, не торопится… Неделю ждем… Тем временем из партии сообщили по рации, что девушка заболела, ждать больше не могут. Пошли пешком и заблудились. Тогда Орлов замотал колпачок от свечи медной проволокой и вчера вылетел сам. Но на соплях далеко не улетишь…

Буров работал на Крайнем Севере больше десяти лет и любил этот край так, как будто бы здесь родился.

— Посмотрите, — говорил он Корневу, — посмотрите кругом. Однообразная равнина. Тысячи лет стоит недвижимо эта земля, с которой даже подробная карта еще не снята. Но это только кажется. Десять лет я наблюдаю историю Севера, и она всегда одинакова: в прошлом году над этой равниной пролетел самолет — начала работать аэрофотосъемка. На следующий год приходим мы, геодезисты, и земля ложится на карту. За нами придут геологи. Потом самолеты выбросят где-нибудь, может быть вот у этого одинокого кедра, сразу сотни людей и ящики, в которых есть все, что нужно для жилья; а через два месяца здесь уже будет поселок из сборных домов… Те, кто его строил, дадут ему имя. Он начнет расти, на картах будут менять обозначающие его кружки по мере того, как он станет переходить из поселка в город, из районного подчинения в областное и так далее…