Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

Я бросился в буфет — к чаю ничего не было. Тогда, не надевая пальто, я побежал на улицу — магазин был рядом.

Я надеялся, что приду первым: надо успеть застелить кровать, но коридорная сказала, что гости только что прошли ко мне.

Я распахнул дверь и прямо перед собой увидел женщину. Это была красивая женщина. Она глядела на меня с загадочной улыбкой и молчала.

Ей было лет тридцать. Лицо казалось бледным — возможно, из-за слишком яркой помады на губах и больших темных глаз.

Венька стоял позади. Но я почему-то подумал, что вряд ли это его жена.

— Витя, не узнаешь? — с обидой сказала женщина.

Я ахнул: Люся!

Я обнял Люсю и расцеловал.

— Люська! — говорил я, искренне радуясь этой встрече. — Как я рад! Да ты же красавицей стала! Прекрасная дама!

Я усадил ее в кресло.

— Ай да Вениамин, — говорил я. — Он сегодня мой ангел-хранитель. Сколько добра сделал! Спасибо, старик! А ты, — я снова обернулся к Люсе, — наверное, мать пятерых детей: такой высокой моралью от тебя веет.

Она засмеялась, и ее смех, легкий и свободный, показался мне очень знакомым.

— Да и ты изменился. Я даже оробела, когда ты вошел. Вот и седина, и волос стало меньше, — Люся все смотрела на меня, — но я бы даже на улице тебя узнала сразу — это только Шишкин не мог.

Венька развел руками.

— Ну давай рассказывай о себе, — настаивала Люся. — Женат? Дети? Венька ни на один вопрос мне ответить не мог, а еще кадровик.

— Женат, — я улыбнулся, — но уже хочется разводиться.

— Что так?

Я отмахнулся:

— Не стоит об этом. У меня есть беды и покрупнее.

— Знаю, — она сказала это едва слышно. — Но, может, еще обойдется. Старайся думать о хорошем. Да и Калиновский говорит: есть шансы. А он, Витя, впустую не обнадеживает.

— Дай бог.

— Ну, рассказывай о себе, — приказала Люся.

— Да что рассказывать! Работаю в газете, пишу.

— Мы читали твою книгу. Нам с мужем она нравится. А мы кое-что, надеюсь, понимаем.

Шишкин чему-то рассмеялся, но комментировать не стал.

Я наблюдал за Люсей. Удивительно, куда только делась ее скованность. Раньше многие на факультете считали, что Люси как самостоятельной личности не существует. Была Маша. Ее ум, характер, обаяние, а Люся — это бледная копия с оригинала.

Теперь я видел, как все ошибались.

Видимо, мысль о Маше появилась у нас обоих.

— Да! — вспомнила Люся, и в ее глазах что-то засветилось. — Здесь Мария.

— Я тоже сейчас о ней подумал.

— Хочешь встретиться? — Лукавство в Люсиных глазах нарастало. — Выглядит Машка прекрасно.

— Замужем?

— Нет.

— Только что вернулась из деревни, — вставил Венька. — Люся вытребовала.

— Было жалко ее, — объяснила Люся. — У нее растет ребенок.

Я не знал, что ответить. Нет, подумал, встречаться не стоит. К чему? Да и не до Маши сейчас: болеет мама. Я так и ответил.

— Как хочешь, — сказала Люся. — Я ей пока ничего не сказала о твоем приезде. Решила спросить у тебя.

— Вот и отлично. Давай об этом не будем. Да и Маша, если я только правильно представляю ее характер, встречаться со мной не захочет.

Мы замолчали. Напоминание о Маше растревожило меня. Странное дело! Разное случалось у меня за эти годы, кое-что я повидал, со многими встречался, но какие бы плохие люди ни появлялись на моем пути, какие бы поступки они ни совершали, всегда было важно сознавать, что я знаю человека бескомпромиссного, чистого, и он, тот человек, скорее причинит вред себе, чем сделает худо другому.

Как говорится, нужно было сменить пластинку. Я повернулся к Шишкину.

— Не пора ли? — спросил он.

— Пора, — отозвалась Люся. — Мы решили тебя сегодня не оставлять одного, поедешь с нами.

Шишкин подошел к окну и долго что-то разглядывал на улице.

— Карета подана, — наконец сказал он. — Надеемся, не откажете навестить друзей.

Я накинул пальто, запер дверь, отдал ключ коридорной.

— Сейчас познакомлю тебя с мужем, — немного таинственно сказала Люся.

Я пошутил:

— Первый раз вижу женщину, которая так настойчиво рекламирует своего супруга. Ты давно замужем?

— Девять лет.

— Ого? — удивился я. — И не надоело?

Метрах в пятнадцати от гостиницы стоял «Москвич»; сидящий за рулем человек читал газету.

Только подойдя вслед за Люсей к машине, я понял, что это опять мой утренний спутник.

Прохоренко улыбнулся мне как старому приятелю, сложил газету, засунул ее за щиток и пригласил садиться.

— Мой муж, — представила Люся. — Вы, по-моему, уже знакомы.

— Так вот, оказывается, кому я должен быть благодарен за маму?

— Мы ничего особого не сделали, — возразила она. — Просто в Вожевске Леня многих знает, ему проще. А я действительно хочу, чтобы у тебя все было хорошо…

Венька тяжело опустился на заднее сиденье, ждал меня.

— Леонид Павлович, — сказал я, — что же вы не поднялись ко мне? Люсин муж! Да это же двойной сюрприз.

Прохоренко покачал головой:

— Зачем? Я отдыхал, читал газету, так что не жалейте. А потом, — Прохоренко улыбнулся, и я заметил, что улыбка у него мягкая, приятная — такая бывает у открытых людей, — к чему мешать встрече старых институтских друзей?

— Прошу слово «старые» больше не произносить, — заметила Люся. — Лучше — «давние».

Машина мчалась по асфальтированной, неплохо освещенной улице, потом свернула в темный проулок и сразу же запрыгала среди выбоин.

— Леня, ты не узнал у Калиновского, сколько времени будут готовить к операции Анну Васильевну? — спросила Люся.

— Недели две.

Прохоренко приспустил стекло.

— Витя, — сказала Люся и незаметно положила ладонь на мою руку — наверно, хотела меня утешить, — если будет нужно, я смогу подежурить.

Мне хотелось кричать от обиды. Чужие люди так близко принимают мою беду. А жена?!

Прохоренко включил фары. Свет полыхнул по дороге, вырвал из темноты забор, переломанный штакетник, столб. От обочины к середине дороги метался маленький человек, махал руками и что-то кричал.

Прохоренко дал длинный сигнал.

— Задавишь! — выкрикнул Шишкин.

Человек отскочил в сторону, погрозил нам кулаком.

— Я решил, — передохнул Шишкин, — что сегодня буду давать показания следствию.

— Ну, задавить его я не мог, — спокойно сказал Прохоренко. — Он же не стоял на дороге, а метался.

Прохоренко поднял стекло: дуло. Разговор оборвался.

— Как вы думаете, — внезапно спросил Прохоренко, — от чего зависит победа гроссмейстера в сложнейшем шахматном матче?

— От удачи, — сразу же ответил Венька.

— На таком высоком уровне везение — это несерьезно.

— Тогда подготовленность.

— И это ерунда. Разница в знаниях может оказаться ничтожной.

— Здоровье?

— Почти угадали. Шахматный матч в первую очередь — это соревнование нервных систем. Побеждает тот, у кого крепче нервы. В жизни, кстати, то же самое.