Владимир Богомолов - Застава в степи

— Из какой? — наивно спросил Грачев.

Генка повернулся к нему, как перед прыжком в воду, набрал в рот воздуха и замер.

Замер весь экипаж. Я почувствовал, что Грачев ехидничает, но ничем не мог помочь своему другу: сам не знал, из какой пушки бил крейсер по Зимнему.

— Из носового шестидюймового орудия, — ответил на свой вопрос Грачев и добавил: — Боцман обязан знать историю своего корабля.

Ребята засмеялись, а покрасневший Генка пробурчал, что он знал, но забыл.

— Экипаж, смирно! — скомандовал я своему звену, чтобы как-то спасти Синицына от позора. — Боцман, поручаю тебе за неделю написать историю нашего крейсера.

— Вот это здорово, Сеня! — кажется, без насмешки воскликнул Вовка. — Правильно, давайте напишем истории своих кораблей. И у кого будет лучше, тому прибавим сто очков.

Все поддержали меня и Грачева.

— И чтоб у каждого корабля была своя песня! — предложила Лена.

— И у всей эскадры!

— Я уже слова придумал, — полез в карман Саблин.

Чур, у нас будет песня из фильма «Путь к причалу»:

пропел Генка, а Вовка и тут не утерпел, чтобы не сострить:

— Это твоя-то спина? Ну-ну. А нашим гимном будет песня из фильма «Человек-амфибия»: «Эй моряк, ты слишком долго плавал, я тебя успела позабыть…»

— Это гадко, — густо покраснела Лена. — Грачев, ты же умный, как ты можешь петь такую песню?

Вовка смутился, присел на парту и, прикидываясь простачком, промямлил:

— Я что? Я ничего. Не нравится? Не надо. Придумайте сами.

А Генка, довольный посрамлением Дипломата, примирительно сказал:

— Знаешь, Ленка, и на старуху бывает проруха, как моя мама говорит.

Он повернулся к делегации четвертого класса и решительно потребовал:

— Так будет килограмм или нет?

— За всю игру, — стоял на своем Пашка. — А если хочешь за каждый спор, мы согласны по сто граммов фруктовых ирисок.

Я не мог не отметить, с каким достоинством держатся четвероклассники, и пожалел, что утром так плохо подумал об эскадре. Нет, с такими, как Рыжий, можно идти в поход. И чтобы умерить как-то Генкин пыл и аппетит, я внес предложение:

— Ириски покупать за счет того, кто подведет экипаж.

Звено сказало:

— Правильно.

А Генка остался при своем мнении.

— Тогда нам надо сменить гимн. Там поется: друг мой — третье мое плечо, будет со мной всегда.

Все весело засмеялись, а я спросил:

— Какое же вы первое дело надумали, если не военная тайна?

— Зачем тайна, — поддернул штаны Пашка. — Пусть каждый экипаж соберет сто килограммов макулатуры. А потом вы придумывайте.

— Наберем! — дружно решило звено.

На следующее утро, когда я только что вышел из сарая, где разыскивал свои прошлогодние тетради и мамины журналы, к нам во двор вбежал Генка. Я сразу заметил, что он чем-то сильно расстроен, и позвал его в дом.

— Не получилась задача? — поспешил я другу на помощь. — Поезда встретятся на 326 километре.

Но это не успокоило Синицына.

— Нет, какое нахальство!. — воскликнул Генка и бросил свою мичманку на кровать. — Ты понимаешь, Сенька, как они нас надули! И как хватило совести… вызвать нас на соревнование?

В конце концов мне надоела его тарабарщина, я взял Генку за руку и потащил к столу. Молча усадил и потребовал:

— Говори по порядку.

— А разве тебе ничего не известно?

Синицын рассказал, как один четвероклассник проговорился ему, что их экипаж заранее собрал и сдал в «Утильсырье» почти сорок килограммов макулатуры. Конечно, так они непременно обгонят нас.

— Запросто покажут свою корму нашей «Авроре». Да еще ириски получат.

Мы с Генкой начали думать, как выйти из затруднительного положения. Можно, конечно, пойти к Коле Попову пожаловаться, можно даже расписать эту рыжую команду в сатирической газете «Швабра».

— Все можно, — заметил я, — но от этого макулатуры у нас не прибавится.

— Ясно, — сокрушенно согласился Генка. И тут вдруг его длинное смуглое лицо посветлело. Синицын хитро подмигнул мне. — Идея! Давай складывай свое старье в мешок и тащи ко мне.

— Зачем к тебе? — не понял я.

— Потом все узнаешь. Мы их все равно победим!

Он схватил свою фуражку и, как ракета, вылетел из комнаты.

Когда я с помощью бабушки нагрузил мешок газетами, старыми тетрадями и журналами, в кухню вошел отец. Он приподнял мешок и воскликнул:

— Ого, будет полпуда! Давай помогу поднести.

— Я не в «Утильсырье».

— А куда же?

— К Генке.

— Опять что-нибудь затеяли, — засмеялся отец и, вынося мешок, скомандовал: — Одевайся, капитан, догоняй меня.

Синицына я увидел тогда, когда уже сдал свою макулатуру и получил квитанцию на семь с половиной килограммов. Генка плелся, с трудом передвигая длинные ноги. На спине его возвышался мешок, за углы которого осторожно держалась Лена Тарелкина. Она то и дело смотрела себе под ноги, боясь попасть в лужу. А Генка, нахлобучив на самый нос блестящий козырек мичманки, обливаясь потом, угрюмо шагал, не разбирая дороги. Поравнявшись со мной, Генка сердито сдвинул на затылок фуражку и с усмешкой процедил сквозь зубы:

— Тоже мне, «третье мое плечо». — Потом сплюнул, подбросил мешок и добавил: — Папенькин ты сынок.

— Да понимаешь, Генка, — начал я оправдываться. — Знаешь, Лена…

Но Тарелкина, не дослушав мою исповедь, попросила:

— Лучше помоги ему. Я все чулки забрызгала.

— Обойдусь без вашей помощи, — отмахнулся Синицын и повернул за угол, где стоял ларек старьевщика.

— У папы в конторе есть архив, — сияя сообщила Лена. — Он пообещал отдать его нам. Я побегу, а то вдруг передумает или отдаст другим.

Тарелкина направилась к конторе, а я пошел вслед за Генкой. Он уже сбросил свой мешок возле весов. Макулатуры в нем было не больше, чем в моем.

Старьевщик взвесил Генкину поклажу, нахмурился и вдруг, подняв мешок, начал высыпать содержимое отдельно от общей кучи. Полетели книжки, обрывки газет, листки из тетрадей и какие-то бумажные пакеты, перевязанные шпагатом. Весовщик взял один из таких пакетов, несколько секунд подержал на ладони, а потом как-то нехорошо посмотрел на моего друга.

Я тоже глянул на него. Лицо у Генки, обычно смуглое, стало светлым, как соль-лизунец, а на подбородке застыла большая капля пота.

— То-то, я гляжу, тяжеловат мешок, — осуждающе сказал старьевщик. — Тут, оказывается, вон какая бумага.

И он развернул пакет. Из него вывалился целый кирпич. Не успел я удивиться, как Генка схватил мешок и убежал. Утильщик покачал головой и начал складывать кирпичи на весах. Их было четыре.