Александр Зуев - Через сердце

— Но, вы-ы! — зарычал Семенов на остановившихся перед неприглядным зрелищем смерти делегатов.

Он шагал впереди, бледный и разъяренный, круто выставив вперед рогатку усов.

Идущие позади слышали его грозное бормотанье:

— В-васю они увидели!.. В-вася им тут занадобился!..

Делегаты вышли в открытую лощину. Огромной казалась им снизу пустота лощины. Казалось, идут они, сопротивляясь резкому, сырому ветру, в ложе могучей реки, где-то близко остановленной на короткие сроки. И неуверенно озирались идущие на высокие берега: не обвалилась бы на горсточку затерянных людей притаившаяся стихия.

Внизу, на видимой с обеих сторон площадке, обе делегации одновременно остановились и одновременно же взяли под козырек. И сотни человеческих голов жадно вытянулись из земляных щелей с той и другой стороны. И напряженной стала тишина в лощине.

В короткую минуту успели делегаты оглядеть друг друга. И было для всех неожиданно, что с немцами пришел лейтенант, высокий, подтянутый и щеголеватый — даже в окопах, где офицер всегда старается походить на солдата.

«Штабной», — подумал Семенов.

Лейтенант не мог не заметить этих косых взглядов и, быстро шагнув вперед, с любезной усмешкой протянул портсигар Семенову. Тот взял плоскую турецкую сигарету, смущенно повертел ее и заложил за ухо.

Мариша заметил, что ни у кого из сошедшихся не было при себе оружия. Даже лейтенант пришел с безобидным стеком под мышкой.

Он поочередно оглядел всех пришедших с русской стороны и поманил к себе Левку. Мариша видел, что Левка усиленно показывает почему-то на него.

— В чем дело? — спросил Семенов.

— Господин офицер спрашивает, есть ли здесь представитель командования, — подойдя, козырнул Семенову Левка.

И махнул Марише рукой. Мариша, сразу смешавшись, выступил вперед. Под знобящим ветром стоял он, стеснительно ощущая на оцарапанной в ночном приключении шее тугие бинты.

Лейтенант уставил на него пустые глаза и издали неуверенно прикоснулся к козырьку. Представитель командования показался ему слишком юным. Притом же погоны вольноопределяющегося, окаймленные витым шнурком, видимо, были ему известны. Впрочем, лейтенант сразу принял безразличный вид, а Мариша незаметно отступил за солдатские спины.

— Начинай, — подталкивали Семенова сзади.

Семенов отставил вперед ногу и начал, трудно и громко дыша:

— Товарищи германцы! В России нет больше царской власти. Старый режим прикончен. Эта война была нужна царю и капиталистам… да… — Семенов покосился на лейтенанта, — и офицерам… а нам она не нужна. Так не будем мы больше истощать друг друга.

Переводил Левка Беркович. Он вытягивал худую шею и, вдохновенно сверкая глазами, сдабривал скупую речь председателя словечками, заимствованными в командировке из речей минских ораторов.

— Товарищи! — продолжал Семенов. — Сколь побито, поранено! Эту ямину вон по тот край можно налить кровью, кабы всю собрать. Рекой пойдет. А за что?

Дул в лощине острый, холодный ветер, усатые блеклые травы приникали под его тяжестью низко к земле. И зябко непроницаемы, казалось, были лица немцев. Высок и бесстрастен стоял офицер.

Мариша вспомнил далекие — в круглой рамке бинокля — картины: над этими холмами вставали белые, скрюченные призраки войны, и черные кусты разрывов густо лохматились по взгорью.

Он окинул глазом холодные, угрюмые тучи, теснившиеся в высоте: где-то там, за ними, невидимым пунктиром чертили в те дни свой смертоносный полет миллионы снарядов. Что, если бы можно было материализовать все это сплетение траекторных нитей? Какой тяжкий железный шатер упал бы на головы, накрыл бы всю лощину! Тогда, может быть, поняли бы, очнулись бы…

Мариша прислушался к словам Семенова, посмотрел на плотную стенку немцев и тревожно подумал: «Поймут ли? Вот где нужны были «очищенные» слова прапорщика Вильде».

Семенов исподлобья взглядывал на немцев, — трудно было понять их твердые, нерусские лица.

И стал горячее от этого Семенов, будто скрытое раздражение поднимало его голос все выше:

— Товарищи! Докуда будем лить кровь ни за что и гнить в окопах? Не пора ли нам воткнуть штыки в землю? Чего ждем? Не пора ли всем сказать: «Мир — хижинам, война — дворцам»?..

Дрожащей рукой нащупал тут Семенов на поясе короткий ножевой штык с японской винтовки и с размаху всадил его меж расставленных ног в землю.

Было видно по лезвию — мирным целям служил этот штык: весь зарос он хлебным мякишем и желтой замазкой белорусского кислого сыра.

Махнул по этому штыку Семенов — вдоль по лощине.

— Товарищи, клянемся никогда через эту линию больше не переступать. Ни взад, ни вперед. Глядите все: вон наверху, на бруствере, что вы видите? Красный флаг! То есть наше знамя. И кто на это знамя пойдет, тот есть враг рабочих и крестьян. Понятно?

Опять долго и вдохновенно переводил председателя Левка, но, кажется, теперь его поняли и так: вдруг подобрели тусклые, иззябшие лица немцев, и глаза их стали уважительно разглядывать плечистую фигуру Семенова.

Тут же вышел от них тяжелой перевалкой коротконогий увалень с ярким шрамом вдоль щеки. Увалень сказал, что он рабочий из Вестфалии, социал-демократ, что он пошел воевать против России из боязни, что победа русского царя бросит мрачную тень угнетения на всю Европу.

Мариша посмотрел на рдеющий рубец на щеке оратора, на красные большие ручищи, засунутые одними пальцами в тесные кармашки мундира, на короткие, свихнутые в коленях ноги и подумал с уважением: пролетарий. Мариша как бы примеривал это новое для себя слово на крепыше германце.

Грубым, как бы сердитым голосом говорил оратор. Левка переводил фразу за фразой. Солдаты слушали молча.

Лейтенант рассеянно обводил глазами высокие края лощины, вскопанные местами гвоздившей артиллерией.

На бугре взгромоздились оттащенные на сторону рогатки проволочных заграждений. Они уродливо рисовались вскинутыми к небу сочленениями, как пожирающие друг друга пауки.

Тут же голенасто вышагивал прапорщик Вильде, расставляя треногу фотоаппарата.

Вдруг лейтенант тревожно вскинул нос и, нацелив стек куда-то вверх, пошел вперед.

Сразу осекся оратор. Все смотрели вслед лейтенанту и ничего не могли понять. Он шел, не сводя глаз с горы и выкрикивая на ходу одну короткую фразу.

Левка перевел:

— Это не предусмотрено условиями.

Не сразу поняли, что стек лейтенанта был уставлен на прапорщика Вильде, только что нырнувшего под черную накидку фотоаппарата.

— Какого он там черта? — нетерпеливо оглянулся Семенов на размахивавшего стеком лейтенанта.

— Воспрещается снимать за проволокой, — вполголоса напомнил Левка заключенное накануне условие.