Леонид Ленч - Душевная травма [Рассказы о тех, кто рядом, и о себе самом]

Появление Фигуриных с догом внесло в атмосферу ползухинского застолья живую, трепетную ноту. Посыпались шутки и анекдоты, действующими лицами которых были собаки. Мужчины стали наперебой ухаживать за бойкой и пикантной хозяйкой Фикуса. Их громоздкие добродетельные жены старались изо всех сил делать вид, что она тоже им очень нравится. Выпили за хозяина, которому сегодня стукнуло сорок пять — счастливый мужской возраст, пора свершений и зрелых мыслей!

Подошло время водрузить на стол именинный сладкий пирог, украшенный сорока пятью свечами, кулинарную гордость Маргариты Павловны.

— Сейчас мы зажжем эти свечи! — торжественно объявила Маргарита Павловна. — Люди, приготовьтесь к явлению пирога народу. Агнесса Леопольдовна, милочка, пойдемте вместе, — обратилась она к Фигуриной, — я совсем забыла, что поставила пирог на ночной столик в спальне. Я боюсь… то есть мне страшно… то есть как бы мне не испугать вашего обаятельного Фикуса!..

Женщины ушли. Через минуту из спальни в столовую донесся противный звук упавшей и разбившейся посуды, вопль Маргариты Павловны, истошный крик Фигуриной и оглушительный собачий лай, перешедший тут же в жалобный вой. Гости во главе с хозяином дома бросились в спальню. Глазам их представилось печальное зрелище. На полу у ночного столика валялись осколки парадного ползухинского блюда, а подле них сидел с поднятой мордой, обмазанной кремом, навзрыд воющий Фикус.

— Петруша, он съел весь твой пирог целиком!.. Со всеми свечами! — плача, выкрикнула Маргарита Павловна.

Одна из добродетельных жен подкинула свою связку хвороста в разгорающийся костер большого скандала:

— И потом это плохая примета!

— Надо скорей вызвать ветеринарную «скорую помощь»! — в свою очередь бушевала хозяйка Фикуса. — Кошмар! Сорок пять свечей! Что за обычай втыкать свечки в пироги! Это же не икона, в конце концов!

И тут выступил вперед Петр Иванович. Потом друзья его говорили, что он был велик в ту минуту.

— Тише, товарищи женщины! — сказал Петр Иванович. — Успокойтесь! Позвольте мне, как философу и имениннику, сказать несколько слов. Маргоша, милая, в конце концов, что особенного произошло? Ну, слопала собака пирог! Не надо было ее оставлять наедине с таким произведением кулинарного искусства. Уверяю тебя, что даже человек в этой ситуации не устоял бы и отколупнул маленький кусочек. Возможно, что Фикус поступил так же, но потом не удержался и… так сказать, отдал честь всему пирогу целиком… Плохая примета? Ну, ее я решительно отвергаю как материалист. Агнесса Леопольдовна, не волнуйтесь за вашу собачку — желудочный сок собаки способен переварить не то что какую-то нежную свечку, а гораздо более прочные вещи. И вообще, друзья, не надо огорчаться из-за мелочей. Жизнь сложна и многолика, не будем по-мещански омрачать ее ненужными дрязгами и ссорами. Идемте в столовую и продолжим наше торжество, кое-что у нас еще осталось.

Он обратился к догу, которому, видимо, надоела самокритика и он теперь сидел молча, уставившись в одну точку, словно прислушиваясь к тому, что творилось в его животе, и сказал:

— А ты, негодяй, проси прощения! Подойди к хозяйке дома и дай ей лапу. Ну, скорее, Фикус, дай лапу!

Фикус подумал, икнул и царственным жестом подал лапу, но не хозяйке, а хозяину…

Дети вырастают с быстротой, непостижимой для нормального взрослого человека.

Я знал Васю С., сына моего знакомого художника, горластым мальчишкой с хоккейной клюшкой в руке, в пальтишке нараспашку. Клюшка всегда была выше ростом, чем ее владелец, а пальтишко короче, в особенности в рукавах. Из рукавов на белый свет вылезали красные, озябшие Васины лапы — перчатки и варежки он терял обычно на следующий день после их покупки, так, во всяком случае, меня уверяли его родители.

Потом Вася стал мелькать передо мной в качестве угловатого подростка; при встречах он застенчиво совал в карман дымящуюся сигарету, а потом — совершенно неожиданно для меня — превратился в бледного высокого юношу.

Он поступил в какой-то институт и, не теряя темпов в своем физическом и духовном развитии, женился.

Однажды я шел по нашей улице и обратил внимание на идущую впереди меня пару. Это были явно две девушки-подружки: одна — повыше ростом и чуть пошире в бедрах, другая — пониже, мальчишески стройненькая.

Обе в расклешенных брючках и вязаных свитерах; которая повыше, в красном, а пониже — в зеленом, обе с длинными, до плеч, каштановыми локонами.

Я прибавил шагу и поравнялся с ними. Подружка в красном свитере и пошире в бедрах оказалась моим Васей, а та, что в зеленом, худенькая и стройная, — подлинной, настоящей девушкой, и притом прехорошенькой.

Я поздоровался с Васей.

— Познакомьтесь! — сказал он, краснея. — Это моя, так сказать, подруга жизни.

— Антон! — назвала себя подруга жизни и первая, с некоторым вызовом подала мне руку. — Вообще я Антонина, Тоня или Тося — как хотите, но он зовет меня Антоном.

— А вы его?

— А я его — Василисой.

Мы посмеялись и расстались.

Прошло еще время, и я снова встретился на улице с Васей. Он шел мне навстречу, катя перед собой детскую коляску и читая на ходу книгу. Он был все такой же, бледный и длинноволосый. В коляске лежал голубоглазый младенец несомненно мужского пола, судя по тому, как энергично он сучил толстыми ножками в белых вязаных штанах, лежа на спинке в своем уютном убежище на колесиках.

Сразу было видно, что Василиса и Антон произвели на свет будущего хоккеиста, капитана дворовой команды, на которого перчаток и варежек не напасешься.

Я поздравил Васю с сыном, но он принял мои поздравления без особого энтузиазма.

— Несчастный, ты недоволен тем, что стал папой?

— Какой же я папа, — сказал Вася с раздражением, — если этот чертов хлопец упорно называет меня мамой?! Пожалуйста, могу продемонстрировать.

Он сделал сладкое лицо, наклонился над коляской и причмокнул губами.

— Тошенька, сынуля, скажи, кто я?

Младенец ангельски улыбнулся и четко, раздельно произнес:

— Ма-ма!

— Слышали?! — обернулся ко мне Вася. — Все наши попытки его переучить ни к чему не приводят. Я для него ма-ма! И все!

— А твою Антонину он, наверное, зовет папой?

— Нет, ее он тоже называет мамой! Надо мной уже все ребята смеются. Говорят, что у Тошки две мамы и мы с Антониной кормим его грудью по очереди! Посоветуйте хоть вы, что делать!

Я посмотрел на бледного Васю, на его длинные сальные кудри, лежавшие на плечах, и сказал, стараясь оставаться серьезным:

— Попробуй постричься! Я где-то читал, что младенцы воспринимают зрительные образы по наиболее характерным деталям. У тебя и у Антонины одинаково длинные волосы. И к тому же одного цвета. Вот он и решил, что ты тоже мама. Постригись, Вася, и ты наверняка станешь папой.