Григорий Канович - Киносценарии, 1982. Второй выпуск [альманах]

— Ты помолчать можешь?

— Могу. — И впрямь полминуты помолчал.

— Сидор говорит, — начал снова Лепик, — подниму сыновей ночью, говорит, и в четыре топора… Пусть потом, говорит, Мирон жалуется. Если сад бесхозный, ничего мне не будет. Государственное трогать, говорит, нельзя. А тут, говорит, можно. Да и яблони старые, как сам Мирон. Кому они нужны? Молиться, говорит, на них, что ли?

— Стихни ты, чертов сын! — зашипел Мирон.

Поплавок повело от берега, чуть дернуло и отпустило. Но через несколько секунд рвануло его вглубь, Мирон потянул, но не тут-то было. Рыбина попалась мощная и не давалась. Удилище согнулось, леска звенела от натуги. Мирон из последних сил тянул рыбину.

— Помогу! — подскочил Лепик.

— Отойди! — закричал Мирон и тянул, тянул рыбину.

Из воды выбросился большой окунь, рванул вбок. Мирон вел его на мелководье.

Оставляли силы старика и, должно быть, на миг расслабил он леску, рыба рванула и ушла. Мирон привалился к стволу дерева и улыбнулся.

— Ушла, — сказал он. — Все. Собирай снасти.

Он поднялся и пошел берегом к деревне. А Лепик собрал снасти, прихватил ведерко с прикормом и поспешил следом. Конь пошагал за Лепиком.

Мирон шел через сад. Остановился перед одной из яблонь, постоял молча. И двинулся дальше.

На крыльце своего дома сидел старый Сидор и смотрел на Мирона.

Потом повстречалась женщина средних лет, поздоровалась. Мирон остановился и задумался о чем-то, глядя под ноги. Женщина тоже остановилась, жалостливо улыбнулась:

— Не признали, Мирон Афанасьевич?

— Тебя, что ли? — покосился Мирон.

— Ну!

— Отец тромбу вырезал? — спросил Мирон.

— Отца-то моего откуда знаете?

— Ты же из Ковалева?

— Ну да. За Михаила Жука вышла.

— Знаю. Про отца спрашиваю.

— Сделал он операцию.

— А как твои сестры?

— Сестра у меня. Одна.

— А Галина? Хоть приемная, а сестра.

— Галина-то? В городе теперь. Двое детей. А у Нины мужа нет.

— Ничего, найдет. Ты вот что, Анна. Мальца береги своего. Толковый парнишка Сашок твой…

— Спасибо, — поклонилась женщина.

Мирон пошел дальше. Лепик шел рядом, крутнул головой:

— Чудно!

Мирон даже не посмотрел на него, занятый думой.

— Каждого сопляка по имени помнишь, дядька Мирон. Да кто его родители, кто дед и прадед, знаешь. Что у тебя за голова, дядька Мирон?

— Не суетись, — недовольно проворчал Мирон.

На крыльце он остановился, поглядел на деревню и шагнул в дверь. В хате позволил Лепику раздеть себя, лег в постель. Лепик прикрыл одеялом.

— Слушай, — сказал Мирон. — Напиши им. Всем поименно… Кубику, Мысе, Клопику, Гусаку… Найди адреса. Напиши каждому, что сад остался. Коли он нужен им, сад-то, пусть приедут, обновят. Коли он нужен им, сад-то, он будет. Детям накажут обновлять. Дети своим детям накажут. И так навсегда, на веки вечные. Понял ты меня, Лепик?

— Понял, батька.

— Ну и ладно. — Мирон вздохнул, говорить ему было тяжело. Посмотрел на Лепика, улыбнулся мягко: — Иди, не мешай. — И отвел взгляд.

В осенний ненастный день среди пней, что остались от сада, к длинному зданию казарменного типа, в котором еще недавно хозяйничали немцы, шел подбористый и ладный Мирон, в шинели, но без знаков различия. Рядом с ним шагали городского типа миловидная женщина в строгом костюме и средних лет плотный мужчина.

На дворе было пусто, и только у склада стоял какой-то человек, с колесом от телеги в руках. Мирон сперва мельком глянул па него, но что-то обеспокоило его и он пригляделся.

Это был Сидор.

— Подождите, — бросил Мирон и оставил спутников у крыльца, а сам направился к Сидору.

— Гляжу, гадаю — ты, не ты, — миролюбиво и без страха в голосе сказал Сидор. — Ну, здорово, Мирон!

— Почему здесь?

— Детдомом командую… Ну, кладовщик, значит.

— Пристроился, как в войну…

— Забыл мою телку, моих курей, бульбу?.. Плохо, Мирон. А я ведь тоже фронтовик.

— Осмелел в конце войны?

— Не все такие герои, как ты.

— Почему не в колхозе?

— И тут тоже кому-то надо работать, Мирон. Про колхозника песни поют, а у него в животе урчит. Уж лучше наоборот…

— Язык-то не распускай!

— А то неправду говорю?

Мирон отрицать не мог, только желваками задвигал, глаза сощурил и бросил:

— Ладно, поговорим.

Он пошел к зданию, а Сидор принялся ладить колесо к телеге.

Трое прошли в комнату, в которой впритык, одна к одной, стояло около двадцати кроватей. Многие пустовали. На трех, свернувшись, спали дети. В дальнем углу четверо ребят резались в карты. Густо висел табачный дым. На полу в двух шагах от вошедших стоял помятый таз, и в него с потолка часто капало. От сырости стены были в пятнах.

— Здорово, гвардейцы! — приветствовал нарочито бодро Мирон.

Ему никто не ответил.

Мирон переглянулся с пришедшим с ним мужчиной. Тот развел руками. Мирон сказал ему:

— Михаил Иванович, отберите карты.

Михаил Иванович несогласно помотал головой и объяснил:

— Изобьют.

— А ну, встать! — рявкнул Мирон.

— Дядя очень голосистый, — пробормотал один из игроков.

— Граммофон, — лениво заметил другой.

— Вот и окрестили, — вздохнул Михаил Иванович. — Поздравляю. А я — Квадрат.

И это вывело из терпения Мирона, он рванулся к игрокам, схватил карты и стал рвать. Игроки вскочили.

— Ты кто такой?

— А ну, отдай!

Один из лежавших на кровати недовольно высунул голову из-под одеяла и вдруг вскочил:

— Мирон Афанасьевич! — Это был Лепик. — Дядька Мирон!

— Лепик! Леня! — обрадовался и прижал к себе мальчика Мнрон. — Живой! Друг ты мой партизанский…

— Я ждал тебя, дядька Мирон! Я так ждал… Возьми меня отсюда, с тобой хочу…

— Так я ж директор детдома… Понял?

Он отстранил от себя мальчика, усадил на кровать, выпрямился и строго окинул взглядом притихших детдомовцев.

— Почему не в школе?

— А пошли вы со своей школой! — отмахнулся кучерявый парень.

— Не пойдете?

— Зиму покантуемся, а там…

— Не пойдешь, на плечах отнесу, — сказал Мирон кучерявому. — Как тебя зовут?

— Кубик Вася.

— Будешь ты учиться, Вася. И все будете. По одному таскать буду… пока жилы не лопнут.

— Согласен, — сказал Вася, — нагнись, дядя…

Деревенская, размытая дождями улица. Мирон несет на закорках Васю Кубика, рядом шагает хмурый Михаил Иванович, чуть отстав, идет женщина, а уж за нею детдомовцы.

— Дай прикурить, — просит Вася Михаила Ивановича и держит в свободной руке папиросу.

— Я б тебе дал, паразит, — ворчит Михаил Иванович. — Я б тебя…

— Дайте ему прикурить, Михаил Иванович, — приказывает Мирон.

Тот сердито лезет в карман.

— А со школы кто меня понесет? — уже покуривая, спрашивает Вася Кубик.

— Сам поползешь, сукин ты кот, — отвечает Мирон.

— Не согласен.