Геннадий Ананьев - Золотые патроны [Рассказы]

— А ты? — спросил его дед.

— Да ну!

Мы с Нефедычем переглянулись.

До самой пасеки я думал о том, почему Алексей, который за эти дни свыкся, казалось, со своим новым положением и который иногда даже шутил и смеялся, почему он снова настолько чем-то встревожен, что даже резко одернул своего друга. Ведь перед Павлом, как я заметил, он благоговел и не перечил ему ни в чем. Снова «почему». Но догадки есть догадки. Нужно было по душам поговорить с Алексеем, узнать все.

Видно, об этом же думал и Нефедыч, молчавший до самого дома.

За весь день так и не удалось расспросить Алексея о том, что произошло в скрадке, — мешал Павел. Делал он это, казалось, без всякого умысла. Варили обед — он работал вместе со всеми, дед позвал Алексея к ульям — он тоже предложил свою помощь; послал Нефедыч нас мордушки потрясти — и он с нами, в общем, вел себя, как обычно, услужливо. Это меня все же не успокоило.

«Завтра с Алексеем пойду на охоту», — решил я и во время осмотра мордушек договорился с ним об этом.

В тот день на пасеку пришел пограничный наряд. Дед угостил солдат медом, а они, выбрав подходящий момент, сообщили мне, что начальник заставы получил предварительный ответ. Все совпадает. Жил в деревне, уехал. Я поблагодарил их за информацию и попросил передать, что подозрений своих не снимаю.

После ужина, пожелав всем спокойной ночи, забрался я на чердак и стал слушать перекличку дроздов, крякух и сердитую ругань атаек. Не спалось. Внизу о чем-то разговаривали. Потом все стихло, и я заснул.

Разбудил меня громкий разговор, доносившийся из комнаты. Я различал голоса, не понимая слов. Особенно выделялся голос Нефедыча. Чувствовалось, что Нефедыч сильно рассержен. Что-то глухо стукнуло, резко распахнулась дверь. Я решил спуститься вниз и узнать, в чем дело, но когда подошел к дверке, то увидел, что лестница убрана, а кто-то торопливо идет к озеру. Потом слышно было, как устанавливают весла. Скрипнула уключина.

Я спрыгнул на землю, быстро вошел в комнату и услышал тихий, но непривычно строгий голос Нефедыча.

— Завтра чтобы здесь его ноги не было. Понял? Не останешься без него — мотай и ты. Иди к своим баптистам. Привел…

Я чиркнул спичку и зажег лампу. Дед стоял возле Алексея, запустив пятерню в бороду. Лицо у него было злое. Алексей сидел с опущенной головой и теребил пальцами полу рубахи.

— Что случилось, Нефедыч? Где Скворцов?

— Взбрыкнул, видишь ли, Скворцов этот. Как намедни Алеха. Ни скажи слова супротив.

— Да где же он?!

— Что о нем думать. Прийдет, не съедят волки.

Я ничего не мог понять из ответов пасечника и попросил объяснить поподробней, что все-таки произошло между ними. Оказывается, в скрадке, во время охоты, Скворцов рассказывал Алексею о том, как хорошо жить за границей, особенно тем, кто верит в бога. Молись — никто тебе слова не скажет. Не первый раз вел разговор Скворцов с Алексеем на эту тему, и Алексей всегда слушал его внимательно, но в скрадке, как считал Алексей, разговаривать некогда, нужно ждать утку. Он нервничал, вскидывал ружье с запозданием и все время мазал. Но там, в скрадке, он ничего не говорил Скворцову. Лишь когда увидел у нас хорошую добычу, охотничья гордость его была задета, и он грубо оборвал приятеля. Сегодня дед вновь предложил пойти постоять зорьку в камышах. Сказал, что Алексея возьмет с собой и научит стрелять не только по тем уткам, которые садятся на голову. Задетый несправедливым обвинением, Алексей ответил, что в ту охоту показал бы себя, если бы Скворцов не отвлекал его разговорами. Нефедыч начал стыдить Скворцова, тот сделал вид, что его обижают слова пасечника, но спорить с ним не стал, а вышел из комнаты. Все это я понял из сбивчивого рассказа Нефедыча.

— Но ведь он, деда, по-божески говорит…

— Я те дам по-божески! Я те…

— Вот что, — прервал я воинственную речь старика. — По-божески или нет, мы потом разберемся, а сейчас давай, Алексей, на заставу. Только бегом. Сколько силы хватит. Передай: Скворцов может сегодня попытаться уйти за границу.

— Куда-а?!

— За границу! Некогда мне сейчас объяснять. Сам поймешь потом. Сейчас — бегом давай!

Я и сам не был вполне уверен, действительно ли Скворцов попытается сегодня уйти за кордон, может, он вовсе и не собирается делать этого, может, я неправильно оценил человека, но если у него такие намерения есть, то осуществить их он попытается именно сегодня. Вывод этот я сделал потому, что Нефедыч, когда отчитывал Скворцова, сказал, видимо, ему, чтобы уезжал с пасеки. Наверняка сказал. А это разрушало все его планы, поэтому он обязательно ускорит их осуществление. Очень сильно насторожило меня и то, что Скворцов убрал лестницу от чердака. Случайно сбить ее он не мог. И, кроме него, сделать это тоже никто не мог. «Нет, медлить нельзя», — думал я, пока слушал Нефедыча.

Мы с Нефедычем осмотрели чемодан Скворцова. Набитого папковыми патронами патронташа, который он после охоты положил в чемодан, не было. Это еще больше подтвердило мое предположение.

Из-за рощи поднялась луна. Когда мы вышли на крыльцо, Петька кинулся к деду и начал скулить, будто оправдываясь за свою оплошность.

— Ничего, Петя! Кто ж его знал.

Ружья наши висели на столбах летней кухни, но моего патронташа, приготовленного к завтрашней охоте, не оказалось. В темноте Скворцов перепутал свой с моим. Мое ружье было двенадцатого калибра, у Скворцова — шестнадцатого.

«Значит, двадцать четыре патрона у него, — подумал я. — Не сорок восемь».

Но и мне стрелять было нечем. Нефедыч, однако, предложил мне свою «дедовскую» одностволку, которая, по его словам, бьет без промаха, а сам взял ружье Алексея, тоже одноствольное. Посоветовавшись, мы решили идти в обход озера — по чистому месту можно двигаться быстрее, чем через камыш. Нефедыч пошел с тыла, я — от границы.

Проверив берег озера, я шел по краю разливов, вглядываясь в редкий камыш и осматривая илистые берега и траву между озерцами. Луна светила хорошо, но иногда все же приходилось зажигать фонарик. Прошло около двух часов, Алексей, видно, уже добрался до заставы, рассказал обо всем; пограничники, должно быть, перекрыли границу и скоро прибудут сюда с розыскной собакой. Уйти Скворцов не уйдет, в этом я был уверен, но обнаружить след нужно здесь, у выхода из камыша, — в горах это сделать трудно, почти невозможно — и потом пустить по следу собаку. Я внимательно изучал каждый клочок земли, шел медленно, стараясь не вспугивать уток, а сам слушал, не взлетит ли где, тревожно крича, крякуха, не загалдят ли гуси. Было тихо.

Но вот впереди, из глубины разливов, вылетела кряковая. Кто это? Нефедыч или Скворцов? Фонарик я перестал включать и еще внимательнее всматривался в камыш и слушал. Вдруг, совсем недалеко, злобно залаял Петька, потом глухо взвизгнул и умолк. Я побежал. Неожиданно, метрах в десяти от себя, увидел я распластавшегося Петьку, рядом с Петькой Скворцова и, особенно ясно, направленные на меня стволы. Я упал на землю, прижался к ней, но выстрела не последовало — Скворцов вместо того, чтобы стрелять, стал отползать к камышам. Нужно было отрезать ему путь и остановить. Я поднялся и побежал вправо. Бежал и смотрел за Скворцовым, но он не стрелял, даже не поднял ружья, а продолжал ползти. Я крикнул: «Стой!» — и выстрелил, немного завысив. Скворцов не ответил на выстрел, но ползти перестал.