Владимир Богомолов - Застава в степи

— Опять задумал сорвать сбор? Хочешь свою кандидатуру протащить? Не выйдет!

А у Сережки от тряски голова, как у желторотого воробушка, болтается туда-сюда. Потом ему надоела эта самодеятельность, он вскочил и стал убеждать всех, что ничего он не задумывал и свою кандидатуру никуда не хочет протаскивать и что звеньевым его избирать никак нельзя, потому что он в учебе слабоват и поведение у него не совсем примерное.

Это все верно. В прошлом году ему арифметику на осень оставляли. Но зато Серега самый лучший вратарь, и никто не плавает быстрее его кролем.

А девчонкам только его признания и надо было.

Избрали они Спичкину, а теперь сами не рады. Хотели создать секцию плавания, а Спичкина говорит:

— Чтоб утонули, а я за вас отвечала?

Хотели в городки научиться играть, а Спичкина:

— Чтоб ноги кому-нибудь перебили?

Хотели лыжный кросс до лимана устроить, а звеньевая и тут:

— Чтоб кто-нибудь заблудился в степи?..

И теперь у них все сборы, как парты в классе, одинаковые — об учебе и дисциплине.

Но самое смешное в этой истории было то, что сразу после выборов вожатая предложила:

— За хулиганскую выходку Крымову объявить выговор.

И объявили. Правда, на другой день вожатую вызвали куда-то, и теперь она работает в клубе кассиром и говорит, что там даже лучше — спокойнее и платят не меньше. А старшим пионервожатым стал Коля Попов. Он в прошлом году закончил нашу школу и остался в совхозе радистом. Работы у него, как он сам говорит, хоть отбавляй, и потому он не может целый день сидеть в пионерской комнате и наклеивать картинки на монтажи. Зато у нас всю зиму шел чемпионат по хоккею с шайбой, устраивались турниры шахматистов и работал радиокружок. Так что мы на Колю не в обиде.

Вот что значит поставить вожатым мужчину! Но об этом я же не мог сказать девчонкам, потому что они все равно бы не поняли меня, а, во-вторых, — это не совсем правильно. Есть же у нас женщины депутаты и даже министры. И в довершение всего, Коли сейчас не было в поселке. Будь он, дело не зашло бы так далеко.

Взбудораженным девчонкам я ответил:

— Пусть с Генкой сначала отец поговорит, а если и это не поможет, тогда соберемся.

Ребята из нашего звена поддержали меня. Наступила наша очередь пилить и колоть дрова для школы, и мне очень хотелось, чтобы Синицын обязательно пришел на пилку-колку. Я думал, что это хоть немного сгладит его вину. Вот почему я отозвал в сторону нашего классного дипломата Вовку Грачева и попросил его переговорить с Генкой.

— Только так, тонко, с подходом.

— Учи ученого, — задрал нос Вовка.

Но и Дипломат не помог. Синицын как будто решил поступать назло всем: не только не явился на мероприятие, но и отца не привел. Этот поступок Генки оказался той последней каплей, как любит говорить Фаина Ильинична, которая переполнила чашу нашего терпения.

Теперь, слушая раскрасневшуюся от негодования Тарелкину, я согласился с тем, что он позорит школу, и дал слово провести сбор сегодня, сразу же после уроков.

Уже на следующей перемене вся школа обсуждала Генкино поведение. Одни ругали, другие жалели его, и только сам он никак не реагировал на происходящее.

— Ты, может, и на это собрание не придешь? — приставала к нему Лена.

— Почему, — вздергивал Генка угловатые худые плечи. — Если не приду, кого же вы будете обсуждать?

А на предпоследней перемене он попросил Лену:

— Только скажи Морозову (мне, значит), чтобы он покороче говорил, а то мне очень некогда.

— Каков!? — возмутился Грачев, поправляя светлую челку. — Его обсуждать будут, а он еще ультиматум предъявляет.

Я был уверен, что собрание пройдет бурно. Но когда мы закрыли дверь на ключ, чтобы нам не мешали, в классе наступила такая тишина, что было слышно, как за окном падают капли с сосулек и щебечут воробьи. Я смотрел на Генку. Он сидел за последней партой и с таким видом изучал улицу, как будто происходящее в классе его абсолютно не касалось.

— Ну, давайте, — сказал я, останавливаясь около Фаины Ильиничны, которая пожелала присутствовать на нашем сборе. — Все вы знаете и, между прочим, не хуже меня, а даже лучше, для чего мы собрались. Вот и давайте высказывайтесь, а то на перемене кричали…

— Как говорят дипломаты, — оторвался от книжки Грачев, — в кулуарах.

— Вот именно, — перебил я его. — Ты тоже больше всех говорил.

— Мне не ясно, — захлопнул книжку Вовка, — кого собрались обсуждать — меня или Синицына?

— Вот-вот давай, высказывайся.

— А чего высказываться, — зашумели сразу все. — Пусть Синицын скажет, и все.

— Не кричите! — подняла руку Фаина Ильинична. — Здесь не просто пионерский сбор, а разбор персонального дела. Вы решаете судьбу товарища. Кто хочет сказать, поднимите руку. Веди собрание, Морозов.

Я заметил, что лица ребят стали постными, кислыми. Они замолчали, а Генка начал нетерпеливо ерзать на своем месте.

— Может быть, правда, послушаем Синицына, — робко поддержал я предложение ребят.

— Выйди сюда, Синицын, и расскажи нам всем, что с тобой происходит, — согласилась с нами учительница, — почему ты стал хуже учиться и плохо себя вести. Рассказывай.

— Мне нечего рассказывать, — усмехнулся Генка.

— То есть как это нечего? — вскочила Тарелкина. — Вот даже сейчас как ты себя ведешь, как отвечаешь?

Она подошла к столу и, нервно теребя концы своей косы, начала говорить о том, что наши папы и мамы, директор школы и Фаина Ильинична все делают для того, чтобы мы росли культурными, грамотными и честными. А вот такие, как Синицын, позорят высокое звание пионера, и им не место в наших рядах.

— Я предлагаю снять с Синицына красный галстук, — закончила Лена и, глядя себе под ноги, пошла на место. Не дойдя до своей парты, она вдруг добавила: — На время, конечно. Так будет справедливо.

Я взглянул на Генку. Он уже не разглядывал улицу. Он впился ненавидящими глазами в Тарелкину, а рука его крепко сжимала галстук на груди.

— Я тоже так думаю, — сказала Светка Киреева, которая всегда и во всем поддерживала Тарелкину, потому что списывала у нее контрольные.

Протянул руку Грачев. И когда я его поднял, он, заглядывая в свою записную книжечку, начал говорить с таким выражением, как будто ему доверили отстоять нашу точку зрения в Организации Объединенных Наций.

— Я внимательно выслушал предыдущего оратора, а точнее — Тарелкину, и должен сказать, что в принципе… А принцип, как вам известно, — это, — Вовка поднял указательный палец. — Это то, что древние греки ставили выше всего, а почему? Потому, что беспринципность приводит к банкротству, как сказал великий немецкий поэт Гёте. Вот, скажем, если бы мы в принципе согласились с предложением американцев…

— Грачев, нельзя ли ближе к делу, — под смех ребят перебила его учительница.