Александр Зуев - Через сердце

А то Юра приносил свой проигрыватель, и открывалась «мельница-вертельница», как выражались проходившие под окнами местные жители. Часами крутились по шатким половицам Светка с Юрой. Они покачивались и согласно перебирали ногами, ловя не только слухом, но и каждым суставчиком капризные ритмы джаза. По углам стояли горшки с цветами, в зальце было тесно, Светка чувствовала над самым ухом неровное дыхание Юры и не могла отклониться. В сумерках руки Юры все смелее притягивали Светку, горячий румянец пылал на ее щеках, смущенная, она выходила на кухню зажечь лампу.

Тетя Лара с четой артистов и Капитаном в это время увлеченно разбирали карты и ничего не замечали.

Только дядя Кеша не любил бывать в столовой — ему носили обед на дом. Светке даже казалось, что он с предубеждением относится к «кооперативчику» сестры. Каждый раз, когда Светка приносила ему обед, он начинал насмешливые расспросы:

— Ну, что там у вас в высших сферах? Какие новости? Говорят, вчера скандал разразился?

— Илья тебе уже рассказывал?

— На ходу, в общих чертах. О чем был спор?

— Помнишь, мы с Ильей ходили на старое кладбище? Я рассказывала тете Ларе о наших впечатлениях, о том, что надо сохранить древнюю церковь. А Юра нас поднял на смех. «Чудак Илюха, говорит, носится с глупыми проектами, пускай ломают старье на кирпич, силосные ямы нам нужнее». Я говорю: «Там же фрески!» А он говорит: «Ерунда, видел я в одном монастыре знаменитые, как считают, фрески, все это давно умерло и никому не нужно. Змея выползла из своей шкурки — какой смысл восхищаться мертвым мешочком?.. Развелись, говорит, у нас снобы: ах, старина, ах, красота! Утверждают, что в старину все было красиво. А что могло быть хорошо и красиво, когда общий уровень культуры был крайне низким?..» Это правильно, дядя Кеша, как ты считаешь?

— Неправильно, я считаю. Рассказывай дальше.

— И я говорю Юре: «Там вид замечательный — над вечным покоем. Как у Левитана в Третьяковке. Если церковь сломать, того вида уже не будет, сразу опустеет пейзаж». А Юра говорит: «Вот и хорошо, не равняться же нам на Третьяковку. В вашей Третьяковке смотреть не на что — все черно. А уж проповедью разит, как в церкви. Давно пора объявить ее музеем». Прав он, по-твоему?

— Отнюдь нет! Ну дальше?

— Вот и мы с тетей Ларой не согласились. Тетя Лара ему говорит: «Нельзя так, Юра, в нашей Третьяковке всю Россию своими глазами видишь!..» Он засмеялся: «Согласитесь, что это довольно трудно выдержать! Тысячи картин, и каждая тебя в чем-то наставляет, разве это искусство? Ни красок настоящих, ни мастерства — голая тенденция! Да и тенденциозность-то не наша — народническая…» Тетя Лара на него даже рассердилась: «Так, черт побери, за какое же вы искусство, спрашивает, за абстракционизм?»

— Интересно! Ну, ну?..

— «Нет, — говорит Юра, — я не за абстракционизм. По моему убеждению, это все-таки шарлатанство. А вообще я считаю, что все искусства пришли к своему концу, исчерпали свою функцию. Как детские игрушки бывают нужны в раннем возрасте. При коммунизме все искусства будут казаться делом пустяковым и ненужным. Их вполне заменят занятия науками и, конечно, спортом. У спорта великая будущность — все будут им заниматься», — сказал Юра.

— Что же, никто ему не возражал?

— Как же! Федор Иванович, художник наш, сначала было рассердился на Юру. Но они потом помирились. Юра сказал, что оформительское искусство по украшению быта останется, его переведут в разряд наук. «Это другое дело!» — сказал Федор Иванович и успокоился.

— Немного же ему надо! — усмехнулся Иннокентий Васильевич. — Ну, а что артисты?

— «А с нами как?» — спросил Мося. «Совсем тухлое ваше дело! — сказал Юра. — Молодежь в оперу уже не ходит, а следующее поколение повесит на нее замок. Как закрывают в деревнях церкви — за отсутствием посетителей. Красивые голоса теперь выходят из моды, наступает эра безголосых — они больше подходят к новой музыке. Шаляпин и джазовая музыка несовместимы. Оно и демократичнее: все будут петь, а не избранники судьбы. В совершенно простых голосах современный слушатель находит много своеобразной прелести, послушайте заграничные пластинки…» Тут Мося закричал: «Это ужасно, что вы говорите. Да вы нигилист, Юра!»

— Эге! Так, так…

— А тут еще Илья подлил масла в огонь. До этого сидел с газетой в углу, помалкивал и вдруг вскочил: «От чьего имени ты сейчас выступаешь, от стиляг?» Юра ему: «Вот ты уж сразу ярлыки навешивать! Не от стиляг, многие прекрасные парни и чудные девахи так думают — ты сам это знаешь! Затвердили: «стиляги»!.. А ты от кого выступаешь? От «работяг»? По-твоему, в коммунизм мы должны являться в рабочих ватниках и кирзовых сапогах — иначе не пропустят? Наш Илья будет на контроле стоять!..» Я, дядя Кеша, даже испугалась: гляжу, Илья вдруг побледнел, вскочил, глаза засверкали… И тетя Лара тоже испугалась, даже — потом мы над этим много смеялись — неизвестно для чего погасила лампу и предложила расходиться по домам. Мы пошли проводить артистов. И знаешь, что мне Юра сказал: «Здорово я всех их разыграл!..»

— Хитер! В нору пошел! А ты поверила?

— Не знаю…

— Так-так-та-ак! — задумчиво оглядывал племянницу Иннокентий Васильевич. — Значит, и в нашей дачной местности завелись нигилисты! Ну что же, надо нам с тобой в этом разобраться. Лампу погасить, как это сделала тетка Лариса, можно только с перепугу. Известно ли тебе, что и нас, когда мы были молодыми, тоже считали нигилистами?

— В самом деле? — удивилась Светка. — А вас за что?

— Ну, нас совсем за другое…

Весело подкрутив встопорщенные усы и подмигивая Светке, дядя Кеша запел:

— А что нашли? «У студента под конторкой нашли баночку с касторкой и представили в синклит — там решили: динамит! Динамит не динамит, а при случае палит». Ха-ха!..

Боголепов-то знаешь кто такой был? Сам министр просвещения, профессор римского права. Вот на кого мы замахивались и кого ниспровергали. Царя, министров и жандармов — душителей свободы. Да, тут мы были нигилистами, мы за народ шли. А этот Юра ваш, он за кого идет? Что у него за душой, хотел бы я знать? Один спорт — не маловато ли?.. Ведь чистого нигилизма не бывает. Всегда отрицают во имя чего-нибудь. Мы отвергали старый мир, так у нас была программа построения нового мира, вот в чем дело!.. Не мальчишеское ли пускание пыли в глаза весь этот нигилизм вашего Юры? Не модничание ли? Не с чужих ли слов он поет?.. Ой, племяшка, смотри, пора тебе в эти вопросы вникать. Скажи, он тебе нравится?..

Дядя Кеша уставил на Светку колючий взгляд. Племянница растерянно опустила ресницы и покраснела.