Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга вторая

— Ленин не допустит расправы! — твердо произнесла она. — Я говорю вам сущую правду.

Бабы облегченно вздохнули: Домна никогда не лгала.

— Спасибо за доброе слово, сватьюшка, — уважительно сказала Пелагея, скрестив на груди худые, шишковатые руки.

В Сосновку донесли, что корпус поляков двинулся на Окунево. Он идет несколькими колоннами и к исходу дня должен занять это село.

Штаб партизанской армии решил дать бой врагу. К Гомонову был послан вестовой с приказом выступать на Окунево. А сам Мефодьев вел туда Покровский полк и роту Спасения революции.

Яков заглянул на квартиру проститься с братом. Роман поджидал Якова к завтраку. Сходил на кухню и принес в котелках борщ и кашу. Армия питалась из общего котла.

— Садись за стол, уж все остыло, — укорчиво сказал Роман, нарезая складником хлеб.

— Некогда, братишка. Началось, — возбужденно сказал Яков.

— Как?

— Вот так. Первыми идем мы. Да ты был сегодня в штабе?

— Нет. А что?

— Твои знакомые тронулись. Поляки… Вот, Рома, и мне довелось воевать Помнишь, назвал ты меня шкурой тыловою? — Яков грустно улыбнулся.

— Да я ведь…

— Я тоже шучу. Эх, и дадим же мы полякам жару! Запомнят сибиряков, сучьи дети!

— Сейчас и выступаете? — с тревогой спросил Роман. — А мы?

— Вы пока остаетесь в Сосновке. Дай, братан, поцелую тебя. — Яков шагнул к Роману, взял его за плечи сильными руками и трижды поцеловал. — Я, конечно, вернусь. Не убьют же меня в первом бою!.. А убьют, помогай Варе, — не давай в обиду ее… Поклон маме, тяте, Любе. Вот и все. Скажи, что не было времени побывать в Покровском. Ну, я скоро приеду.

— Приезжай, Яша, — негромко сказал Роман.

Его слова прозвучали, как просьба. И Яков рассмеялся. Конечно же, он приедет. Сделает в Окунево, что надо, и приедет.

Усмехнулся и Роман. Протянул брату ломоть хлеба:

— Хоть это возьми. Пожуешь в дороге.

Яков пихнул ломоть в карман полушубка, круто повернулся и вышел, придерживая шашку, — здоровый, кряжистый.

Через полчаса рота Спасения революции покинула село. Сытые кони зарысили по разбитому в дожди проселку. Бойцы ехали молча, поглядывая вперед, где над головой колонны пламенело на пике полотнище. Оно было одного цвета с бантами на груди партизан. Под этим знаменем сегодня бойцы должны или победить или умереть. Плен у беспощадного врага куда лютее смерти.

Алое полотнище трепетало на холодном ветру, увлекая за собой. Рота с гордым именем Спасения революции жила предстоящим боем.

Когда перед Воскресенкой она поджидала Покровский полк, Мефодьев на своем Воронке шагом объехал колонну, приглядываясь к бойцам. Многих он знал по прошлым боям. Храбрые ребята! Да и впрямь, здесь собрался весь цвет партизанской армии!

— Разобьем поляка, хлопцы? — с задором спросил он, привстав в седле.

Послышалось дружное:

— Разобьем!

— Как на смотру отвечают, — заметил Мефодьев и улыбнулся Якову, который ехал с ним стремя в стремя. — Муштровал?

— Некогда было, да и незачем. Видно, сами выучились. Любят порядок.

— Это хорошо. Армия без порядка — сброд. Большевиков много?

— Есть, — кивнул Яков и, когда они отъехали несколько в сторону, спросил:

— А ты чего ж не в большевиках, товарищ главнокомандующий?

Мефодьев задумался. Меж прямых бровей прочеркнулись морщины. Затем он глубоко вздохнул, потрепал Воронка по мокрой шее и взглянул на Якова. Тот ждал ответа.

— Видишь ли, Яша… Вот я был беспартийным, а голосовал на съезде за Ленина, потому как он справедливо буржуев крыл. И теперь я за Ленина, потому что он бьет их. Чего ж еще надо?

— В ячейку вступить.

— Мне? А зачем?

Теперь затруднялся с ответом Яков. В самом деле, зачем главнокомандующему вступать в партийную ячейку, которая боролась с контрреволюционными настроениями в армии и в селах. Мефодьев и так делал то же самое.

— Зачем?

— Ну, затем, что большевики есть самый сознательный элемент…

— Эх, Яша! Чтоб быть сознательным, нужно выучиться прежде. Правду Петруха говорит, грамотешки нам не хватает. Однако и переучиться боязно. Я слушал их, тех, что переучились. Ни хрена не понял. — Мефодьев тронул Воронка шпорами и поскакал навстречу подходившему полку.

В Воскресенке не задерживались. Лишь ездовые поменяли уставших коней. Полк в основном передвигался на подводах.

Здесь к Мефодьеву подошел командир дружины, вновь созданной из пожилых и стариков. Командиру было уже за пятьдесят, но он стремился выглядеть побойчее.

— Помочь желаем, — сказал дружинник, потрясая пикой. — Куда нас определите? Мы собрались в Покровское или в Галчиху, поскольку приказ генеральский прочитали.

— Много вас с пиками? — поинтересовался Мефодьев.

— До десятка наберем, а всего больше сотни. У кого — вилы, кто литовки приспособил.

— Кони у всех?

— Да у кого нет, найдем.

— Садитесь на коней и подавайтесь за нами. И пошлите нарочных в другие села. Пусть тоже спешно идут на помощь.

Командир дружины важно откозырял, приложив ко лбу тыльную сторону ладони. Вот, мол, и мы получили боевое задание. И бегом, мелькая подметками сапог, бросился по дворам.

К заходу солнца партизаны приблизились к селу Окуневу. На темно-желтом фоне степи увидели зеленый купол церкви и похожие на скирды верхушки клунь. Само село еще пряталось за бугром. Мефодьев, Горошенко и Яков поскакали вперед. Не успели они выскочить на пригорок, как послышались выстрелы, сначала винтовочные, затем затарахтели пулеметы.

Взвихрив белесую пыль, галопом подлетела разведка полка. У бойцов возбужденные лица. Ошалевшие кони грызут удила, и пена с губ хлопьями падает на землю.

— Противник заметил нас и обстрелял. Там поляков видимо-невидимо!.. — отрапортовал старший.

Мефодьев приказал занимать позицию по бугру. Полк должен сдерживать врага до подхода Гомонова. Горошенко дернул пересеченными шрамом яркими губами и поспешил к подводам.

— А мы? — нетерпеливо спросил Яков.

— Рота Спасения революции остается в резерве. Отведи бойцов вон туда, — показал Мефодьев на неширокий выкошенный ложок, по которому были разбросаны стога.

Яков недовольно потупил взгляд. Вот тебе и сражение. Этак простоишь в тылу и живого поляка не увидишь. Просмеют потом ребята. Истинное слово, просмеют!

— Может, нам… Товарищ главнокомандующий…

— Завгородний, выполняй приказ! — резко сказал Мефодьев, отъезжая.

— Рота, за мной! — в сердцах пронзительно крикнул Яков и на скаку обернулся. Мефодьев уже на бугре. Бедовая голова! На виду у противника жадно разглядывает в бинокль Окунево. А там все еще тарахтят пулеметы. Пули долетают сюда. Слышно, как они тонко поют, выискивая, в кого бы впиться.

В логу рота спешилась. Бойцы с любопытством наблюдали, как занимал оборону Покровский полк. Со стороны особенно заметна была суматоха, создавшаяся у подвод. Пулеметчики стаскивали с телег свои «Максимы» и «Льюисы». Откатывали или относили, но с полпути возвращались, забыв что-то. Тут же делились патроны, расхватывались самодельные бомбы.