Николай Мординов - Весенняя пора

Говорили, что еще не так давно в темные осенние ночи на могиле шамана Кэрэкэна можно было услышать раздирающий душу звук бубна. Шаман страдал, он умолял свой хиреющий род воскресить его. Но не нашлось женщины, которая исполнила бы его завещание. И вот сосна стала сохнуть, на стволе появились червоточины, бури обламывали ветви одну за другой, и род Веселовых стал чахнуть, вымирать. Наконец лесной пожар уничтожил засохшую сосну, и дух бедного Кэрэкэна улетел в верхние миры вместе с дымом.

Такова мрачная легенда об обреченном на вымирание роде Веселовых.

На западном взгорье равнины Эргиттэ, среди могил Веселовых, поставлен столб коновязи, увековечивающий память Алексея Веселова. На нем изображен кортик — в знак того, что старик был князем наслега.

Сын его Федор Веселов слывет человеком неудачливым. Ему ничего не удавалось в жизни. В юности он сватался к единственной дочери улусного головы Дормидонта, младшей сестре первого улусного богача и нынешнего князька Талбинского наслега Ивана Сыгаева. По слухам, Дормидонт был согласен выдать дочку за него и встретил будущего зятя с большим радушием. Федор глядел на хозяев своими бегающими глазками, без умолку сыпал словами и с аппетитом уплетал жирных карасей.

А наутро Дормидонт почему-то наотрез отказал Федору, и тот с позором вернулся к себе в наслег. Спустя много времени стало известно, что Федор не понравился отцу невесты по трем причинам: взгляд несерьезный — бегающие глаза, речь не внушительная — говорит скороговоркой, ест карася с хребта, словно ворон падаль клюет. По всем повадкам и приметам — несчастливый будет человек, на нем печать вымирающего рода.

С тех пор и слывет Федор неудачником, хотя он и довольно богат. И теперь еще если кто поссорится с Федором, то уж непременно напомнит ему о несчастном сватовстве.

Все огорчения Федор вымещает на своей молчаливой жене Ирине, и потому у них в доме постоянные скандалы. Когда возникает спор за картами, — а картежник Федор страстный, хотя и не везет ему, — он в пылу гнева может ударить игрока. Однако битым всегда остается он сам, так как силой не обладает. Но и беспомощно барахтаясь под противником, Федор все-таки грозится:

— Ну, погоди, дай только встану — тогда узнаешь!

Когда Алексей Веселов и его старуха были живы, они нанимали «разведчиков», которые следили за сыном-картежником. Если Федор проигрывал коня, конь своевременно исчезал — угоняли его со двора. Где Федор играет, кому проигрывает — все бралось в расчет, — ведь не всякий человек отберет у старика Веселова выигрыш. Но бывало, что и «разведчики» эти опаздывали.

Когда умерли старики, Федор почувствовал себя свободным и совсем распустился. Если он много проигрывал, садилась играть и его жена. Тогда проигрывали оба.

Но, в отличие от Федора, с круглого лица Ирины почти никогда не сходит улыбка. Ирина обычно не спорит и не ругается, а больше молчит и даже в ответ на ругань лишь быстрее, чем всегда, пускает дым из железной трубки на длинном чубуке. Тем не менее, если ее вывести из терпения, она становится не только дерзкой, но способна даже полезть в драку.

После долгой игры Федор приходил усталый, ошалевший от бессонницы. Он несколько дней не был дома, проиграл лучшую лошадь из табуна и сейчас гонялся за ней по полю, так как должен отдать проигрыш. Хозяйка спокойно посасывает трубку, не обращая внимания на появление мужа. А Федор долго стоит и напрасно ищет табак в давно опустевшем кисете.

В доме наступает тишина.

Наконец хозяйка поднимается и ставит чашки на стол. Проходя мимо мужа, она вдруг фыркает по-кошачьи и толкает его локтем в грудь, отчего он плюхается на лавку.

— Ты что! С ума сошла! — гневно сверкая глазами, кричит Федор, и кажется, что он вот-вот вскочит и набросится на жену.

Проходя во второй раз мимо мужа, Ирина бросает на стол кисет с табаком. Можно на человека сердиться, можно даже побить его, но не дать табаку, когда знаешь, что у него не осталось ни крошки, — это уж слишком! Увидев курево, Федор сразу смягчается. Трусливо, словно провинившийся ребенок, он встает и осторожно подвигает к себе кисет.

Но в те дни, которые не были отмечены крупным проигрышем, Федор чувствовал себя в доме полновластным хозяином. Тут в нем просыпался деспот, он всячески издевался над Ириной и даже иной раз бил ее.

Когда подрос единственный сын Федора — Лука, Веселовы стали созывать в свой дом картежников со всей округи и теперь уже проигрывали свое добро втроем.

У худосочного, болезненного Федора и тихой толстушки Ирины дети рождались ежегодно, но неизменно умирали, «пожираемые» страшной чертовой собакой. Выжили только первенец Лука и полуслепая девочка Аксинья — любимица отца.

Веселовы всячески старались обмануть собаку, чем-нибудь устрашить ее. Они привязывали к детской колыбели медвежьи лапы с когтями. Они давали детям имена «худых» людей. Они одевали мальчиков, как девочек, и отращивали им косы. Они отдавали новорожденных в другие дома. При этом новорожденного младенца выносили не через дверь, а через окно и шли от дома, пятясь задом, чтобы следы на снегу показывали в обратную сторону.

Но разве обманешь собачий нюх? Дети все равно умирали.

И еще придумали Веселовы одно средство: они брали к себе в дом на воспитание «дурных детей». Пусть собака ошибется и погубит приемыша. Они укладывали спать своего ребенка за спину чужого. А уж в самые тяжкие времена одевали своего в лохмотья «дурного» и всячески обижали его, то и дело заставляли плакать и в то же время, надев дорогие одежды на приемыша, шумно демонстрировали свою нежность к нему.

Но собака не ошибалась: приемные дети росли, а свои погибали.

Держать приемных детей было выгодно во всех отношениях: с ними «развлекался» Лука, а вырастут — станут даровыми работниками; ну, а если и умрут, так ведь это вместо родного ребенка.

Сиротку Майыс Веселовы взяли к себе в семью именно с этой целью. Гибкая, как речная лоза, чернобровая Майыс росла бойкой и веселой девочкой. Бывало, вырежет из озерного тростника дудочку и, играя на ней, бежит вдаль, чтобы пригнать домой пасущихся коров. А то еще вырезала она из бересты фигурки всяких животных и зверей. Все они бегали, спали, ели — словом, жили своей жизнью. Девочка прикалывала их к дощечке в определенном порядке, и получался целый рассказ из жизни охотников и скотоводов.

Красивой и здоровой росла Майыс.

Девочку не особенно обижали в семье, так как за нее можно было получить большой калым с будущего мужа. Ее даже отдали вместе с Лукой в приходскую школу, которую она в одиннадцать лет легко окончила, оставив хозяйского сынка во втором классе. Тем не менее Майыс часто напоминали прозвище ее деда.