Юрий Шевченко - Эворон

— Мы его не выгоняли, — отозвался тот же веселый голос.

— Ставлю на голосование, — звонко повторила рыженькая.

— Кто за то…

Вокруг Соболева поднялись сотни ладоней. Он презрительно скривился, выбираясь из зала.

Лейтенант Легостаев, которого изредка видели в Эвороне в милицейской форме, с месяц обитал в стожке, в полукилометре от Шаман-камня — сидел в засаде.

После обнаружения тайника участковый уполномоченный по заданию Легостаева принял меры контроля в окрестностях скалы — зарисовал относительное друг друга расположение камней, маскирующих ход в пещеру, натянул кое-где на тропках невидимые нитки, воткнул в землю пяток сухих веток.

Сундук вскрыли, и содержимое запротоколировали.

Предварительно в управлении сложилось мнение, что тайнику много лет и пользовался им либо какой-то местный нэпман, либо приамурский кулак из тех, что укрывались в тайге в начале тридцатых годов: об этом свидетельствовали маркировка на пистолете отечественного производства, полуистлевшая карта, отпечатанная во Владивостоке еще до гражданской войны, архаичный компас да икона Димитрия-Воителя серебряного оклада, исторической ценности не представлявшая.

Вскоре из краевого центра пришли результаты выборочной экспертизы: одна из ювелирных вещей изготовлена в Японии, несколько других — отечественных фабрик, причем недавнего выпуска, не более двух-трех лет назад.

Это меняло дело. Было установлено постоянное наблюдение Шаман-камня — следует ждать появления хозяина тайника.

Для стожка лейтенант выбрал участок рядом с дубняком в супесях, оттуда удобно было низиной, под прикрытием густого даурского орешника, следовать к скале, не обнаруживая себя. О вахте в тайге знал только Геля Бельды, сын дяди Афони — парень был из местных и умел не следить в лесу. Геля получил задание: держать Легостаева в курсе эворонских событий и фиксировать каждого, кто отправится вверх по Силинке на плавсредствах.

В июньской жаре разомлела тайга, просушилась. А река, не в пример, стала полноводнее от подтаявших в Сихотэ-Алине снегов, и это мешало Легостаеву, шум потока убаюкивал его в укрытии, в полдни клонило в сон.

Через неделю проплыли вниз на плоскодонках рыбаки из Ольгохты, пристали к Шаман-камню, слазили к пиктограммам. Никто из рыбаков к провалу не подошел.

И снова потянулись томительные дни, напоенные солнечным дождем (так называл лейтенант про себя дрожащую сетку света, проникающую сквозь кроны к подножьям), плеском воды, пряным духом древесной коры, комариным пеньем.

Лейтенанту Легостаеву не было еще тридцати, он подчеркнуто проявлял служебную строгость, но давалась она с трудом: Валерий Викентьевич Легостаев был женствен характером и еще с училища тайно писал стихи. Про таких, как он, — невысоких, гибких в талии, молочно белокожих, с яблочным румянцем на щеках, легких в походке — хотелось сказать: тонкая кость. Но стоило лейтенанту, как теперь, сбросить китель, и обнаруживалась так удивившая Тольку Бобрикова при первом знакомстве заботливо развитая мускулатура.

Прошли еще недели, а едомый комарьем и обожженный немилосердным солнцем белокожий лейтенант все опасался разводить по вечерам костерок. Снял запрет только с папирос. Геля Бельды притащил для развлечения снасть. Леску с тремя поводками и свинцовым грузилом — закидушку. Держать ее в руках не было необходимости, Легостаев наматывал конец лесы на гибкую ветку орешника, искоса поглядывал — не пружинит ли.

Краткий июльский ливень заставил его перенести укрытие глубже в чашу, под навес двух намертво сросшихся елок. Дождь стучал и шелестел над головой, скатывался прочь с густой хвои, как с крыши.

Лейтенант поглядывал сквозь капли на тропку, указанную Гелей Бельды, поджидал нанайца — сегодня условленный день. Уже не верилось, что засада даст толк. Надо будет оставить ненадолго Гелю за себя, а самому смотаться в Эворон, на телефонную станцию…

Ливень быстро прекратился, и Легостаев уловил наконец звук осторожных шагов. Отклонил мокрую ветку. Это был не Бельды. По тропе пробирался высокий сутулый человек — лейтенант сразу его узнал.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Он решил не торопиться, вполне могло оказаться и так, что начальник стройки явился вовсе не к тайнику, мало ли причин, чтобы в субботний день размяться в тайге. Охотится?

И Соболев не спешил, присел на прибрежный валун.

На нем были высокие болотные сапоги, намокшая на спине и пятнисто потемневшая штормовка. Ружья, однако, не наблюдалось. Лишь на плече болтался пустой рюкзак. Передохнув, Соболев забрел по колено в воду, поднялся против течения шагов десять и вытащил из камышей маленькую берестяную лодку-оморочку.

«Гнать меня надо, — с досадой подумал Легостаев и расстегнул на всякий случай кобуру. — Мегрэ паршивый, месяц комаров питал, а лодку прошляпил…»

Соболев выволок корму оморочки на береговую гальку, выпростал со дна короткие весла, укрепил в веревочных уключинах. Нарезал на берегу охотничьим ножом сосновых веток, побросал хвою в лодку, умял. И только после этого подошел к тайнику.

Легостаев уже стоял шагах в десяти позади него с пистолетом в руке. Едва Соболев воткнул в почву нож, и, присев, взялся за камень, прикрывающий провал в скале, лейтенант негромко кашлянул.

Дмитрий Илларионович вздрогнул и оглянулся. Лицо его было бело, но в целом спокойно, вопреки ожиданиям лейтенанта. И нож уже блестел в руке. Эта автоматическая быстрота, с которой начальник СУ, обязанный в общем-то испугаться или, по крайней мере, растеряться, овладел ножом, лучше всяких доказательств убедили Легостаева, что перед ним тот самый человек, ради которого его послали к Шаман-камню.

Они смотрели друг на друга как будто недоверчиво, для обоих встреча была негаданной, даже для Легостаева — кого угодно ожидал увидеть у тайника, но Соболева? Тот, очевидно, должным образом оценив замешательство человека, которого он всегда принимал за милиционера, выпрямился и, улыбнувшись, направился к нему.

— Бросьте нож, — попросил Легостаев.

— Да ты что, милый мой, не узнаешь?

— Нож, — сказал лейтенант и положил руку с пистолетом на плечо.

— Шутник, — покачал головой Соболев. — Шутник ты, Легостаев. Погоны свои не бережешь. За кого меня принял? Держи, — и он швырнул тесак черенком вперед к ногам лейтенанта.

Тот наклонился за ножом и сразу же услышал треск веток. Но Соболев не убегал. Неторопливо шел, подминая валежник, к своей лодке. Не оборачиваясь, спросил:

— Ну, так доложи, за кого принял? Что вообще все это…

— У вас надо спросить, гражданин Соболев, не у меня!

— Гражданин?

— Садитесь на весла, Дмитрий Илларионович, не на корму. Я подтолкну. Поплывем в Эворон вместе. Там и объясню вам, что потребуется.