Мария Прилежаева - Удивительный год

Отчего-то, из какой-то стеснительности Прошка не стал подробно описывать свою жизнь, таким чудесным и удивительным образом связанную с Владимиром Ильичем и всеми Ульяновыми. Может быть, он не стал подробно рассказывать о печатании книги Владимира Ильича в типолитографии Лейферта, о петербургском знакомстве с Анной Ильиничной, о кружке Екатерины Кусковой, где готовилось её злое и фальшивое кредо, обо всём, что с ним было, оттого что короток осенний день, хмуро осеннее небо, а дорога далека и стовёрстный, глубокий, мощный гул стал докатываться из тайги, где ветер лишь тронул макушки дерев, и они отозвались. Пора Владимиру Ильичу с Надеждой Константиновной ехать.

— Питерский рабочий я, печатник, — только и сказал Прошка.

— Молодой и уже печатник! — похвалила Надежда Константиновна.

— Слушайте, товарищ Прохор, — сказал Владимир Ильич. — Сегодня у нас горький день. Мы похоронили товарища, который отдал рабочему классу и делу всю свою жизнь, очень талантливую. Вы пришли в этот день как будто на смену ему. Очень это серьёзно. Нелегко вам будет в ссылке. Но здесь в Ермаковском хорошие ссыльные люди. Главное, время зря не теряйте, учитесь. Я вам советую, составьте программу и план на каждый день.

Он тоже советовал Прошке учиться, как Анна Ильинична.

— Приезжайте к нам в Шушенское, — позвала Надежда Константиновна.

Владимир Ильич влез в двуколку, взял вожжи:

— До свидания, товарищ Прохор, бодрее живите. В случае чего, дайте знать. И приезжайте.

Надежда Константиновна махнула на прощание муфтой. Прошка глядел вслед им, пока было видно.

И вернулся в село. Одна мысль его занимала. На кладбище, кроме Владимира Ильича, Прошка почти никого из людей не запомнил. Но одного всё же выделил. Высокого, гибкого парня с незагорелым лицом. Тонко выписаны чёрные брови, на висок упала светлая, с рыжеватинкой прядь.

Нескладно сложилась Прошкина жизнь, не было у него настоящего товарища. Как ни горько признаться, вовсе не было у Прошки товарищей. Где они? В детстве в Подольске дружил с ватагой ребят. Играли в бабки, в лапту, ходили в лес по грибы, слушали в школе учителя. Особенно помнил Прошка одного подольского друга. С ним собирались уехать из Подольска, куда — не решили, но есть же где-то другая жизнь, где не только постоялые дворы и трактиры, пьяные купцы и лихие проезжие тройки? Прошка уехал в Питер один. Тот остался в Подольске, нанялся конюхом на постоялый двор. Когда выгнали Прошку из дому, принёс другу на хранение на три дня сундучок. Не отказал школьный друг. «Оставляй. А никому не разбалтывай. У нас ежели кого в ссылку угоняют, водиться-то с ним не шибко советуют. Учителя нашего помнишь? Угнали тоже».

В Питере в типолитографии Лейферта работали одни пожилые люди, и там сверстников не было. Прошка ли сам виноват или судьба у него такая, что рвётся к дружбе, а товарища нет? Оттого и приметил парня, который даже над могилой стоял, не клоня головы.

«Где бы мне разыскать того парня?!»

Прошка торопливо шагал вдоль широкой обезлюдевшей из-за осенней хмурости улицы, и вдруг — вон он стоит у калитки. Треух на затылке, руки в карманы. Стоит гордый. Взгляд свысока. Так свысока, что у Прошки захолонуло внутри. Желание знакомства, как пар, улетучилось. Прошёл бы он мимо. Почти и прошёл. Но оглянулся. И застал другое лицо. На этом другом лице, которое он застигнул врасплох, были написаны досада, раскаяние. Для себя самого неожиданно, безотчётно Прошка вернулся назад.

— Я Владимира Ильича догонял.

— Догнал? — Парень вырвал руки из карманов.

Любовь с первого взгляда бывает. А дружба? Они ещё не начали разговора, но уже что-то их потянуло друг к другу. У Леопольда ведь тоже настоящего товарища не было. Леопольду тоже хотелось дружить. С парнем. Мужской прочной дружбой, С настоящим товарищем делишься главным. Что у Леопольда главное? Страсть к книгам и политика.

Отец настрого запретил громко говорить о политике. Леопольд сам знал: нельзя. Не забывал унтера с золотистыми усами, перечертившими румяные щёки. Из-за этого чёртова унтера Леопольд опасался и деревенских ребят. На охоту, на рыбалку ходили, а дальше не шло.

А Прошка с первых слов ухватился за главное.

— Ты Ванеева видел живым? Какая у него революционная работа была?

Леопольд видел Ванеева живым. И о революционной его работе наслышан.

— Знаешь, какая в Петербурге у Ванеева была кличка? Минин. Во всех рабочих кружках Минин свой. А жандармы: что за Минин? Дураки! Ванеев был борцом до последнего. Ну, а теперь давай ты говори.

И начался рассказ о событиях Прошкиной жизни, приведших его в подтаёжное село Ермаковское.

— Ну, ну! — изумлённо погонял Леопольд.

Ничто так не разжигает рассказчика, как жадное внимание слушателя. В Прошке разгорелся талант. Кое-что подкрасил в рассказе, поприбавил опасностей, поубавил тюремной тоски, получился портрет храбреца. Отчаянного храбреца получился портрет. Плевал он на шпиков и карцеры. Ссылкой хотите взять? Не возьмёте, плевал он!

Так в этот вечер они стали друзьями. Как добра судьба! Как несправедлива судьба. Пятьдесят вёрст степной и таёжной дороги разделяют сёла Шушенское и Ермаковское. Разделят их дружбу таёжные вёрсты. Устоит?

— Ты Мицкевича читал?

Уж конечно, Леопольд не мог обойтись без Мицкевича. Выпала пауза в Прошкином рассказе, Леопольд за Мицкевича.

— Лоб не три, не старайся. Не забыл бы, если б читал. Наш знаменитый польский писатель. Тоже высылали из Польши в Россию. Тут и встретились с Пушкиным. Ну, а Пушкина знаешь? Как Пушкин Мицкевича на русский язык перевёл? «Три у Будрыса сына, как и он, три литвина. Он пришёл толковать с молодцами».

Стихи Прошка одобрил. А вообще-то ему больше нравится проза. «Капитанская дочка». «Былое и думы». Максим Горький нравится.

— Какой ещё Максим Горький?

— О Максиме Горьком не слышал? Вот так раз! У нас в Питере наизусть Максима Горького знают. Я привёз одну книжку. Зайдём ко мне на квартиру, дам почитать. Уезжаешь завтра? Эх, жалко, так жалко. Ничего, всё равно дам, вернёшь при случае. Как-нибудь мы с тобой придумаем свидеться. Так ты Максима Горького не знаешь? Вот так да!

— Что в нём такое особое?

— Всё особое. За рабочих, за революцию он, вот что! «Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье» Читать?

— Читай.

— «Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях» Думаешь, простой это был Сокол? «Я знаю счастье!.. Я храбро бился!..» Вот он какой. Это так говорится, что Сокол, а на самом-то деле.

— Не объясняй. Сам пойму.

— «Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились» А то ещё «Старуха Изергиль» есть, тоже стоит почитать.