Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

За домом Гангуров в глубине двора стоял самодельный душ: деревянная кабина с бочкой на крыше. Петр фыркал под струями воды, отец уже обтирался. Они переговаривались через стену.

— Это был не приказ, сынок, а совет. Я знал, с кем имею дело. Но Яцко выручал нас часто, когда, казалось, на волоске все висело. У него связи всюду, хватка… И потом, боялся он меня.

Петр вышел из кабины, стал растираться.

— Боялся, но жульничать продолжал?

— К сожалению, сынок, не все поддается стопроцентному учету. Ворочаем мы миллионами, и достаточно маленькой щелки, чтобы потекло. — Он показал на кран: — Вон, вроде бы прикрутил до конца, а все равно капает.

— Поменять резинку, и не будет капать.

— Мужики-и! Ужинать! — донесся голос Ефросинии Томовны.

Они стали одеваться.

— С краном оно проще, — сказал отец, — вырезал кружок из старой калоши, и порядок. А с совестью как? Старая калоша тут не поможет.

— Лично я ничего не имею против совести, но ведь у нас производство, и деньги люди получают не за совесть, а за работу.

— За работу, сделанную на совесть.

Петр улыбнулся.

— За что же ты тогда платил Яцко?

— Яцко — случай особый, хотя и от него я требовал честной службы.

— Я тоже этого добиваюсь.

— Не так добиваешься, сынок. В первый же день восстановил людей против себя.

— В конце концов, важен результат.

— Ужин остывает! — опять крикнула Ефросиния Томовна.

Они двинулись к дому.

— За результат-то я и боюсь, сынок. План вон уже повис с этой ревизией…

— Ну, об этом еще рано говорить.

— План — такая штуковина, что сегодня рано, а завтра поздно.

Чтоб его не беспокоили, Константин Григорьевич сменил место рыбалки, забравшись глубоко в заросли осоки.

«Я, Гангур Константин Григорьевич, родился в 1918 году в бедной…» — выводил он старательным почерком на первой странице блокнота.

— Клюет?

К нему подошел Виталий, трезвый и потому злой. Он поднял удилище, взглянул на голый крючок.

— Где черви?

— В земле. Ну, что там?

Виталий стал ковыряться щепкой в прибрежном иле.

— Сегодня подал заявление об уходе.

— Из-за Петра, что ли?

— Из нашей бригады еще трое уходят. Ничего, поглядим, с кем он будет экономить винтики и киловатты!

— Уходят-то, небось, твои дружки-собутыльники?

— При чем здесь собутыльники? — возразил Виталий. — Мы, если надо было, сутками вкалывали, без роздыху! Я весной по сто семьдесят процентов давал выработки! Ты меня на доску за что, за то, что я твой зять, повесил?

— А в прошлом месяце кто неделю на работу не являлся? — тихо сказал Константин Григорьевич. — Пьяница ты, Виталий, запоем пьешь, потом запоем работаешь… Петр правильно говорит: лечиться тебе надо. В принудительном порядке.

Виталий вскочил на ноги:

— Нет уж, принуждения я над собой не потерплю! А за оскорбления вы ответите, всем семейством ответите! Я законы знаю!

И Виталий пошел прочь, яростно размахивая руками.

— Пить пошел, стервец, — безошибочно угадал тесть.

Он укоризненно покачал головой и снова склонился над блокнотом: «… в бедной крестьянской семье…»

Петр находился в технической лаборатории винзавода: царство стерильной чистоты и стекла, изогнутого в виде всевозможных колб, пробирок, воронок, бюреток, пипеток, трубок. И заведовала всем этим царством его сестра Прасковья.

Они говорили официально.

— Скажите, Прасковья Константиновна, если готовая продукция не соответствует техническим требованиям или качественным признакам, вы имеете право остановить ее выпуск?

— По инструкции — да.

— И сколько раз вы пользовались этим правом?

Прасковья с недоумением смотрела на брата. Ей на помощь пришла одна из работниц.

— Прасковья Константиновна всегда сигнализировала дирекции о технологических нарушениях.

— А я говорю о другом: сколько раз лаборатория, вопреки желанию дирекции, останавливала выпуск недоброкачественной продукции?

— Таких случаев не было, — сказала Прасковья.

— Не было случая выпуска брака?

— Не было случая, чтобы лаборатория действовала против директора. Все вопросы мы согласовывали вместе.

— Согласовывать это одно, а покрывать друг друга — другое, — спокойно сказал Петр. — Будьте добры, принесите мне лабораторный журнал номер три и отчеты о работе за полугодие.

Ушла Прасковья. Перед Петром возник взмыленный Ефим Макарович.

— Искали, Петр Константинович?

— Да, Ефим Макарович, и получил истинное удовольствие. Поверьте, нет ничего приятнее на свете, чем искать работника в рабочее время на рабочем месте и не найти его.

— Так я ж мотаюсь…

— Совершенно верно. А надо, чтобы вы работали.

Подошла Прасковья, протянула журнал. Петр полистал его:

— А где отчеты?

— Я передам их несколько позже… Они не совсем готовы.

— Ничего, дайте какие есть.

Сестра продолжала стоять. Петр взглянул на нее вопросительно.

— Они не готовы.

— Плохо. Вся лаборатории останется без премиальных.

— Круто берешь, Петр, — прошептала Прасковья.

Ефим Макарович озадаченно чесал свой линялый берет.

Дегустационный зал.

Джику фотографировал огромный фужер с рубиновым вином. Тома-младший терпеливо играл роль осветителя, одновременно посвящая фоторепортера в тайны своей профессии:

— Вот почему так важно знать оптимальный режим дегустации каждого вина.

— Чуть пониже лампу… еще… Вот так.

— Если же, наоборот, необходимо выявить достоинства вина, его следует на пару градусов охладить. В общем, как в любой профессии, есть и у нас маленькие хитрости. И золотую медаль это вино заработало не без их помощи.

— Теперь, пожалуйста, посвети справа, ага… Мне вот что непонятно, Тома, почему вы так мало его производите? Вино ведь поразительное!

— На реализации каждой тонны этого поразительного вина, — объяснил Тома-младший, — мы теряем двести восемьдесят рубликов.

— Вот-те на! Золотая медаль и убытки? — от удивления Джику даже оторвался от фотоаппарата.

— Видишь ли, — бесстрастным голосом продолжал Тома-младший, — между базисной закупочной ценой на сырье и оптовой ценой на конечный продукт, то есть вот на это вино, существует большой разрыв. Не учитываются затраты на трехлетнюю выдержку вина, то есть те самые затраты, которые и превращают ординарное вино в высококачественное…

— Фю-ить! — присвистнул Джику. — Так это же отличный материал для проблемной статьи! Придется мне тряхнуть стариной!

— Общеизвестные факты, — охладил его пыл Тома-младший. — Любой винодел скажет, что выгоднее гнать ординарное крепленое, чем сухое марочное.

— Так-так, — сказал подошедший Петр, — это любой винодел скажет, верно. А вот как превратить марочное вино из убыточного в рентабельное? Это вам, товарищ корреспондент, не всякий скажет.