Анатолий Баюканский - Восьмой день недели

Нет, не сглупил: еще тогда, во время месячной командировки в Старососненск, убедился, что освоение проектной мощности цеха, на которую министерство отпустило двенадцать месяцев, растянуто, и Радин инженерным своим нутром, интуицией почувствовал: сроки можно сократить, сжать. А что это значит, Радин представлял совершенно реально. Своим умом, волей, опытом, знаниями, если, конечно, удастся внедрить задуманное, он положит в копилку пятилетки триста или даже четыреста тысяч тонн конверторной стали. Ведь именно ради этого он и согласился поехать в Старососненск принять новый комплекс.

Тонко пискнул зуммер, вспыхнул оранжевый квадратик. Вот он! Радин с утра настроил себя на предстоящий разговор, записал вопросы, которые необходимо решить. Прежде всего поднять стойкость футеровки, затем увеличить подачу кислорода в дутье. Есть и другие просьбы. Например, нужны деньги для цехового дома отдыха.

У телефона был Иван Иванович.

— Ну, здравствуй, здравствуй! Как устроился?

— Нормально, благодарю вас.

— Нравится Старососненск?

— Город очень разбросан, — ушел от прямого ответа Радин, — здесь физики преобладают, лириков мало.

— Было бы что воспевать, кому — найдется, — дружелюбно заметил Иван Иванович, и Радин представил, как заместитель министра привычно потирает рукой подбородок. Так бывает всегда перед началом серьезного разговора. — Ну вот, дорогой, начинается твоя страда. Винюков утром доложил, что комплекс готов, подписан рабочий акт. Вот я и решил позвонить. Непосредственно.

— Спасибо, Иван Иванович!

— Сегодня к вам вылетает главный конверторщик. Он — официальный представитель министерства и председатель государственной комиссии. Не дожидаясь его, лично проверьте готовность основных узлов. Советую обратить внимание на следующее…

Радин придвинул к себе стенографическую тетрадь и стал быстро записывать все, что говорил заместитель министра. Иван Иванович незаметно для Радина перешел на «вы», будто хотел этим стереть старую грань их прежних отношений.

— Нашли с Будько общий язык? А с Винюковым? Полагаясь на их организаторские способности и опыт, не забывайте, однако, что вы, начальник комплекса, в первую голову отвечаете за производство. И еще, дорогой Анатолий Тимофеевич, — заместитель министра сделал паузу, — хочу позволить последний дружеский совет: воздавайте кесарю — кесарево, не старайтесь взять в свои руки все бразды правления. Заставьте, обяжите, научите, наконец, с первого дня работы цеховых специалистов, их у вас, если мне не изменяет память, около двухсот человек, почувствовать личную ответственность за порученный участок. И никогда не забывайте, что слово «начальник» идет от слова «начало». Этим принципом и руководствуйтесь. Дать «начало», заряд — ваша главная задача.

— Я обязательно сделаю так, как вы сказали.

— Мне остается пожелать вам удачи!

Опустив трубку на рычажок, Радин некоторое время смотрел на телефон, словно ожидая продолжения разговора. Вспомнил, что не успел задать ни одного вопроса. Ничего, выдадим первую сталь, разольем ее, появится повод самому позвонить в Москву.

Взглянул на часы. Через сорок минут встреча с руководителями пуско-наладочных работ. Вновь запел зуммер, высветил синий квадратик. На проводе был директор завода.

— Товарищ Радин, доложите, когда думаете начать горячее опробование?

Радин переложил трубку из левой руки в правую. Зачем спрашивает, ведь сам согласовал сроки пуска с заместителем министра?

— Завтра!

— Завтра, значит, завтра. Прошу обратить внимание на…

Винюков стал перечислять все те же пункты, о которых несколько минут назад говорил Радину заместитель министра. Круг замкнулся. Директор, как назло, медленно выдавливал фразы, казалось, сам себя заставлял говорить с ним.

Странные складываются у них отношения. Винюков внешне держится подчеркнуто ровно. Но Радин готов поклясться: Винюков сразу невзлюбил его. Неприязнь чувствовалась и в разговоре и при личных встречах.

— Вы меня слушаете? — спросил Винюков.

— Конечно, хотя…

— Что «хотя»?

— Извините, но… вы каждый мой день собираетесь расписывать по минутам?

— Вас это обижает?

— Иван Иванович, например, учил: если доверил лошадь, доверяй и вожжи.

Винюков хмыкнул:

— Вам не терпится схватить вожжи? Что ж, раз вас учили в министерстве, мне добавить нечего. Остается только требовать! — Винюков повесил трубку.

Радин поморщился, злясь на себя. Остряк-самоучка, хотел показать себя бо́льшим католиком, чем сам папа! Подобным тоном не рекомендуется разговаривать с начальством…

Спускаясь по наклонному тоннелю в цех, Радин попытался понять Винюкова, поставил себя на место директора. И не смог найти ему оправдания. Кажется, чего проще: накануне пуска пригласи к себе, две головы лучше, чем одна, посоветуйся. Нет, дает указания по телефону. Зато в цех наезжает внезапно, не предупредив. Что движет Винюковым? Позже, на оперативных совещаниях, он поражает присутствующих точными деталями, неожиданными вопросами, данными, полученными, как говорится, из первых рук. Собственно, нечего удивляться поведению директора! Радина назначили сюда против воли Винюкова, мало того, сместив человека, близкого ему. Глупо ждать восторгов. Малейший промах обернется против начальника цеха вдвойне, даст козыри тем, кому его присутствие здесь не по душе.

— Да ну их к бабушке! — отмахнулся от назойливых мыслей Радин. — На каждый чих не наздравствуешься. — Приостановился на переходном мостике. Мимо пробежали две девчушки, озорно взглянув на него. «Новенький!» — услышал позади себя.

Девчонки в робах скрылись за углом. Радин посмотрел вслед, ему стало весело и легко.

— Анатолий Тимофеевич!

Радин не сразу признал Будько. Тот был в каком-то старомодном суконном пиджаке, вместо каски, которую держал в руке, на голове красовался синий, прожженный в нескольких местах берет. Широкие брюки из грубого сукна почти закрывали ботинки.

— Правда, к лицу униформа? Старинная, теперь такие не носят. Зато счастливая, пятый цех в ней пускаю.

— Придется держаться к вам поближе, — пошутил Радин.

— Правильная мысль и вовремя сказанная, — совершенно серьезно проговорил Будько. — С чего начнем проверку?

— Думаю, с конверторного пролета.

— Кому поручим?

— Радину.

Будько усмехнулся:

— Допустим. А разливочное отделение? Тоже Радину?

— Зачем? Пожалуй, разливку поручим товарищу Будько.

— Добре. Только почему «пожалуй»? Вы не уверены во мне?

Радин не умел льстить и жонглировать словами. Заулыбаться бы: что вы, Тихон Тихонович, вовсе не это имел в виду! Ан нет, сказал, глядя прямо в лицо своему заместителю: