Юрий Красавин - Хорошо живу

Племянник Витька вырос в здорового парня. Он был смирный — в мать и красивый — в отца. Закончил школу механизаторов, женился на хорошей девушке из того же Кузярина, появилась у него дочка. Вот с ними-то и живет ныне Маша.

Сегодня никто не вспоминает, что Витька у нее «пригульный», а кто вспоминает, тот не попрекнет. Смешно бы попрекать за такого парня!

«Нет, сестра у меня наживала добро, а не проживалась, — думал старик. — У нее ли сейчас не жизнь! Вот я… Я-то где-то промашку допустил».

Пришло долгожданное воскресенье, и оказалось оно солнечным, блистающим днем. Семья уступила уговорам старика, собралась и отправилась за город, куда он так настойчиво приглашал.

Пока шли меж домов по асфальту — хорошо, все были, в общем-то, довольны, а как миновали крайние дома — тут остановились и даже упали духом: бульдозеры и экскаваторы еще прошлым летом срезали здесь дернину, да еще линию, канализации вели совсем недавно — от крайних домов до поля простиралась широкая полоса сплошной глины, грязи. Сам-то Евгений Евгеньич довольно привычно пересекал эту полосу препятствий, не досадуя и не сетуя ни на кого. Но семейство остановилось, нерешительно затопталось на месте. Самым малодушным оказался старший из внуков — Андрей. Он хмурился, что-то сказал недовольно и чуть было не поворотил назад.

— До канавы, до канавы, — уговаривал старик. — Вон до тех кустов. Там бережком и пойдем по травке. Гляньте-ка, там уже и сухо, и жаворонки поют. Пойдемте.

Он первый стал пробираться по размокшей вязкой земле, по кирпичикам и дощечкам, которые сам же и накидал.

— Шагайте по моим следам!

— Дед, ты у нас как Иван Сусанин: заведешь в болото, все и погибнем, — сказал Витя, но уже запрыгал следом за ним. — «Куда ты ведешь нас?» — лях старый вскричал. «Туда, куда надо», — Сусанин сказал».

Андрей не расположен был к шуткам.

— Зачем это? — поморщился он. — Ну к чему? Что там, на твоей канавке? Я и отсюда вижу. Вот уж место для воскресных прогулок! И все ты, дед!

Сам Евгений Евгеньич вышагивал бойко, и был он сейчас до крайности предупредителен ко всем — к сыну, к невестке и даже к младшему внуку Вите: и тропинку готов был уступить, и заботливо отводил ветки кустов. Он так боялся, что воскресная прогулка оборвется в самом начале! Тогда — нет, не он, а они не узнают такого удовольствия, такой радости, которая ждет их там, впереди. Только бы они добрались до места! Так хотелось ему, чтобы они испытали ту радость, которая охватывала здесь его.

На щеках старика разыгрался возбужденный румянец, глаза молодо блестели. Он ревниво прислушивался, не ропщет ли кто из его спутников, оглядывался, готовый ободрить, уговорить. Но, к счастью, дальше все уже шли охотно и, кажется, были довольны, что выбрались за город.

— Пап, вот мы с тобой в прошлый раз говорили о методах проникновения в прошлое, и в частности об археологии, — приставал к отцу Андрей, любивший о чем-нибудь поспорить. — А не кажется ли тебе, что археология — это уже сказанное слово в изучении прошлого?

— То есть как это?

— Пройденный этап, понимаешь? Устаревший метод. Все равно что использовать лошадку как транспорт. Можно, конечно, ездить и на лошадке, однако машина лучше. Так и тут. Ведь есть же другие, более прогрессивные пути познания истории человечества, пути, по которым еще не ходили ни разу.

Старик, оглядываясь, косился на внука, стараясь вникнуть, о чем он толкует.

— Вот например, мы еще не научились читать тот отдел мозга у человека, который служит кладовой всякой информации. Мы его еще не трогали, а там такой запас!..

— С чего ты взял? — снисходительно возразил Борис Евгеньевич. — А может, там ничего нет, в этом уголке мозга? Пусто, как стертая магнитофонная лента.

— Ну, надо быть оптимистом, пап! Зачем сразу отрицать? Короче говоря, тут мы ничего не знаем, а знать надо.

Но старик не понимал их обоих. О чем они толкуют? Ну, сын ладно, он уже взрослый человек, солидный, рассудительный. «А этот-то, этот-то чего умничает! Половина русских слов, половина немецких, что ли… Откуда только набрался!»

— Представь себе, что этот аккумулятор информации передается из поколения в поколение, всякий раз все более и более обогащаясь. Я говорю о наследственности. Вот вместе с тем, что я, к примеру, унаследовал твой нос, глаза, твою походку… Верно, мам? У меня папина походка?

Мать ласково кивнула ему.

— Вот вместе с этим я унаследовал и твою кладовую памяти. Ты, сам того не сознавая, передал мне и всю ту информацию, заложенную в тебе от прошлых поколений, плюс свой собственный опыт, то есть твои переживания, свои впечатления о мире — все, что видел и знал до того момента… ну, в общем, до того почти, как я на свет появился. А я в свою очередь передам это своему сыну, тоже обогатив его своим опытом. Происходит аккумуляция. Теперь представь себе, какой клад лежит в каждом из нас!

— Возможно, — сказал Борис Евгеньевич, всем своим видом поощряя Андрея к дальнейшим размышлениям. — Допустим, что так и есть.

— И весь вопрос в том, как его достать, как узнать код этого шифра. Где найти тот золотой ключик, которым он отпирается, верно?

— Я знаю! — крикнул ему в спину Витя. — Поезжай за тридевять земель в тридесятое царство, и там у Кащея Бессмертного в сундуке за семью замками лежит яйцо, в яйце кольцо, в кольце еще что-то, и уж в нем ключ.

— А он, пожалуй, прав, — с улыбкой кивнул на Витю отец. — Если только есть этот клад, ключ от него надо из-под семи замков достать. Если только клад есть!

— Ты сомневаешься? — с интересом спросил Андрей.

— Да, я сомневаюсь.

— Странно.

Андрей перепрыгнул лужицу, обошел куст и опять пристал к отцу:

— А как ты объяснишь такой факт: известно, что ребенок еще в утробе матери видит сны. Это доказано, и таким образом…

— Чего-чего? — переспросил, вдруг оборачиваясь к ним, Евгений Евгеньич.

— Я говорю, установлено, что ребенок, еще находясь в животе матери, уже видит сны, — сказал Андрей деду и тотчас снова прилепился к отцу.

— Это откуда узнали-то? — насмешливо усомнился старик. — Ребенок рассказал? Как же он мог рассказать, если и говорить-то не может?

— Погоди ты, дед! Это научно установлено, а как установлено, долго объяснять. Примем как факт, и точка. Теперь рассуждаем дальше, пап. Во сне мы можем видеть только то, что уже видели. Во всяком случае, сон имеет в основе своей реальность, он суть производное от реальности. Он базируется на ней. Так?

— Ну, пусть будет так, — благодушно согласился Борис Евгеньевич. Он снял пиджак, перекинул его через плечо и расстегнул ворот рубахи. В его походке сразу появилась этакая небрежность, он шел уже немного вразвалку, чуть заметно косолапя, — это сразу сделало солидного, представительного директора школы похожим на деревенского парня. «Ишь, не пропало в нем еще наше-то!» — с удовлетворением отметил старик, оглядываясь на сына. Он приостановился, пропуская всех вперед себя, и еще раз окинул взглядом Бориса Евгеньевича.