Василий Шукшин - Странные люди [сборник]

В литературу и искусство я пришел довольно поздно. Я приехал в столицу из села с большими пробелами в знании мира. Всегда рассматривал литературу и искусство как некое откровение человеческого духа. На писателей смотрел как на мудрецов, людей иного мира. И вдруг сам оказался среди них. Прежде моя жизнь была совсем иной – будничной, обыденной. Я считал себя далеким и недостойным мира творцов. Так что же мне распинаться? Чем делиться? Пусть лучше люди читают написанное писателем и сами дают оценку. Я не уважаю откровений о сокрытом от чужих глаз писательском труде и считаю их делом мерзостным. Меня даже злит рубрика «Как я пишу». Еще не показал читателям, на что способен, а уже пустился рассуждать, передавать молодым свой «опыт». Откровенно говоря, я ценю процессию писателя за то, что в ней есть некая тайна: творец хранит в себе нечто сокровенное, отличное от других.

Да мне и не до этих философствований. Я многое упустил в жизни и только теперь это осознал. В кино проработал почти пятнадцать лет, пять лет боролся, чтобы получить московскую прописку... Зачем? Ради чего? Неустроенная жизнь мешала моей творческой работе, и я метался туда, сюда, тратил бездну сил на ненужные, пустые вещи. А силы нужно беречь! Написал две-три книжицы и сделал два фильма: «Печки-лавочки» и «Калину красную». Остальное сделано для овладения мастерством, для самого существования... И потому теперь решил: кончаю с миром кино! Конец всему, что мешает мне писать!

– Василий Макарович, Ваша творческая палитра самовыражения во всех видах и жанрах искусства и литературы очень широка. Где Вы берете время на все это? Полагаю, что, когда Вы работаете в кино, то «откладываете» литературу в сторону, полностью отдаетесь актерской роли. Но всегда ли это возможно? И еще: не отражается ли на качестве творческого самовыражения столь «высокое напряжение» Вашей жизни?

– Времени, честно сказать, никак не хватает. В наш динамичный и напряженный век ни у кого его нет в избытке. Особенно у меня. Но все-таки я выкраиваю несколько свободных минут, пишу, когда снимаюсь где-нибудь как актер, пишу во время пауз между съемками двух эпизодов. Иногда только ради этого принимаю предложение сниматься в каком-нибудь фильме и уезжаю подальше от столицы, потому что знаю: на съемках могу вырвать хоть немного времени, чтобы пописать.

Большое напряжение отражается и на качестве моей работы – и в кино и в литературе. Возможно, это только у меня так сложилась судьба, судьба человека, распятого между режиссурой, актерством, сценариями, драматургией и литературой. Потому-то и решил твердо: из всех муз, в которые влюблен, избираю лишь одну – литературу. Покину Москву и вернусь в свой родной край – в Сростки. Там, в Сростках, буду жить и работать.

– Нелегко, наверное, будет Вам выполнить свое решение. Перед Вами стоит еще большая задача: реализовать идею двухсерийного фильма «Степан Разин», то есть предстоит еще, по крайней мере, три-четыре года напряженно поработать в кино. А что потом? У нас в Болгарии говорят: крестьянин, который однажды ступил на городской тротуар, никогда уже не выйдет на поле хозяином...

– Кинокартина «Степан Разин» – это моя самая большая мечта. Я уже давно обдумал ее до мельчайших подробностей. Как только закончу эту съемку, распрощаюсь с кино. Это – категорическое решение...

– Может быть, следовало сделать это раньше? Так поступил в свое время и Михаил Шолохов. В молодости, как известно, он одинаково хорошо проявлял себя и как драматург, и как актер (казаки только из-за Шолохова приезжали в станицу Каргинскую, когда он играл в какой-либо из ранних своих пьес), и как солист, и как юморист, и как поэт (от его бывшего секретаря я узнал, что Михаил Александрович пишет стихи, однако не хочет их публиковать), Шолохов не поддавался соблазнам кино и после первой экранизации двух томов романа «Тихий Дон», Он позволил себе расти и развиваться лишь как романисту. И достиг в литературе мировых вершин.

– Да, это так. Согласен. И именно после встречи с Шолоховым, в его доме, я сам твердо решил: вернусь в Сростки!

– Василий Макарович! Ведь Вам будет нелегко, если Вы, и вправду, уедете в Сростки...

– Это почему же? (Шукшин удивился и оторвал взгляд от водной глади Тихого Дона...)

– Ну, допустим, Вам, человеку, родившемуся и выросшему в деревне, не столь тяжело будет расставаться с Москвой. Многие писатели уезжали от столичной суеты, когда приходил, как говорится, зрелый возраст. Да вот вам известный пример с профессором Ленинградского университета Федором Абрамовым, который ушел с профессорской должности, уехал в село и там написал свою знаменитую трилогию «Пряслины». Если вернетесь в Сростки, Вы, полагаю, не пошлете свою знаменитую жену Лидию Федосееву работать руководителем драмкружка при Доме культуры? Она ведь актриса большого таланта, большой известности... Вам придется поискать какое-нибудь другое решение, то есть одному из супругов надо будет пойти на компромисс с собой, на разлуку с искусством. Я уже не говорю о родительских заботах – как дать образование двум своим дочерям...

– Тут Вы правы. Я как раз об этом все время думаю: как же будет с Лидой? А Сростки давно уж манят меня и даже во сне являются... Должен вам сказать, что там, в родных краях, я всегда пишу с каким-то остервенением, с неистощимой силой... Писатель, я в этом убежден, может существовать, двигаться вперед только благодаря силе тех жизненных соков, которыми питает его народная среда, само бытие народное.

Конечно, для меня нет красивее села, чем Сростки, красивее реки, чем Катунь... Но разве менее хорош Дон, прославленная красавица-река? Или, скажем, станица Вёшенская – чистая, зеленая, степная... Да и в России повсюду можно найти прекрасные уголки, тихие места, нежные березы, чистые реки и широкие степи. Однако Михаил Шолохов живет в Вёшенской, наверное, не только из-за красот Дона. Да и я стремлюсь на свой Алтай по той же причине: люди! В них жизненные соки писателя... Народ Сростков – мой родной люд – вот ради кого я хочу вернуться в село. Лучше всего я знаю людей своего села. Их судьбы открыты мне, как линии на ладони. И они удачнейшим образом ложатся под мое перо, их образы точнее всего удаются мне в рассказах, в повестях... Мое детство – трудное, военное – прошло на Катуни, в Сростках, у подножия Алтайских гор. Не думайте, что люди моего родного края какие-то особенные, не такие, как в других местах. Но они мне близки, я полагаю, что знаю их жизнь, быт, язык, нравы, прошлое, характеры, человеческие судьбы... Шолохов – весомое подтверждение того, что писатель не должен, не может избегать дней и атмосферы своего детства.