Василий Шукшин - Странные люди [сборник]

– А баба Яга-то?..

– Она в гости улетела. А Горыныч на войне.

– Пошли, – решился Иван. – У меня полчаса есть еще. Побалуемся.

Вошли они в избушку...

Иван скинул лапоточки и вольготно прилег пока на кровать.

– Устал, – сказал он. – Ох, и устал же! Где только не был! И какого я только сраму не повидал и не натерпелся...

– Это тебе не на печке сидеть. Что лучше: салат или яишенку?

– Давай чего-нибудь: на скорую руку... Время-то – к свету.

– Успеешь. Лучше мы яишенку с дороги-то – посытней. – Дочь бабы Яги развела на шестке огонек под таганком, поставила сковородку.

– Пусть пока разогревается... Ну-ка, поцелуй меня – как ты умеешь? – и дочь бабы Яги навалилась на Ивана и стала баловаться и резвиться. – О-о, да ты не умеешь ничего!.. А лапти снял!

– Кто не умеет? – взвился Иван соколом. – Я не умею? Да я тут счас так размахнусь, что ты... Держи руку! Руку держи!.. Да мою руку-то, мою – держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь?

– Держу! Ну?

– Отпуска-ай, – заорал Иван.

– Погоди, сковородка перекалилась, наверно, – сказала дочь бабы Яги. – Ты смотри, какой ты! А ребеночка сделаешь мне?

– Чего же не сделать? – вовсю раздухарился Иван. – Хоть двух. А сумеешь ты с ним, с ребеночком-то? С имя ведь возни да возни... знаешь сколько!

– Я уже пеленать умею, – похвасталась дочь бабы Яги. – Хошь, покажу? Счас яишенку поставлю... и покажу.

Иван засмеялся.

– Ну, ну... – сказал.

– Счас увидишь, – дочь бабы Яги поставила на огонь яичницу и подошла к Ивану. – Ложись.

– Зачем я-то?

– Я тебя спеленаю. Ложись.

Иван лег... И дочь бабы Яги стала пеленать его в простыни.

– Холесенький мой, – приговаривала она, – маленький мой... Сынуленька мой. Ну-ка, улыбнись мамочке. Ну-ка, как мы умеем улыбаться?.. Ну-ка?

– У-а-а, у-а-а, – поплакал Иван. – Жратеньки хочу-у, жратеньки хочу-у!..

Дочь бабы Яги засмеялась.

– A-а, жратеньки захотел? Жратеньки захотел наш сынуленька... Ну вот... мы и спеленали нашего маленького. Счас мы ему жратеньки дадим... все дадим. Ну-ка, улыбнись мамочке!

Иван улыбнулся «мамочке».

– Во-от, – дочь бабы Яги опять пошла в куть.

Когда она ушла, в окно, с улицы, – прямо над кроватью просунулись три головы Горыныча. И замерли, глядя на спеленатого Ивана... И долго молчали. Иван даже зажмурился от жути.

– Утютюсеньки, – ласково сказал Горыныч. – Маленький... Что же ты папе не улыбаешься? Мамочке улыбаешься, а папе не хочешь. Ну-ка, улыбнись... Ну-ка?

– Мне не смешно, – сказал Иван.

– A-а, мы, наверно, того!.. Да, маленький?

– По-моему, да, – признался Иван.

– Мамочка! – позвал Горыныч. – Иди, сыночек обкакался.

Дочь бабы Яги уронила на пол сковородку с яишенкой... Остолбенела. Молчала.

– Ну, что же вы?.. Чего же не радуетесь? Папочка пришел, а вы грустные, – Горыныч улыбался всеми тремя головами. – Не любите папочку? Не любят, наверно, папочку, не любят... Презирают. Тогда папочка будет вас жратеньки. Хавать вас будет папочка... с косточками! – Горыныч перестал улыбаться. – С усами! С какашками! Страсти разыгрались?! – загремел он хором. – Похоть свою чесать вздумали?! Игры затеяли?! Представления?.. Я проглочу весь этот балаган за один раз!..

– Горыныч, – почти безнадежно сказал Иван, – а ведь у меня при себе печать... Я заместо справки целую печать добыл. Эт-то ведь... того... штука! Так что ты не ори тут. Не ори! – Иван от страха, что ли, стал вдруг набирать высоту и крепость в голосе. – Чего ты разорался? Делать нечего? Схавает он... Он, видите ли, жратеньки нас будет! Вон она, печать-то, – глянь! Вон, в штанах. Глянь, если не веришь! Припечатаю на три лба, будешь тогда...

Тут Горыныч усмехнулся и изрыгнул из одной головы огонь, опалил Ивана. Иван смолк... Только еще сказал тихо:

– Не балуйся с огнем. Шуточки у дурака.

Дочь бабы Яги упала перед Горынычем на колени.

– Возлюбленный мой, – заговорила она, – только пойми меня правильно: я же тебе его на завтрак приготовила. Хотела сюрприз сделать. Думаю: прилетит Горыныч, а у меня для него что-то есть вкусненькое... тепленькое, в простынках.

– Вот твари-то! – изумился Иван. – Сожрут и скажут: так надо, так задумано. Во, парочка собралась! Тьфу!.. Жри, прорва! Жри, не тяни время! Проклинаю вас!..

И только Горыныч изготовился хамкнуть Ивана, только открыл свои пасти, в избушку вихрем влетел донской атаман из библиотеки.

– Доигрался, сукин сын?! – закричал он на Ивана. – Доигрался?! Спеленали!

Горыныч весь встрепенулся, вскинул головы...

– Эт-то что еще такое? – зашипел он.

– Пошли на полянку, – сказал ему атаман, вынимая свою неразлучную сабельку. – Там будет способней биться, – он опять посмотрел на Ивана... Укоризненно сморщился. – Прямо подарок в кулечке. Как же ты так?

– Оплошал, атаман, – Ивану совестно было глядеть на донца. – Маху дал... Выручи, ради Христа.

– Не горюй, – молвил казак. – Не таким оглоедам кровя пускали, а этому-то... Я ему враз их смахну, все три. Пошли. Как тебя? Горыныч? Пошли цапнемся? Ну и уродина!..

– Какой у меня завтрак сегодня! – воскликнул Горыныч. – Из трех блюд. Пошли.

И они пошли биться.

Скоро послышались с полянки тяжелые удары и невнятные возгласы. Битва была жестокая. Земля дрожала.

Иван и дочь бабы Яги ждали.

– А чего это он про три блюда сказал? – спросила дочь бабы Яги. – Он что, не поверил мне?

Иван молчал. Слушал звуки битвы.

– Не поверил, – решила дочь бабы Яги. – Тогда он и меня сожрет: я как десерт пойду.

Иван молчал.

Женщина тоже некоторое время молчала.

– А казак-то!.. – льстиво воскликнула она. – Храбрый какой. Как думаешь, кто одолеет?

Иван молчал.

– Я за казака, – продолжала женщина. – А ты за кого?

– О-о, – застонал Иван. – Помру. От разрыва сердца.

– Что, плохо? – участливо спросила женщина. – Давай я распеленаю тебя, – и она подошла было, чтобы распеленать Ивана, но остановилась и задумалась. – Нет, подождем пока... Черт их знает, как там у них? Подождем.

– Убей меня! – взмолился Иван. – Проткни ножом... Не вынесу я этой муки.

– Подождем, подождем, – трезво молвила женщина. – Не будем пороть горячку, тут важно не ошибиться.

В это время на поляне сделалось тихо. Иван и дочь бабы Яги замерли в ожидании...

Вошел, пошатываясь, атаман.

– Здоровый бугай, – сказал он. – Насилу одолел... А где эта... A-а, вот она, краля! Ну, чего будем делать? Вслед за дружком отправить тебя, гадину?

– Тю, тю, тю, – замахала руками дочь бабы Яги. – О, мне эти казаки! – сразу за горло брать. Ты хоть узнай сперва, что тут было-то!

– А то я не знаю вас! – атаман распеленал Ивана и опять повернулся к женщине. – Что же тут было?

– Да ведь он чуть не изнасиловал меня! Такой охальник, такой охальник!.. Заласкаю, говорит, тебя до умопомраченья. И приплод, мол, оставлю: назло Горынычу. Такой боевитый, такой боевитый – так и обжигает!.. – и дочь бабы Яги нескромно захихикала. – Прямо огонек!