Василий Шукшин - Калина красная [сборник]

– Жениться, что ли, друг на дружке будете?

– Я говорю – в смысле образования! «Жениться»...

– У них одно на уме – жениться, – недовольно заметил Витька.

– Может, где-нибудь есть такие человекоподобные, что мы все у них поучимся. Вот тогда будет жизнь! Захотел ты, допустим, своих сыновей повидать прямо с печки – пожалуйста: включил видеоприемник, настроился на определенную волну – они здесь, разговаривай. Ругайся, если хочешь. А медицина будет такая, что люди будут до ста – ста двадцати лет жить...

– Ну, это уж ты... приврал.

– Почему?! Уже сейчас эта проблема решается. Сто двадцать лет – это нормальный срок. Мы только не располагаем данными... Но мы их возьмем у соседей по Галактике.

– А сами-то не можете – чтоб сто двадцать?

– Сами пока не можем. Это медленный процесс... – Юрка даже слегка кокетничает, изображает из себя какого-то учителя. – Может, мы и докатимся когда-нибудь, что будем сто двадцать лет жить, но это еще не скоро.

– Сто двадцать лет сам не захочешь. Надоест.

– Ты не захочешь, а другие – с радостью. Будет такое средство...

– «Средство»... Открыли бы лучше какое-нибудь средство от похмелья. А то башка, как...

– Не надо пить.

– Пошел ты!..

Замолчали. Юрка опять решительно сел за учебник.

– У вас только одно на языке: «Будет! Будет!» – опять начал старик. – Трепачи. Ты вот – шешнадцать-то лет будешь учиться, а начнет человек помирать, что ты сделаешь?

Юрка не намерен больше болтать. Молчит.

– Вырежет ему чего-нибудь, – сказал Витька.

– Да если ему срок подошел помирать, чего ты ему вырежешь?

Витька не знал.

– Я на такие... темные вопросы не отвечаю.

– Нечего отвечать, вот и не отвечаете. Светлые ваши головушки... только мякиной набиты.

– Нечего? – опять вскочил Юрка. – А вот эти люди?.. – сгреб кучу книг и показал. – Вот этим людям тоже нечего отвечать?! Ты хоть одну прочитал?

– Там читать нечего – вранье одно. У меня на квартире жил один...

– Во дает?! – сказал Витька.

– Ладно! – Юрка опять начал ходить по избе. – Чума раньше была?

– Была. У нас в двадцать...

– Где она теперь? Есть?

– Не приведи, господи! Может будет...

– В том-то и дело, что больше не будет. С ней научились бороться. Дальше! Если бы тебя раньше укусила бешеная собака, что бы с тобой было?

– Сбесился бы.

– И помер бы. А сейчас – сорок уколов, и все. Человек живет. Туберкулез был неизлечим? Сейчас – пожалуйста: полгода – и человек как огурчик! А кто это все придумал? Ученые. «Вранье»... Хоть бы уж помалкивали, если не знаете.

Старика раззадорил тоже этот Юркин наскок.

– Так. Ладно. Собака – это ладно. А змея укусит?.. Где они были, доктора-то, раньше? Не было. А бабка, бывало пошепчет – и как рукой снимет. А ведь она институтов ваших не кончала.

– Укус был не смертельный, вот и все. Это элементарно.

– Иди подставь, пусть она тебя разок чикнет...

– Пожалуйста! Я до этого укол сделаю – и пусть кусает, сколько влезет, – я только улыбнусь.

– Хвастунишка.

– Да вот же они, во-от! – Юрка опять показал на книги. – Люди на себе экспериментировали! А знаешь ты, что когда академик Павлов помирал, то он созвал студентов и стал им диктовать, как он помирает...

– Как это? – очень заинтересовался старик.

Витька тоже не слышал про это.

– Так. «Вот, говорит, сейчас у меня холодеют ноги – пишите». Они писали. Потом руки отнялись. Он говорит: «Руки отнялись».

– А они пишут?

– Они пишут. Потом сердце стало останавливаться, он говорит: «Пишите». Они плакали и писали, – у Юрки у самого на глазах показались слезы. На старика рассказ тоже произвел сильное действие.

– Ну?

– И помер. И до последней минуты все рассказывал, потому что это надо было для науки. А вы с этими вашими бабками еще бы... триста лет в темноте жили. «Раньше было! Раньше было!» Какие-то кулацкие уклоны... Вот так было раньше? – Юра подошел и включил радио. Пела певица. Немного все послушали ее. – Где она? – спросил Юрка.

– Кто?

– Певица-то. Ее же нет здесь, а – поет.

– Так это по провода-ам.

– Это радиоволны! «По провода-ам». По проводам – это у нас здесь. А она, может, где-нибудь в Москве или в Ленинграде поет – что, туда провода протянуты?

– Провода. Я в прошлом годе ездил к Ваньке, видел: вдоль железной дороги провода висят. На столбах. Чего ты мне говоришь-то?

Юрка махнул рукой.

– Тебе не втолковать! Мне надо уроки учить. Все.

– Ну и учи.

– А вы отрываете, – Юрка сел за стол, зажал ладонями уши и стал усердно читать.

Долго в избе было тихо.

– Витька, а ты на кого хочешь учиться? – спросил старик.

Витьку этот вопрос застал врасплох.

– Я пока выбираю, – сказал он.

– На кого он будет учиться! – оторвался от книги Юрка. – У него по арифметике плохо. Не исправил, Витька?

– Не...

– Что ж ты?

– Знаешь, на кого учись? На судью, – посоветовал старик.

– О-о! – удивились ребятишки. – Чего это?

– Люди будут бояться. Скажут: вон, вон – судья идет! Большое дело.

– Тогда уж – на прокурора, – сказал Витька. – Он пострашней.

– Прокурор – это не все понимают, что страшно. А вот судья... это судья. Это уже тюрьмой пахнет.

Еще помолчали.

– Он есть на карточке? – спросил вдруг старик.

– Кто?

– Тот ученый, помирал-то который.

– Академик Павлов? Вот он.

Юрка подал старику книгу и показал Павлова. Витьке тоже показал редкостного ученого.

– Старенький уж был, – сказал Евстигнеич жалостливо.

– Он был до старости лет бодрый и не напивался, как... некоторые, – Юрка отнял книгу. – И не валялся потом на печке, не матерился...

– Чего вы взъелись-то на меня?! – вскричал больной старик. – Ты гляди что – житья не дают! Комиссары нашлись... Вам ба по тогдашнему делу – только комиссарами быть. Они тогда молодые были... Такие же вот... молокососы заполошные. Командовали.

Юрка сел опять за учебники, а Витька стал листать книжку с портретами ученых.

– Ох, мать ты моя-а!.. – закряхтел опять старик. И полез с печки. Надел валенки, взял нож и вышел в сени.

– Куда это он? – спросил Витька.

Юрка пожал плечами.

– Ну, и что этот гусь? – спросил Юрка. – Наверно, отцом твоим станет?

Витька уставился на друга, точно до него только сейчас дошел истинный смысл прихода дяди Володи в их дом.

– Отцом? – переспросил он.

– Ну а кем же? Не родным, конечно, но жить-то у вас будет.

Вошел старик... Нес в руке добрый кус сала.

– Нате поешьте... ученые. А то, пока дойдете до своих хирургов-то, – загнетесь.

– Зачем? У меня есть – мне Витька принес...

– Ешьте! «Витька принес»... У Витьки у самого... зад сверкает. Безотцовщина. Ешьте, это доброе сало, не базарное.

– Нам дядя Коля привез из деревни – тоже доброе, – вступился Витька за свое сало.

– В деревне теперь разучились солить. Не разучились, а... не хотят. Тоже все на базар норовят: как попало посолил, лишь бы вид сохранить, – старик опять полез на печку. – Ох, язви тя в душеньку!.. Как ляжешь, так опять подступает.