Александр Авдеенко - В поте лица своего

— Куда?

— Как это куда? Я же обещал вам показать ночной город.

— Ну, раз обещали… — Она улыбнулась, взглянула на ручные часики. — Нет, не поеду. Поздно.

— Сейчас только девять часов. Детское время…

— Ну… хорошо.

…«Победа» шла по старому, времен первой пятилетки, городу — по барачной улице.

— Как вам живется в нашем граде?

— Хорошо… Гуляла. Была там, где отец когда-то строил первые объекты. Написала ему большое письмо — подробный отчет о том, как прожила здесь свой первый день. А как вам работалось после курорта?

— Плохо…

— Почему?

— Потом как-нибудь расскажу…

— А почему не сейчас? Мне показалось, что для вас работа на первом месте, жизненная необходимость… Что же плохого случилось?

— То, что и должно было случиться…

— Усатые орлы все-таки подрезали крылышки молодым орлятам?

— Да. Но и усатым досталось. И еще не известно, кто возьмет верх.

— Молодые проявили безумство храбрых?

— Только начали проявлять. Все самое трудное впереди.

— Загадочно… Мне, впрочем, нравится таинственность. Скучно, когда люди все сразу разжевывают… Куда мы едем?

Машина миновала окраину какого-то поселка и натужно взбиралась в гору. Ни огонька вокруг, ни прохожего, ни деревца. Высокий бурьян. Громадные валуны.

— Я спрашиваю, куда мы едем?

— Поближе к звездам!..

Машина взобралась на вершину горы и остановилась. Все, дальше ехать некуда. Впереди далеко внизу — глубочайший карьер.

— Вот и звезды! Каждую можно потрогать…

В долине, куда только доставал глаз, сияли огни. Над тысячью заводских труб стояли колонны дымов. Вспыхивали голубовато-зеленые молнии электропоездов, бегущих к прожорливым домнам. Огромное, в полнеба, зарево поднялось в дальнем северном углу комбината, где сливали жидкий шлак…

Пахнет полынью. Магнитные глыбы лежат там же, где лежали, может быть, миллионы лет назад. Небо, усеянное звездами, висит прямо над головой. Дикая, первобытная земля. Вечное небо. И между ними Саша и Валя. Вчера они еще не знали о существовании друг друга, а сейчас…

Валя стояла на краю обрыва, лицом к ночному городу.

— Спасибо, Саша, что привезли меня сюда. Эту ночь я долго буду помнить.

— И я, — сказал Саша.

Валя не отрывала глаз от ночной панорамы города и завода.

— Я не сварила не одной тонны стали — и все-таки с гордостью любуюсь комбинатом. А какую же гордость должны испытывать вы, глядя на дело рук своих!

— Хотите, я отчитаюсь за все двадцать пять лет своей жизни?

— Зачем мне ваш отчет? Вы не мой подчиненный, я не начальница.

— Простите… Мне показалось, что вы заинтересовались моей жизнью. — Он взял ее руку. Заглянул в глаза. — Валя!.. Перед вами счастливейший человек на свете! И счастливым он стал с той минуты, как увидел вас…

Спокойно, не спеша освободила руку, насмешливо сказала:

— Старая, как мир, наживка, но на нее клюют и теперь. Да и как не клюнешь? О любви мечтает каждый. Говорите, говорите, Саша!

— Не надо так.

— Надо!.. По опыту подруг, по статистике я знаю, чего стоит так называемая любовь с первого взгляда и как бывают влюбчивы парни.

У него не хватило ни ума, ни выдержки стать ироничным, непосредственным, как она. Угрюмо сказал:

— Не понимаю, зачем тогда согласились поехать со мной?

— Как не поедешь с таким!.. Интересно! Сталевар эпохи НТР! Сын сталевара! Внук сталевара. Молодой орел… Кроме того, ваша влиятельная мама может оказать протекцию начинающему инженеру-строителю.

— Ну, знаете!.. То в прорубь, то в кипяток швыряете.

— А вы любите, когда с вами обращаются как со слабым полом?.. Ну, все! Поговорили по душам. Побывали на горе, под звездами. Можем спускаться на землю.

Саша сел за руль, подождал, пока Валя расположилась рядом, молча включил мотор и покатил вниз.

В квартире Людниковых в столовой горела люстра. На столе еще не остыл самовар. Татьяна Власьевна и Влас Кузьмич поужинали, немало наговорили друг другу обидных слов и теперь, оба уставшие, злые, отчужденные, были заняты каждый своим делом: он чинил электрический утюг, она что-то шила. Оба время от времени прислушивались к звукам, доносящимся с улицы, нетерпеливо поглядывали на дверь. Ждали возвращения Саши.

Внизу, на улице, раздался знакомый автомобильный сигнал. Татьяна Власьевна бросила шитье, подняла голову. Влас Кузьмич вышел на балкон и, перегнувшись через перила, посмотрел на улицу, залитую ярким светом луны. Бежевая «Победа» на полной скорости прошла мимо…

Саша и Валя молча ехали по ночному городу. Их отношения вступили в ту стадию, когда молчание не тяготит.

— Вот вы и дома, — сказал Саша, останавливаясь перед гостиницей.

Валя вышла из машины, протянула ему руку.

— До свидания. Спасибо за прогулку. Она была чудесной.

— Завтра утром мы побываем в горах, на горном озере.

— Завтра так завтра… А как же мартеновская печь? Разве вы завтра не работаете.

— Иду в ночную смену. Весь день свободен. Жду вас на заре на этом самом месте. Покойной ночи.

Валя проводила взглядом машину и побежала к подъезду. Пройдя пустынный вестибюль, она быстро поднялась наверх. Дежурная по этажу сказала:

— Тебя ждут не дождутся. Какая-то девушка. Полсмены торчит в коридоре…

Валя остановилась перед дверью своей комнаты, и к ней тотчас подошла Клавдия со свертком в руках.

— Я Шорникова…

— Здравствуйте, — беспечно откликнулась Валя. — Вы откуда? Не из отдела кадров?

— Нет, я сама по себе. По личному делу…

— По личному? Ко мне? Я только вчера приехала… Вы, девушка, не ошиблись? Вам кто нужен?

— Вы. Два битых часа вас, Валечка, дожидаюсь.

После легкого замешательства Валя окинула позднюю гостью внимательным взглядом и спросила:

— Что вам от меня нужно?

— В коридоре будем разговаривать?

Валя открыла дверь своего номера, сдержанным кивком пригласила Клаву войти. Та быстро вошла и уселась на диван, держа сверток на коленях.

— Я вас слушаю, — сказала Валя.

— Клавой меня зовут. Вам он, конечно, ничего не рассказал обо мне?

— Кто это «он»?

— Не притворяйтесь! По глазам вижу, что поняли, о ком я говорю.

— Вот теперь поняла… Вы угадали. Людников действительно не говорил мне о вашем существовании.

— «Существовании»!.. Слово-то какое подобрали. Я живу, а не существую! И дальше буду жить. Всем чертям назло. И ему, Людникову. И вам, столичная штучка. Понятно?

— Очень даже понятно. Жить хорошо, достойно — долг человека.

— Я-то живу достойно, а вот вы, барышня… Первый день в нашем городе и уже напакостили. Увели моего парня…

— Зря свирепствуете, Клава. На ваши оскорбления я не отвечу оскорблениями… Вы ослепли, озлобились от ревности. Мне вас жаль, Клава… Что вам нужно от меня?