Михаил Анчаров - Самшитовый лес [litres]

Он замолчал. И мы не знали, что сказать на это. Как он цеплялся за свою фантазию! Он уже и нас включил в нее, и мы уже стали элементом рассказа. Но это все-таки был рассказ. Как говорил Олеша: рассказ – это все, что рассказано. На улице был белый день. Реальная жизнь шумела на улице, а здесь несчастный парень пытался материализовать фантазию. Зачем?

– Зачем?

– Я люблю ее, братцы, – сказал он. – Вот в чем штука.

– Кого, чудак?

– Ту, которая прилетит…

– Ладно, – сказал Костя. – Тут пути нет. Разве что в безумие. Ты становишься маньяком, Гошка. Вернемся к реальной действительности.

Он включил радио. Нормальное московское радио.

– Вот послушай реальные известия, – сказал он. – Кто где что посеял и что из этого выросло. После всей болезненной чепухи это звучит райской музыкой.

И тут диктор, реальный диктор, а не выдуманный, реальный московский диктор сообщает о непонятных сигналах из космоса, обладающих периодичностью в сто с лишним дней. И что среди всех хаотических сигналов космоса это первые сигналы с устойчивой характеристикой. И что многие советские ученые не исключают возможности их искусственного происхождения… Ну, вы все, конечно, помните это сообщение. Обидно только, что никто теперь не поверит, что Гошка рассказал нам свою фантазию о сообщении раньше, чем оно прозвучало по радио.

Мы ничего не понимали. Чересчур это напоминало продолжение Гошкиного рассказа, и хотелось проснуться.

Мы посмотрели на Гошку. Он смеялся. Морда у него была спокойная и довольная.

– Ну вот, – сказал он дружелюбно. – Я же говорил вам, а вы не верили. Я знал, что сегодня должно случиться что-то в этом роде.

Поглядев на наши лица, он сказал:

– Выпейте водички. Еще посмотрим, кто из нас псих. Пошли куда-нибудь, закажем и съедим большую еду. Я помираю от голода.

Он потянулся с хрустом.

– Я не гордый, – сказал он. – Теперь могу подождать сколько нужно. А вы балды, братцы-кролики. Сами придумали третью сигнальную систему, а сами боитесь ею пользоваться. Чуть меня с толку не сбили.

Вот как было много лет назад. Так здорово начиналось. А что из этого вышло?

Случилось самое фантастическое – прилетел этот научно-промышленный марсианин.

– Ну и что хорошего? – спрашивал Гошка.

Ладно, пора прощаться с детством. Я имею в виду детство человечества.

Кстати, этот тип, мой будущий ассистент, присланный невесть откуда и невесть каким начальством, так и сидел в углу, куда я его посадил с журнальчиком. И он был нам совсем не нужен сейчас, и только моя врожденная вежливость не позволяла мне спросить его сразу, что ему, собственно, здесь нужно и почему он не пришел мне представляться в лабораторию.

– Послушайте, почему вы пришли сюда? – спросил я его.

– Мне сказали, чтобы я разыскал вас, и я разыскал…

– Имелась в виду лаборатория.

– Мне никто не сказал этого, – ответил он.

– А сами вы не могли догадаться? – спросил Костя.

Он пожал плечами. Меня начал бесить этот жест.

– Боюсь, мы с вами не сработаемся, – сказал я.

– Почему? – спросил он.

– Я вам потом объясню, – сказал я. – Вы прочли то, что я вам дал?

– Да.

Я ему дал статью, где убедительно доказывалось, что, несмотря на развитие кибернетики, человеку полагается думать.

– Вы согласны с тем, что там написано? – язвительно спросил я.

Он пожал плечами.

– Он пожимает плечами, – сказал Костя. – Почему вы пожимаете плечами?

– Вы спросили меня, согласен ли я… – робко сказал он.

– Ну?

– Я этим движением хотел показать, что я не понял…

– Чего не поняли? Согласны вы или нет?

– Я не понял того, что я прочел… – тихо сказал он.

– Не поняли того, что вы прочли?.. А что, собственно, там можно не понять? – спросил я. – А почему, собственно, вы держите журнал вверх ногами?

– Вы мне его так дали… – робко сказал он.

Он как взял журнал вверх ногами, так и пытался его читать. Он в нем ничего не понял. Мы глядели на него ошеломленные.

– А… почему, собственно, вы не могли его перевернуть?.. – тихо спросил Костя.

Он посмотрел на Костю снизу вверх, и робко улыбнулся, и пожал плечами.

Тогда Гошка вскочил с тахты, схватил его за шиворот, выволок из комнаты, протащил его по лестнице и вышвырнул на улицу.

Потом он вернулся, потрогал стены, стол, потолкал тяжелое кресло, как будто хотел убедиться, что все прочно стоит на местах.

– Не люблю фантастику, – сказал он и вытер руки о штаны.

Костя повернулся от окна.

– Он там внизу ждет, – сказал он. – Сигналит.

– Узнай, что ему нужно? – сказал я.

Костя открыл окно.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Я у вас забыл берет, – ответил ассистент.

Гошка схватил берет и вышвырнул его на улицу.

– Не человек, а какой-то марсианин, – сказал он.

Тут позвонил телефон, и Гошка снял трубку.

– Тебя, – сказал он мне. – Начальство.

– Что они все, сбесились? У меня выходной день… Слушаю.

– Ну как? – спросил голос в трубке.

Это академик Супрунов из отделения биофизики.

– Что – ну как?

– Как вам понравился ваш новый ассистент?

Потом он мне все объяснил, что и как и зачем все это было нужно, и выходило, что я сам выпросил себе такого ассистента потому, что моя работа по расшифровке сигналов мозга требует как раз такого ассистента. Я и мечтать не мог о таком.

– Братцы, – сказал я ребятам. – Братцы… Гошка, знаешь, кого ты вышвырнул за дверь?

– Кого? – спросил Гошка.

– Марсианина…

– То-то мне его лицо показалось знакомым до отвращения, – сказал Гошка.

Рассказывает Аносов

Крах третий

Я посмотрел на часы и тут же забыл, который час.

Совершенно очевидно, что они сегодня не прилетят.

Колючие звезды шевелились в черном небе. Корыто локационной антенны вращалось как бешеное.

Ждать и догонять труднее всего, ждать и догонять. Мы сильно продвинулись вперед и, по-видимому, догнали их. Теперь оставалось только ждать.

Весь мир ждал. И мы ждали. После того, что произошло с первым прилетевшим марсианином, у нас для этого были все основания. Сейчас, когда они должны прилететь и уже нет возможности повлиять на события, особенно важно припомнить все подробности того, что случилось в эти последние безумные несколько часов.

Поначалу ничего не было заметно. Поначалу казалось, что этот паршивый марсианин не был таким паршивым.

Я человек реальный, не фантазер. У меня сказано – сделано. У меня тоже своя идея, которую я тащу через всю жизнь. Но только в отличие от Кости и Памфилия идея моя практическая.

Суть дела состоит в следующем. Люди должны понимать друг друга. А что у человека для понимания? Язык слов? Язык жестов? Язык мимики? То есть понимание человека человеком держится по-прежнему на догадках. Оцениваем жесты, симптомы, статичные признаки, ищем подтексты в словах, догадываемся, что они означают на самом деле. Хаос, дисгармония.