Леонид Ленч - Единственный свидетель [Юмористические рассказы]

— Здравствуйте, — кротко сказал Иван Макарович.

— Дышишь?

— Дышу-с.

— А ну, подвинься.

Иван Макарович подвинулся. Петр Крюков тяжело плюхнулся на скамейку и подозрительно посмотрел на портного.

— Ты чего, кривая игла, про меня на дворе треплешь?

— Ничего я про вас не треплю, товарищ Крюков.

— Нет, треплешь. Ты зачем меня недозрелым называешь?

— Я не в том смысле, — сказал Иван Макарович, поднимаясь.

— Сиди! — Петр Крюков схватил портного за руку и потянул вниз. — Я тебе сейчас покажу, какой я недозрелый.

С этими словами он взял Ивана Макаровича одной рукой за грудь, а другой звонко ударил его по щеке. Дворник Багров тихо ахнул и схватил хулигана за плечи. Тот обернулся и пнул дворника ногой в живот. Началась свалка.

А через пять дней Иван Макарович стоял с перевязанной головой в камере народного судьи и, показывая на угрюмо молчавшего Петра Крюкова, говорил горячо и убежденно:

— Что такое Петр Крюков, граждане судьи? Скажу как потерпевший: Петр Крюков есть окончательно созревшее явление хулигана.

1939

Аркадий Борисович, ответственный работник главка с длинным и крайне сложным названием, стоял в буфете своего учреждения и, торопливо прожевывая бутерброд с колбасой, мысленно сочинял громовую телеграмму на имя директора завода, не выполнившего к сроку какой-то важный заказ.

Был священный час завтрака. Буфетчица с лицом «каменной бабы» и столь же невозмутимая, как этот памятник седой древности, едва успевала распределять свою нехитрую снедь среди серьезных ответственных исполнителей, бравых заведующих секторами и щебечущих секретарш.

Аркадий Борисович проглотил последний кусок и одновременно поставил в уме точку: громовая телеграмма была составлена. Подошел секретарь месткома Грошев и сказал:

— Вот что, Аркадий Борисович, дружище… Давно хотел тебя спросить. Как Виктор у тебя?

— Какой Виктор?

— Что значит — какой? Твой!

— Путаешь, товарищ Грошев, — мягко сказал Аркадий Борисович, — не Виктор, а Виталий. Мы его перебросили в Восточное управление. Ты имеешь в виду Шумевича, да?

— Нет, я имею в виду твоего сына Виктора.

— Витю? — удивился и немножко испугался Аркадий Борисович. — А что он собственно… натворил? Почему тебя собственно заинтересовал Витя?

— Союз жмет, — объяснил секретарь месткома. — Интересуются, как наши работники воспитывают своих ребят. Ну вот я и провожу опрос. Как у тебя дела по линии воспитания смены нашей, а?

Аркадий Борисович, который обычно очень бодро и гладко отвечал на самые каверзные вопросы, здесь растерялся и ответил неопределенно:

— Воспитываю его… как это… Ну, как борец борца. Хвастаться не буду, но скажу, что я лично своей сменой доволен.

— Считаешь себя хорошим отцом?

— Хорошим, — уже со свойственной ему бодростью сказал Аркадий Борисович. — Очень хорошим себя считаю отцом. Я ему все даю. Ни в чем нет отказа. Только учись. Мать, конечно, больше с ним возится, потому что я, сам понимаешь, перегружен. Но общее руководство мое.

— Учится он как?

— Хорошо. Вот сейчас перешел без запинки в восьмой класс. Отличник. Я ему за это — велосипед. Он давно зарился на велосипед, шалопай!

— Премировал, значит?

— Да. Это моя система — широкое премирование. Как он мне пятерку принесет, так я ему сейчас же подброшу чего-нибудь… Он у меня мужик богатый. У него, брат, часов двое. Он их так и носит: одни на правой руке, другие на левой. Которые на правой — отстают на пять минут, а которые на левой — идут вперед на три. Спросишь его для смеха: «Витька, сколько на твоих?» Он посмотрит на правые часы, потом на левые, приведет их, понимаешь к одному знаменателю и доложит.

Посмеялись.

— А главное, у нас с ним товарищеские отношения, — продолжал Аркадий Борисович, — мы с ним запросто. Он меня зовет даже не «отец» там, или «папа», или «папаша», а просто «Аркаша». Приду с работы — и начинаются у нас анекдоты да смешки, такую возню поднимаем, соседи обижаются. Зато полное взаимное доверие: я ему верю, он — мне!

— Интересно, — сказал секретарь месткома. — Но, по-моему, у тебя тут кое-что спорно… Хотя, поскольку твой Виктор отличник… Вот что, Аркадий Борисович, сделай ты на месткоме сообщение: «Как я воспитываю своего сына-отличника». Поговорим, подискутируем. Это будет полезно для наших отцов. Давай на завтра назначим. Идет?

— Идет, — согласился польщенный Аркадий Борисович. — Сделаю вам докладик. Если хотите, могу даже Виктора продемонстрировать.

— Нет, Виктора не надо, непедагогично.

— Ну, а не надо, так не надо.

…Домой Аркадий Борисович пришел поздно. Жены не было. Витя, долговязый пятнадцатилетний подросток, одетый в зеленую лыжную куртку и штаны-гольф, сидел один за обеденным столом и, нестерпимо фальшивя и пуская «петухов», пел арию Онегина:

— Здорово, Аркаша, — снисходительно приветствовал он отца. — Мать — в кино, а я остался по хозяйству. Как делишки?

— Достукался ты, брат Виктор, — сказал Аркадий Борисович, хитро прищурившись. — Доклад завтра буду делать про тебя на месткоме.

— Доклад? Про меня?.. Интересно!.. О чем же ты «докладать» будешь?

— Это уж мое дело — о чем.

В глазах у Виктора мелькнул огонек тревоги. Он покосился на отца и с новой силой затянул:

— Не вопи, Витя, — попросил Аркадий Борисович, — голова трещит от твоего пенья.

— Потерпи! Сейчас кончу.

Внезапно эти вокальные упражнения прервал звонок.

— Мамаша явилась! — объявил мальчик и побежал отворять дверь.

Вернулся он бледный, растерянный, в сопровождении незнакомого Аркадию Борисовичу седого мужчины в очках без оправы.

— К тебе, — промямлил школьник, криво улыбаясь. — Из школы… Степан Степанович… Наш классный руководитель… Я… это самое… пойду погуляю…

— Нет, обожди, — сказал Аркадий Борисович. — Чем могу служить?

— Вот зашел узнать, как ваш Виктор настроен, — загадочно улыбаясь, сообщил классный руководитель.

— Прекрасно настроен. Что ему делается! Молодой человек — отличник, получил от отца обещанный велосипед, сыт, одет, обут, Онегина вон арию поет. Чего ему еще надо?

— Перейти в восьмой класс ему надо!

— Позвольте… разве он?

— А разве он вам не сказал? У него же две переэкзаменовки: по алгебре и по физике. Мы ведь несколько раз просили вас приехать в школу, потому что ваша супруга, по-видимому, не понимает серьезности положения…

— Витя, что это значит? — грозно сказал Аркадий Борисович.

— Я хотел потом тебе сказать… И мама тоже хотела потом… — шепотом ответил Витя и убежал.