Сергей Гуськов - Пути и перепутья
- Название:Пути и перепутья
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1986
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Гуськов - Пути и перепутья краткое содержание
Пути и перепутья - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Поезд снова тряхнуло, или что-то сместилось в моей голове. Но день внезапно померк, и голос генерала пропал. А, разбуженный острым толчком, в моей памяти вспыхнул зыбкой живой фотографией человек, которого уже нет на земле. Когда-то он говорил о директоре такое, чего, быть может, и сам генерал о себе не припомнит. Говорил и сейчас. Напрягись, я бы понял его беззвучный рассказ по губам, усталому взгляду, но, как и раньше, я избегал оставаться с ним наедине: боялся его понять. И вновь услышал директора:
— В эвакуацию взяли с завода все — до рельсинки с подъездных путей. И… подарили Сибири. Вернулись к пустым коробкам. И кадры растеряны — того на фронте, того в Сибири оставили. Не коллектив — каша рассыпчатая да зеленая молодежь, из училищ присланная. Мы на что даже пошли, чтоб его поднять? Заводу-то скоро восемьдесят пять! Дата не круглая. Под такой юбилей трудно что-нибудь в министерстве выклянчить… Все же подкинули. На стадион — будем реконструировать, трибуны, как на московском «Динамо», соорудим. На строительство трамвайной линии — до войны начинали. Все земляные работы, конечно, своими силами — за счет воскресников. Но народ поднялся, особенно когда вагоны трамвайные прибыли. Значит — не блеф! Поверили… Только жизнь не очень-то еще позволяет праздновать. Теперь вот дотацию с завода сняли. Пока танки шли, денег никто не считал! «Давай, давай!» — и баста. А нынче, говорят, пора прибыль приносить, вскрывать резервы. До чего дошли! Дай им за год почти двойной план, не расширив производства, и освой вдобавок новую продукцию.. Да что я, фокусник? В выходной нынче выйти не проси — скандал с профсоюзом. Час переработки — гони сверхурочные. В войну где день, где ночь — не замечали. А тут — конец! На голом энтузиазме не выедешь… Нет, не выедешь! — повторил он громче, наверное, тем, с кем спорил в главке.
Лицо генерала стало жестким и злым. Он подпер голову рукой и умолк.
Паровоз, роняя удушливые клубы дыма, нырнул под уклон в долину реки, бегущей в наш город. Он был еще далеко, но уже навалился на меня знакомыми с детства заботами: о плане, о заработках, о том, как достать нужное. Городу, как и заводу, всегда чего-нибудь не хватало. Он вечно был в хлопотах. И я, вскормленный с детства его тревогами, поддался вновь своему, неотступному: зачем же я еду?!
Все, конечно, повернулось бы иначе, не получи я накануне медицинской комиссии письмо от Олега.
Слушатели курсов — летчики из боевых частей — только-только съехались. Для чего нас собрали, ясно никто не знал. Мне в полку объявили одно: «Требуют летчика с большим налетом, и чтоб не только за ручку управления держался, но и в технике соображал. Понятно?»
Разместили нас в центре крупного приморского города, в офицерском общежитии, желающим разрешили снимать частные квартиры. Посоветовали вызвать семьи тем немногим, у кого они были, наладили выдачу сухого пайка, чтобы не зависеть от надоевшей столовой. Но к этим райским после фронта благам никто не рвался. Ждали разъяснений. Начальник курсов, молодой генерал, немало полетавший в войну, на все вопросы отшучивался:
— Ждите. Чего трепыхаетесь? Солдат спит, а служба идет. Я бы тут не соскучился. Город-то — чудо! — И спохватился: — Чур, без ЧП!
Но городские соблазны как-то не привлекали офицеров. Или не верили, что уже вправе с головой нырнуть в жизнь, о которой мечтали на фронте, или устали и не находили сил отказаться от привычного быта. Скучали по полевым эскадрильям, по землянкам с коптилками из снарядных гильз, по запаху бензина и реву моторов на старте, по разговорам у раскаленной «буржуйки», по латаным и перелатаным Якам, «лавочкиным», «петляковым». Валялись на койках, дулись в карты и часами «травили баланду». Лишь одна страсть завладела всеми — приобретать гражданские костюмы. Их покупали с рук на базаре и в комиссионных, смущенно пожимали плечами, превращаясь из офицеров в штатских парней, а выходя в них в город, недоверчиво косились на свои отражения в витринах.
Потом нам выдали комбинезоны и стали возить на строительство аэродрома. Взлетная бетонная площадка осталась от немцев. В стороне от нее солдаты строили классы для занятий, рыли землянки под склады и бензохранилища, капониры для самолетов. Все делалось не спеша, лениво, казалось бесцельным. Война-то кончилась!
Я томился меньше других. После смерти отца меня не тянуло домой, а скитания по свету пришлись даже по сердцу. Мне стукнуло двадцать пять, но я не ведал еще ни страстей, ни честолюбивых желаний. Не горел и жаждой определить на весь век конечную цель и призвание. Меня подхватила жизнь и несла, как лодку уносит река — умей только не натыкаться на мель да не черпай носом. На повороты моей судьбы влияли случай или более решительные люди. Подайся тот же Олег из семилетки на завод или стань фэзэушником — и я наверняка не карабкался бы вслед за ним до аттестата зрелости. Не поступи Олег в аэроклуб, мне б и не приснилась карьера летчика. Ну а в армии, тем паче в войну, кому же дано располагать собой? Даже Олег стал жертвой ее произвола. Ведь не Олега, более к тому способного, а меня, с детства ведомого им, война сделала боевым летчиком, а над ним самим так помудрила, что, по словам Зойки, его сестренки, Олег сам себя одно время не узнавал. А я?.. Меня, прежде чем послали сюда — «загорать» у моря, тоже пошвыряло из одной переделки в другую, из части в часть, с фронта на фронт, и я понял давно, что со временем все проясняется, если быть терпеливым.
Я не скучал. Копал с солдатами землянки, ходил с ними в лес, собирал мох и мастерил плетни — утеплять к зиме дощатые казармы. В свободные часы слонялся по городу, сидел на набережной. Так и шли мои дни до шального письма Олега. А затем все круто перевернулось.
Меня б удивило любое письмо, кроме материнского: я давно ни с кем не переписывался, а с Олегом — так почти с начала войны, после нашей разлуки. Только Зойка, сестренка его, нет-нет да кое-что сообщала о брате.
И вдруг — письмо от Олега! Не треугольником — он и в этом от других отличался! — а хитроумным ромбиком. Развернул я тот ромбик и споткнулся на первой же строчке: «Мой дорогой братишка, дружище Васька сын не Буслаев!..» Аж глаза защипало…
С Олегом мы впрямь побратались. Еще в ту первую военную осень, когда прислал он мне в училище из госпиталя письмо, где дал понять, что с остатками своей части уже побывал во вражеском окружении, уцелел случайно, а поскольку самому господу неведомо, что с нами еще может приключиться, предложил принять клятву: вернемся оба с войны — заживем как братья, вернется один — он сын и брат в семье другого.
Я, растроганный, сразу ответил ему — и тоже поклялся, торжественно принял братство. Но Олег, испытав мои чувства, вдруг охладел, писать стал все реже и реже — и не письма слал, а сводки о судьбах своих бессчетных друзей. О себе — ни слова. Что ни ромбик — похоронка: ровесников наших, юнцов необстрелянных, как рожь, покосило в первые месяцы войны. Потом таких известий стало приходить поменьше. И Олег вскоре вовсе умолк. Вот тогда смутная прежде догадка и переросла почти в убеждение: дружбы между нами и не было. Олег играл в нее. Я служил ему, как тщеславной красавице невзрачная наперсница — для контраста. Расстались — и прочь камуфляж: найти дублера на подобную роль для Олега пустяк. Это открытие даже пошло мне на пользу: оно обрывало раздумья над прошлым… Осталась лишь боль от того унижения, в каком я вдруг увидел себя перед Олегом.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: