Семен Ласкин - На линии доктор Кулябкин [Сборник]

— Ну как? — спрашивала у каждого Вера. — Какую я вам раздобыла кадру?!

А дядя Митя ел. Зачерпывал ложкой, подставлял под нее кусок хлеба и медленно нес ко рту. Он жмурился от удовольствия, кажется, я ему действительно угодила.

Потом он поскреб по краям тарелки, слил в ложку остаток и стал ждать второе.

Я положила тушеное мясо. Оно плавало в томатном соусе и было темно-вишневого цвета.

Дядя Митя отщепил махонький кусочек, обмакнул в соус и положил на язык. Удивление росло в его глазах.

— Прилично! — сказал он второй раз. — Такое умела делать только моя старенькая мама в Корыстене. Где ты этому научилась?

— Недалеко от Корыстеня, — сказала я. — Мои дедушка и бабушка тоже оттуда.

Он ел, покачивая головой.

Я вышла к телефону. Пора было позвонить Юре. Что-то долго не соединялось.

Вера обняла меня за плечи, я не слыхала, когда она подошла.

— Поздравляю! Ты удостоилась высшей похвалы дяди Мити.

— Подумаешь, «прилично»! Что, другого слова не было!

— Что ты! — сказала она. — Ты даже представить не можешь, как бы звучало его «неприлично».

Я услышала звуки победного марша.

— Пятерка! — кричала трубка в пространство. Она кричала любому, кто ее слушал, не интересуясь — кто. — Пятерка! — орала трубка. — Пятерка!

— Доктор Кораблев, я вас поздравляю!!!

— Люба! — неистовствовал Юра. — Бросай работу! Это нужно отметить! Родители дают копеечку своему единственному ребенку! Ребенок заслужил, честное слово.

Ему мешала Валентина Григорьевна, она тоже что-то говорила в трубку.

— Тихо! — перекричал ее Юра. — А то пойду и пересдам на «два».

Вера так и не ушла, стояла рядом.

— Поздравляю, студент! — крикнула она.

— И тебя приглашаю, — орал Юрка. — Давайте кончайте трудиться.

— Ладно, — я засмеялась. — Приду с работы — решим. Ты пока невменяем.

Я повесила трубку, пора было открывать мастерскую после обеденного перерыва.

— Вот что, — сказала Вера, обдумывая какой-то план, — раз уж моя судьба небезразлична тебе, упускать такую возможность не стоит. Позвони Юре и скажи, что соберемся у тебя дома. Продуктами я обеспечу. Тебе остается доставить милиционера.

— А если он на дежурстве?

— Нет, — твердо сказала Вера, точно уже все узнала. — Это было бы несправедливо…

Когда я вернулась на кухню, там сидел дядя Митя.

Теперь можно было поесть и мне. Я налила тарелку, села в стороне.

Дядя Митя достал сигарету, покрутил ее в пальцах, размял. Чиркнул спичкой и глубоко затянулся.

Он словно решил сегодня больше не работать.

На пороге появилась Вера, в ее руках были мужские туфли. Она присела рядом с дядей Митей.

— Вот, поглядите, — сказала она с сердцем. — Вавочкина работа. Заказчик требует жалобную книгу…

Дядя Митя не пошевелился. Он будто не слышал.

— Директора хочет, очень шумный пришел товарищ…

— Ну и что? — переспросил наконец дядя Митя. — Пусть напишет…

— Что вы? А тринадцатая зарплата?! Вы же знаете, пострадает вся мастерская.

Дядя Митя снова глубоко затянулся. Пустил кольцо дыма, закинул ногу на ногу, покачал школьным ботинком.

— Нет, нет, — тревожным шепотом говорила Вера. — Только вы можете уговорить клиента.

У дяди Мити взлетела бровь.

— Я? С какой стати? Есть директор… — Он показал на дверь. — Вперед и направо. Товарищ Федулов. У него ромбик в петлице. Его учили пять лет в институте. Он умеет говорить с клиентом. Мое дело — шить обувь.

Он отвернулся от Веры. Сигарета погасла. Он достал спички, снова чиркнул.

— Пожалуйста, дядя Митя, — продолжала просить Вера.

Он поднялся, сделал шаг в сторону цеха и со вздохом вернулся на место.

— Драть некому этого Вовку. Все считают, Митя исправит. А ведь Митя тоже не вечен.

На кухонном пороге возник толстячок, квадратный и лысый. Глаза его глядели хмуро, губы были поджаты, желваки гуляли по скулам, — казалось, толстячок готов был подраться.

Я отставила тарелку. А дядя Митя словно никого не видел. Стряхнул пепел. Зевнул. Протянул руку в сторону Веры.

— Разреши подержать наш брак, — сказал он мирно. Взял туфли, покачал головой. — Безобразие! Стыдоба какая! Если бы это сделал мастер, я бы оставил от него мокрое место. Чем так работать, лучше уж не работать.

Он вздохнул.

— Но для первых шагов это не так страшно. — Повернулся к Вере. — Туфли попали к клиенту по ошибке.

Улыбнулся, успокоил толстяка взглядом.

— Понимаю, — сказал он мягко, как бы впервые его заметив. — Вам нет до этого дела. Понимаю. Согласен.

Поставил туфли на подоконник, кивнул клиенту:

— Извините нас и потерпите немного. Через два часа вы не узнаете своих туфель. Это говорю вам я, мастер.

Он протянул руку клиенту и, слушая его, благосклонно довел до выходной двери.

— Представляете, — жаловался клиент, явно смягчившись. — Из-за такой мелочи я не спал полночи. Мысль, что придется требовать жалобную книгу, меня угнетала…

Дядя Митя подождал, пока клиент выйдет, открыл дверь в цех и одну за другой запустил в сторону собственного верстака туфли.

Потом позвал:

— Вова!

Он почти бегал по кухне. От окна к двери, от двери до окна.

Наконец заметил Вавочку. Сел.

Я думала, дядя Митя начнет браниться, но он подпер кулаком щеку, так что лицо перекосилось, уголок рта поднялся, глаз вытянулся. Дядя Митя стал похож на монгола.

— Девочка, — обратился он ко мне. — Скажи, тебя учили в школе халтурить?

Я промолчала.

— Тогда откуда берутся такие, как этот?.. Ему даже не стыдно, что старик, дядя Митя, сегодня спасает ему тринадцатую зарплату.

Уши у Вавочки запылали, лицо стало пятнистым.

— Что же ты молчишь, халтурщик? Может, расскажешь, кто тебя научил халтурить?

Он помолчал.

— Ах, ты иначе не умеешь, халтурщик, я понимаю…

— Почему же, — тихо пробормотал Вавочка, глядя в пол.

— Значит, ты умеешь иначе?! — дядя Митя поджал губы. — Просто халтура твой принцип.

Дядя Митя сказал, как отмахнулся:

— Мне тошно тебя видеть, халтурщик.

Вавочка попятился задом, прикрыл двери.

Дядя Митя поднялся. Шаг его стал мягким, неслышным. Дядя Митя сделался похожим на рысь, что-то хищное появилось в его походке.

Он наконец утомился, присел на табуретку.

— Знаешь, девочка, — сказал он. — Я тут видел кино про портного. Артист в такой роли. И там был другой артист — он исполнял роль генерала. Стоило портному сказать слово, как зал хохотал и хлопал. А выходил генерал — всем становилось скучно.

Он помолчал.

— Так вот, — неожиданно заключил дядя Митя. — Когда я ел твой борщ и твое кисло-сладкое мясо, то подумал: каждый обязан сыграть свою роль как можно лучше.

Он двинул табуретку ногой под стол, распахнул двери.

— Один будет халтурить, а другой — эту халтуру исправлять. Смешно! Мастер, у которого я учился в Корыстене, выгнал бы такого ученика в три шеи…