Николай Мординов - Весенняя пора

До них донеслись выкрики ребят:

— Чай вскипел!

— Чай пить!

— Идите все сюда!

У шалаша давно уже вился веселый дымок костра. Никитка, Алексей и Федосья сзывали косарей на отдых, и люди потянулись к шалашу.

Дмитрий был особенно весел: старый Лягляр поделился с ним табаком, который принес Афанас. Дмитрий шел с намерением похвалиться перед Иваном тем, что ему довелось покурить. Но, увидев у входа в шалаш горой лежащие на сковородке маслянистые оладьи, сливки и расставленные чашки с крепким чаем, он остановился пораженный.

Со смехом и шутками, весело напились чаю и покосили еще немножко. Но вскоре кончилась лягляринская земля, и пришлось расходиться.

— От всей души благодарю вас! — взволнованно сказал Егордан на прощание. — Выручили! Добрых восемьдесят копен выйдет. То-то говорится: «Зайцу — чаща, человеку — друзья».

— Ну, я-то выручил, положим, не очень, — смеялся Афанас. — Хотя, может, одну копну и накосил. Или и того не будет? Дивлюсь я на Ивана: и меньше меня, и слабее, а косит в десять раз лучше.

— Ты бы, Егордан, позвал меня одного, я бы и сам управился: чай не богачу косить…

— Вместе веселее, — зашумели остальные, — нам ведь тоже хочется помочь Егордану.

— А вдруг мы это для Семена Веселова постарались? — обеспокоенно произнес Дмитрий.

— Не может того быть… — пробормотал немногословный силач Тохорон.

— Пошли! — махнул Иван Тохорону. — По дороге немного и на твоем выгоне помахаем, а то Губастый догадается. Ну хорошо, что позвал нас, Егордан.

— Мы такие, что не пропадем! — уверенно произнес Андрей Бутукай. — Уму якута сам царь дивился. Спрашивает: «Чем вы там, якуты, живы?» А якут-то… — И Бутукай, заметив, что его никто не слушает, бросился догонять друзей.

Через два дня Ляглярины и Эрдэлиры все, от мала до велика, кроме Федота, опять отлучившегося по какой-то выдуманной причине, отправились убирать сено. Даже старая Дарья, опираясь на палку и плечо Никитки, доплелась до шалаша и уселась у входа, веселая и оживленная.

Уже сложили около десятка копен, когда по дороге к Эргиттэ из леса показался серый конь с двумя седоками. Коня вел за повод подросток с вилами и граблями на плече.

— Федор Веселов! Вот подлец! — сказал Дмитрий, всматриваясь в непрошеных гостей.

— Семен… Ой, беда! — прошептала, бледнея, тихая Лукерья.

Все сбились у шалаша.

— Вот досада! — Егордан в сердцах глубоко воткнул вилы в землю.

Вскоре Федор, Семен и Давыд, который вел коня за повод, приблизились к ним.

— Что это ты, Егордан, вилами грозишься? — прогнусавил Семен, и его худое длинное тело медленно сползло с коня. Прихрамывая на затекших журавлиных ногах, он продолжал: — Как же это ты, господин Егордан Лягляр, посмел выкосить тут?

— А чего же мне не косить свою землю?

— Может, когда-то и была она твоей, но теперь стала моей. И я ее, мою землю, отдал вот этому человеку. Наверное, припоминаешь его: это Федор Веселов.

— Не боишься ты, Семен, греха перед богом и стыда перед людьми! — укоризненно произнесла Дарья.

— Не лайся, старая дуреха! — Семен долго рылся за пазухой и наконец вытащил пакет с изображением утиных перьев.

— Опасаясь, что ты, такой важный человек, можешь не подчиниться своему наслежному князю, твой улусный голова прислал тебе вот эту грамотку. Прочти! Если тебе и этого мало, то получишь грамотку от губернатора, а то, пожалуй, и от самого царя…

— Может, и царь-то ему не указ, — заговорил слепец, сидя на коне. — Он ведь с сударскими дружен.

Получив пакет от Семена, Егордан передал его старшему сыну:

— «Старосте Талбинского наслега Нагылского улуса Ивану Дормидонтовичу Сыгаеву, — медленно читал Никитка. — Копии инородцам того же наслега Семену Веселову и Егордану Лягляру.

Ввиду того, что в вашем наслеге давно не было перераспределения земель, и ввиду того, что ежегодные частичные перемещения в землепользовании входят в круг обязанностей наслежных старост, я, голова Нагылского улуса Якутской области Павел Едалгин, утверждаю передачу покосной земли Дулгалах инородцу Семену Веселову с назначением инородцу Егордану Лягляру земли из запасного наслежного фонда в Эндэгэ. Кроме того, Егордану, сыну Лягляра, объявить строгое замечание за то, что он при помощи всей своей семьи и инородки Дарьи Эрдэлир насильственным путем не допустил инородку Евдокию по прозвищу «Татарская дочь» к ее наделу. Половину урожая с означенной пашни, засеянной инородцем Егорданом, сыном Лягляра, присудить в пользу Евдокии по прозвищу «Татарская дочь».

Ведя за повод коня, на котором сидел слепой Федор Веселов, Семен осматривал участок у озера и тихо рассуждал:

— Ну, это понятно, коса Ивана Малого… А тут прошел Эрдэлир. Здесь сам Егордан… Э, Федор! — вскрикнул Семен. — Да тут следы и твоего Василия Тохорона!

— Неужто! — удивился Федор и, помолчав, тихо добавил: — Семен, ты, должно, ошибся: Тохорон — человек смирный.

— Он, он! Его двойные взмахи.

— Вот собака! И он, значит!..

Семен вернулся к шалашу, и конь, опустив морду, жадно захрустел подсохшим на солнце сеном.

С помощью Давыда Федор спустился на землю и, усаживаясь в тени, ехидно обратился к Егордану:

— Да, дружище, значит сам голова отвалил тебе всю тайгу, от нас до Охотска. Обширные же у тебя владения стали, Егордан!

Давыд громко фыркнул и смущенно отошел в сторону.

— Как же вам надо мною не смеяться! Прогнали в тайгу, где никогда никто не косил, где только лоси да медведи живут…

— Вот и хорошо! Будешь, значит, не только косить, но и зверя промышлять, скоро разбогатеешь, — прогнусавил Семен, стаскивая с коня седло.

К нему подошел Дмитрий и, грозно сверкая глазами, сказал:

— Когда-нибудь мы вернемся из таежных дебрей, куда вы нас загнали. Плохо вам будет тогда, очень плохо!

— Не угрожай… — невольно просящим голосом протянул Семен, на всякий случай отстраняясь от Дмитрия.

— Ты с ними осторожнее, Семен: у них друзья русские, уголовщики разные, — вмешался Федор и, немного помолчав, продолжал: — Да, друг мой Егордан, жили мы с тобой столько лет по соседству… Спасибо, что не шибко обижал меня… Теперь, на старости лет, придется нам с тобой расстаться. Прошу тебя снять твою юрту с моей земли. Или… или продай мне ее на дрова. Короче говоря, к зиме ее здесь не должно быть: мне очень нужна пашня.

Ляглярины и Эрдэлиры неторопливо собрались и уже готовы были тронуться в путь.

— Давыд, дай сюда вилы да барина своего введи в шалаш! — приказал Семен. Потом, вдогонку уходящим, добавил: — Мошенники! Проучить бы вас надо за то, что посягнули на чужое!

Федосья ладонью провела по глазам:

— Мучители! Кто только отомстит вам за все это…