Анна Лупан - Обрести себя

— Мама, я хочу стать…

— Т-с-с… — Она испуганно поднесла палец к губам.

Неожиданная мысль обожгла его: отец вернулся! Но в следующую минуту его окатило холодом разочарования: оказывается, тишина нужна для другого.

— В доме отдыхает человек… Тихо, не разбуди.

— Кто? — насупился Илиеш.

— Проснется — увидишь.

Он просунул голову в приоткрытую дверь. На столе остатки угощения, грязные тарелки, пустая бутылка. Раскинувшись и свесив одну ногу, на кровати спал маляр Чулика. Его нетрудно было узнать по белому лицу, чуть меченному оспой.

Илиеш прикрыл дверь, молча опустился на ступеньку крыльца.

Ангелину встревожил его печальный вид.

— Веди себя прилично с ним, слышишь, Илиеш? Не прекословь, слушайся его. Потом поймешь, что к чему. Получишься у него делу. Ремесло хорошее, деньги так и текут: мазнешь раз кистью — получай сотенку.

— Но я хочу стать летчиком!

— Эх, сынок! И я в твои годы хотела многого, да вот вышла за твоего отца и векую век в этом свинячьем логове. Горшки да овцы — вот и все, что вижу. Желания надо смирять. В мыслях ты летаешь как птица, а на самом деле… — Она с тяжелым вздохом смахнула слезу. — Тоже мне, летчик! Для этого надо долго учиться, чтобы учиться, подавай денежки. А где их возьмешь?

— У советских учатся бесплатно.

— Может быть, и бесплатно. А одевать, обувать тебя кто будет? Что ты знаешь, дите? А вот если научишься ремеслу — верный кусок хлеба навсегда. Ты толковый, все схватываешь на лету, быстро поймешь. Завтра начнем красить горницу — присматривайся. — К ней снова вернулось хорошее настроение, она добавила уже весело: — Знай, что он очень порядочный и добрый человек. Его к нам направила Евлампия. Пойду, надо посмотреть, не проснулся ли.

С появлением Чулики дом стал шумным и людным. Чулика был не просто маляр, он еще умел малевать ковры, картинки, иконы, разрисовывать стены. Женщины будто соревновались, кто больше даст ему заработать.

Илиеш во все глаза глядел на чудеса, выходившие из-под его кисти. В первые дни он все время торчал возле Чулики, с восторгом подавая ему нужные кисти и краски. Иногда маляр позволял ему мазнуть кистью. Илиеш с благоговением подходил к грубому полотну, расстеленному на полу, — искусные руки Чулики делали пестрый ковер (на самом же деле это была жалкая мазня).

— Мама, посмотри, как я рисую! — кричал Илиеш, полный ребяческого энтузиазма.

Мать, веселая и довольная, охотно смотрела, как он старательно водил кистью. Чулика не скупился на похвалы, в надежде еще больше задобрить Ангелину.

— Он быстро схватывает, легкий мазок у этого шельмеца.

Вообще, словцо «шельма» он особенно любил в обращении с Илиешем — «шельма, подай», «шельма, убери». Поначалу Илиешу даже нравилось такое обращение, но затем оно стало раздражать. Обижало Илиеша еще и то, что Чулика ведет себя в их доме как хозяин, а мать уж слишком старательно ухаживает за ним — так она не заботилась даже об отце. С каждым днем в мальчике росла жестокая неприязнь к квартиранту. Опротивело и «искусство» Чулики. Илиеш, как и прежде, стал с утра до вечера носиться по селу вместе с ребятами.

Лето властно вошло в свои права. Осень обещала быть такой богатой и веселой, с таким изобилием хлеба, с таким количеством свадеб, что и припомнить подобной никто не мог. А вскоре пришла и сама она, пора сбора плодов.

На дверях школы, клуба и сельсовета появилось множество листочков с объявлениями о приеме на различные курсы, в школы. Немало молодых валурян уехало учиться. Только Илиеш вынужден был прислуживать маляру Чулике. Вдобавок ко всему мать еще укоряла, что он недостаточно прилежен, что не держится за денежное ремесло. Однажды Илиеш не выдержал:

— Ремесло! Да это любой идиот сможет. Подумаешь, приложил картон к стене — и мажь!

Услышав это, Чулика замер, лицо его сперва стало белым, потом посерело, затем мало-помалу приняло багровый оттенок. Бегающие, как у хорька, глазки словно остекленели. Прерывающимся голосом он проговорил:

— Наглец! Такого я не видел за всю жизнь!

Ангелина онемела, замерев с поднятой для удара рукой. А Илиеш торжествовал: наконец-то он хоть чуточку отомстил Чулике. Только хотел он было улизнуть из комнаты, как мать поймала его за рукав, затащила в угол, и ремень Романа горячо обжег его спину. Ангелина доказала Чулике, что умеет воспитывать своего ребенка.

Вырвавшись из рук матери, Илиеш крикнул Чулике:

— Ничего, вернется отец, полетишь ты отсюда вверх тормашками!

Ночевал Илиеш у тетки Лимпиады. Домой возвращаться ни за что не захотел. Ненависть вызывали даже сами стены родного дома, разрисованные львами, оленями, разными другими зверями. И как его ни уговаривали дед Епифан и тетка Лимпиада, он, сдерживая всхлипывания, отвечал одно:

— Не пойду, и все!

Тетка Лимпиада потчевала его соусом из цыпленка, с обычной ласковостью успокаивала:

— Не плачь, поспишь у нас. Завтра разберемся, кто прав, кто виноват. А сейчас ешь, будь умницей.

На другой день дед Епифан сказал Лимпиаде:

— Проводи его домой. Тебе, женщине, легче договориться с ней.

Лимпиада давно не заходила к своей золовке, с которой у нее никак не налаживалась дружба. В последнее время Ангелина принимала ее холодно. Но прекословить старику не хотелось — пошла.

Илиеш кипел:

— Скажи, чтобы не называл меня шельмой. Я ничего не крал у него, у меня имя есть.

— Он больше не будет тебя так называть. Не беспокойся.

— И пусть не надевает отцовские рубашки.

— И рубашки больше не будет надевать.

Дома была одна Ангелина. Чулика куда-то ушел. Илиеш остался во дворе, Лимпиада вошла в дом. Сначала разговор шел спокойно, ничего не было слышно. Потом Илиеш услышал громкий голос матери:

— Чего вы суетесь не в свое дело? Что, у него нету дома, нету матери? Что вы его держите у себя? Разве я ему зла желаю?!

Илиеш забрался на завалинку к окну. Ему было слышно, как тетка Лимпиада выговаривала матери:

— Постыдилась бы, Ангелина. Ребенок уже большой, все понимает. Чему он научится от тебя? А что скажет Роман, когда вернется?

— Захотел, так давно бы уже вернулся. Все мужики вернулись.

Илиеш не видел лица матери, но чувствовал, что она плачет.

— Почем ты знаешь, что случилось с Романом? Может, заболел, может, еще почему задержался. Подожди немного. А так ты становишься посмешищем всего села. Пригрела какого-то чужака. — Голос Лимпиады становился все настойчивей. — Почему этот Чулика не живет в своем селе? Что его заставило прибиться к нам? Ты спрашивала его об этом?

Ангелина злобно закричала:

— Спроси его сама, ты ведь власть!

— И спрошу, сегодня же спрошу. Только тебе первой следовало бы сделать это. Ведь он у тебя живет.

— Ну и что? Колет вам глаза? Да? Завидно, что не у тебя остановился?