Юрий Красавин - Хорошо живу

— Ты забываешь, что твой папа мне сын, — строго сказал старик. — И он должен слушаться меня, делать так, как я захочу. Понял?

— Но ты ему сказал?

Старик откашлялся, скрывая смущение.

— Он пока ничего не знает. Когда твой папа придет вечером с работы, ты ему передай вот что: дед очень захотел жить в своей деревне. Ему здесь, в Новгороде, было очень хорошо, но он все-таки хочет к себе, в Выселки. Пусть Борис не тревожится, со мной ничего плохого не случится. Я здоров, и силы есть, я хочу жить, а не сидеть сложа руки и ждать, когда это самое… когда умру. Вот так.

Витя задумался и размышлял довольно долго. Наконец сказал:

— Дед, папа меня заругает. Скажет: зачем отпустил?

— Как ты можешь меня не отпустить!

— Могу. Я захлопну и запру дверь. Позову соседей, чтобы сходили за папой.

— Вот еще! Я напишу ему письмо оттуда, из деревни, и объясню, как доехал, как устроился. Ну и все прочее. Увидишь, как я заживу славно! А вы собирайтесь ко мне в гости. Ты приедешь? Вот кончишь учиться и…

— Да я-то приеду. Еще бы!

— Ну вот! — старик обнял внука за плечи.

— Только что я скажу маме, если она придет домой раньше папы?

— Маме ничего не говори.

— А если она спросит? Что-нибудь соврать?

— Врать не надо. Если она спросит, скажешь все, что знаешь сам. Но если она не спросит, ты молчи и не говори ничего. Как рыба, понял?

— Понял. А если спросит Андрей?

— Вот Андрею ни в коем разе меня не выдавай. А то он поднимет шум раньше времени.

— И тогда твой побег не удастся, да?

— Я не убегаю, я уезжаю. Если б я хотел убежать, да еще тайком, я и тебе ничего не сказал бы, верно? И все-таки Андрею не надо…

— А если он будет меня пытать и угрожать расстрелом?

Старик не намерен был шутить и отмахнулся.

— Дед, я все равно ничего не скажу Андрею, даже под пистолетом.

— Только отцу или матери, больше никому. Договорились? Ты меня не выдашь?

— Это Андрею-то? Честное пионерское — нет!

Старик погладил внука по голове, поцеловал его в щеку, встал.

— Ну, до свиданья.

Он взял приготовленный заранее чемодан, окинул взглядом квартиру… И вот тут, в эту минуту, он впервые засомневался. Он как бы дрогнул весь: то ли делаю? так ли? И, опустив голову на грудь, задумался.

— Может, не надо, а? — сказал Витя. — Не уезжай.

Он тоже как-то дрогнул, словно только сейчас, когда дед уже держал в руках дорожный чемодан и стоял у двери, понял и осознал, что тот выйдет и его не будет.

— Не уезжай, — повторил Витя просительным тоном. — Без тебя нам плохо будет.

— Не выдумывай, — сказал ему старик.

— Лучше мы в лес за Веряжку ходить будем. И жечь этот самый… грудок. Лес там большой, я зимой на лыжах ездил, знаю. Я обязательно пойду с тобой, чтоб тебе не было скучно.

А Евгений Евгеньич мысленно прикинул: нынешний вечер — чем он будет занят? Сын обложится за столом книгами, невестка уединится в кухне, в комнате у Андрея и Вити запахнет горелой кислотой от паяльника… У каждого свои занятия, ни к кому не подступись с разговором. И просидит он весь вечер на диване перед телевизором. А завтрашний день? Опять то же и оно же: сиди и смотри, то в телевизор, то в окно. А что ему лес за Веряжкой? Может, и его скоро выкорчуют. Конечно, выкорчуют! Город растет, городу нужен простор.

— Ты только представь себе, как приедешь ко мне в гости, а? У нас там, в Выселках…

— В Кузярине, дед!

— Ну да, это ведь все равно. Река есть, лодку я куплю. Будешь с лодки рыбу удить. Там лещи знаешь какие клюют?.. Со сковороду!

Старик поставил чемодан и показал, какие именно лещи клюют в Кузярине; лещей такого размера трудно было себе представить, сковороду — тем более. И еще рассказал он внуку, что неподалеку от Кузярина теперь лесоохотхозяйство, а в нем водятся косули, кабаны, лоси и даже медведи.

— Мы с тобой обязательно туда сходим.

— С ружьем?

— С ружьем туда нельзя, мы так, поглядеть. Разве не интересно? Это ж не в зоопарке, звери гуляют на воле.

Витя обрадованно кивнул, однако что-то еще осталось беспокойное и печальное в глазах мальчишки. Да и у старика скребло на душе, и он, чтоб не затягивать прощание, поцеловал еще раз внука и вышел.

Улицу с лужами на асфальте он переходил шагом медленным и довольно-таки нерешительным. Он никак не был похож на человека, у которого впереди спешное и очень важное дело. В лужах плавали облака, и старик шел так, словно изучал их, словно боялся провалиться в опрокинутое небо. Но чем далее отходил от дома, тем более шаги его приобретали уверенность и твердость.

Дачный участок отделял новый жилой район от железнодорожной станции. Пока шел мимо домиков и сарайчиков по деревянным мосточкам, высушенным и нагретым весенним солнцем, то и вовсе повеселел. Недавняя грусть от прощания с внуком рассеялась, и старик уже весело оглядывался вокруг.

Владельцы дощатых хибар и сараюшек, которые почтительно именуются здесь дачами, уже копошились тут и там. И постукивали чем-то, и разметали дорожки, и разгребали мусор. Дымил костерик, играл транзисторный приемник. Евгений Евгеньич с удовольствием взирал на все это.

«Закопошились! Муравьи…»

Здесь, на мосточках, проложенных через весь дачный участок, он встретил гармониста Костю «Хорошо живу». Тот шел в заляпанной известкой спецовке с понурым видом. Заметив старика, вскинул голову, приостановился:

— А-а, дед, здорово!

— Здорово.

Гармонист был приятен Евгению Евгеньичу, равно как — ясно же было! — и сам он нравился гармонисту. Они оба чувствовали себя земляками, хотя, откуда родом каждый из них, ни один, ни другой не знали.

— Я думал, ты с гармонью и на работу ходишь.

— Не, там у нас другие инструменты: кирпичи, бочки с карбидом и так далее. А вот сейчас приду домой и сыграю на гармонье. А что мне теперь! Я смену отработал, восьмичасовой рабочий день, пятидневная неделя, два выходных. Семьдесят рублей аванс, столько же получка. Отдай и не греши. Верно я говорю?..

— Само собой.

— Вот так и живем. Неплохо, верно? То-то! А ты куда это с чемоданом? Бутылки сдавать?

— Ну что ты! — сказал старик солидно. — У меня сын — директор школы. Он не пьет. Должность не позволяет.

— Рассказывай! — «Хорошо живу» подмигнул. — Курица и та пьет. Плохого тут, между прочим, ничего нет. Надо только меру знать. А куда ж ты все-таки?

— Да так, по делам тут.

«Хорошо живу» опять был немного выпивши, но грустен что-то. Даже веселый разговор со стариком у него получался натужно, как бы через силу. Печален он был.

— Дед, я вот иду и размышляю. Про жизнь размышляю. Непонятно мне что-то. Как бы тебе сказать… Вот жена у меня, хорошая женщина. Ты знаешь мою жену?

— Нет, откуда! Может, и видел где, да на ней же не написано, что она твоя.

— Жалко. Красивая у меня она. И умная. И с образованием — техникум окончила. Десять лет вместе живем; детишки и все такое. Хорошая жена, меня любит, живем дружно. А вот отчего это, дед, я все время другую женщину помню? Ведь вот уж больше десяти лет! А?