Андрей Меркулов - Крылья земли

— Не брать девочек, — сказал Куркин, — вот они все у меня. Так я и знал. Да еще подмигивает, сволочь, кривым глазом… — Ему все время не везло.

— Из моржового клыка, — продолжал минут через пятнадцать мрачный штурман, — делают гребенки и пуговицы. Художественная работа.

— Мне захваливать козырей, козыри пики. Держитесь теперь, братцы! Семь взяток у меня будет, — сказал «доктор» и даже открыл карты, настолько дело у него было ясное. Ему все время везло, а Куркину, наоборот, не везло. Мы играли без денег, и Куркин стал удваивать ставки после каждого кона, как только проиграет. С этим все игроки согласились. Остальным-то всем везло, проигрывал один Куркин, да и Куркин ничем не рисковал, потому что мы играли без денег… Сначала он удваивал, потом стал увеличивать даже сразу в десять раз, но тогда еще никто из нас не знал, что из этой игры может выйти в конце концов.

Вошел парень в мокром плаще и сказал, что погода будет не скоро.

— Моржовый клык, — сказал тогда мрачный штурман, — бывает величиной до двух метров, и его вырубают топором.

— Врешь, — сказал ему Моркваши, — полтора метра самое большее. Я тоже видел.

Военный летчик кончил строгать свою палку и взял другую.

Говорить нам всем действительно было не о чем: все мы виделись часто, а кроме того, три часа уже просидели в доме, пока не перешли в барак, потому что в доме было тесно и здорово накурили. Там мы еще разговаривали, а в бараке уже перестали. Все новости были обсуждены, и к тому же по окнам тек этот проклятый дождь и стучал по крыше. Вроде три дня срок и не очень большой, а попробуйте просидеть их без дела под дождем, да еще когда у вас самое срочное дело, когда то, что вы везете, специально было отправлено из-за срочности самолетом, а самолет лететь не может, и теперь люди из-за этого где-то волнуются. А ты тут, хоть тресни, сиди и смотри в потолок. Из нас еще кто-то, когда только первые полдня прошли, сказал, что если весь день так придется сидеть, — обалдеешь. День! А мы три дня сидели.

— Кон окончен, давайте удвоим ставку, — сказал Куркин. Он проиграл уже тридцать тысяч. Нам всем было очень интересно, сколько времени человеку может не везти и сколько он может увеличивать ставку. А времени у нас было вагон. Кроме того, у нас было четыре ящика пива, и мы начали пить пиво, заедая с перочинного ножа шпротами из общей консервной банки. Дождь все шел. Вошел парень в мокром плаще и сказал, что погода будет не скоро.

— Играем короля. Ну, так я и знал. Как раз с первого хода зашли с червей и туза никто не дал, а король у меня, и он бланковый. Запиши мне сразу шестнадцать. Всего у меня записано уже семьдесят пять, — сказал Куркин. — Как бы я уже не отыгрался, все равно пятьдесят у меня останется. В деньгах это было бы по последней моей ставке четыреста двадцать тысяч… — Он выпил пива и заел копченой сардинкой из банки.

— Подвинь-ка банку, чтобы на карты не капать, — сказал «доктор» с санитарного самолета и тоже выпил пива и закусил с ножа.

— Моржовый клык — это музейная редкость. Я их вез однажды полный самолет из одной экспедиции, — продолжал штурман.

Стало темнеть, и мы зажгли фонарь.

— Из него можно делать все, из твоего клыка этого самого, даже лыжи для самолета. Это нам уже ясно. Только самолет будет дорого стоить, — сказал Моркваши, поддерживая разговор со штурманом. Больше никто не отозвался, потому что тема была узкой, и все знали без штурмана, что это за предмет моржовый клык и что из него делают.

— Черви козыри, у меня туз, король и дама. И кроме того, я беру еще две на простых тузах, — сказал «доктор».

— На сегодня игру можно кончать. Я просадил ровным счетом миллион. Пока с меня хватит, — безразличным голосом сообщил Куркин. После этого мы погасили свет и легли спать. Ночью шел дождь, и казалось, что какие-то жесткие жуки без конца шевелятся на крыше. Чивилихин выспался днем и всю ночь возился на нарах, слушая этих жуков и мешая нам спать. Утром вошел парень в мокром плаще и сказал, что погода будет не скоро.

Утром принесли нам еду в бачке, мы поели и сели опять за карты. Немного легче было на душе, когда утром ходили посмотреть на самолеты, — так просто, для бодрости духа, — но вид был вокруг тоскливый, кругом только степь под дождем, и все мы промокли. Поэтому мы достали из ящика еще пива и продолжали играть. За Куркиным скоро стало 15 миллионов.

— Что бы ты теперь делал, если бы играл на деньги? — спросил Моркваши.

— Я на деньги не играю. Я в залог могу дать только тещу, но вряд ли кто ее даже даром возьмет, — сказал Куркин.

Вошел парень в мокром плаще, и, прежде чем успел открыть рот, Моркваши послал его к чорту. Он махнул на нас рукой и вышел. В окно было видно, как он бежит под дождем к своему домику, и было видно, что кругом сплошной дождь, и что нам и так, без прогноза, самим все ясно, и что парень это знает; а ходил он к нам из домика только из сочувствия, понимая наше состояние.

— Моржовый клык обладает радиоактивностью, и мне рассказывали, что его употребляли еще в Крымскую войну при Севастопольской обороне для радиосвязи, — сказал мрачный штурман и вызывающе посмотрел на Моркваши. Но тот не стал с ним задираться, а только пальцем постучал себе по лбу, показывая, что штурман не столько заврался, сколько свихнулся. Дождь стал сильнее, как будто реку на нас повалило, и она течет вокруг барака и вытечь вся никак не может. У Куркина счет подъехал к двум миллиардам.

— Королева Марго достала из мешка голову своего возлюбленного, — ни на кого не глядя, сказал Никишин. Он уже вчера дочитал свою книгу и теперь смотрел ее с конца, в обратном порядке.

Военный летчик кончил строгать свои палки, около него лежали стружки, и больше палок не было. Он огляделся и увидел метлу, поточил ножик о подошву и снова принялся за работу.

— Что вы все молчите? — сказал я ему и в это время объявил козырями крести, потому что у меня был туз и четыре маленьких. Я надеялся взять пять взяток, если карты разложились по всем рукам и на туза мне дадут сразу все три козыря. А иначе будет только четыре или даже только три.

— Я все думаю, — сказал молодой летчик и кивнул головой на окно, — что им тоже там тоскливо и холодно. Я как утром ходил к своему старику, прямо жалко стало, такой он скучный стоит на ветру.

В окно были видны наши самолеты, и дождь заливал потемневшие брезентовые чехлы на моторах, и они стояли как ощипанные.

— Этот парень, должно быть, стихи пишет, — угрюмо сказал Моркваши.

— Зачем ты его обижаешь, — возразил пилот с транспортной машины, — парень за всех за нас правду сказал… — И тут он бросил карты и объявил, что не будет больше играть, надоело.

— Он меня не обижает, — сказал летчик с истребителя. — Я совсем не обижусь. Все мы понимаем, в чем тут дело. Каждый сам знает, что везет. И хуже нет, чем без дела. Только каждый говорит, как умеет. Главное, как делают люди, а не как говорят. Я сам это знаю. А я сказал просто потому, что так подумал, и я на него не обижусь.