Мария Прилежаева - Удивительный год

— Что за книга? — увидала Кускова. — Ну-ка, что вы читаете? Де Амичис? — И дальше Прошка услышал: — О! Постойте Перевод А. Ульяновой? Так и есть. Господа! С Анной Ульяновой я за границей встречалась. Это она. Её перевод. Господа, вы слышали об Ульяновых?

— Убедился, что Кускова со всеми на свете знакома? — восторженно шепнул Белогорский.

— Как! Вы не знаете? Господа! Неужели не знаете? У Анны Ильиничны был брат Александр, тот самый, которого казнили повешеньем за покушение на царя.

Студенты задвигались, загудели басами:

— Тот самый? Не может быть!

— Почему не может? Именно тот! Александр Ульянов, кажется, с Волги.

А у Прошки сердце заныло. Про покушение однажды в откровенную минуту ему рассказывал Фрол Евсеевич, но что среди казнённых революционеров был брат Анны Ильиничны, которой только утром сегодня он относил листы из книги, а она ему прочитала стихи, что Александр Ульянов — родной брат улыбчивой и ласковой Анны Ильиничны! Этого Прошка не знал.

— Господа! А о втором брате слышали, о марксисте Ульянове? Вот кто поспорил бы с нами!

— Отчего?

— Мы практики, он — фантазёр. В нашей тёмной России мечтать о марксистской партии разве не фантазия?

— Знаю о Владимире Ульянове, слышала, — задумчиво говорила Кускова. — Опасный был спорщик.

— Почему был?

Она развела руками:

— В ссылке. А интересно бы поспорить, Владимир Ильич!

«Владимир Ильич. Владимир Ильин, — мелькнуло у Прошки. — Владимир Ильин. „Развитие капитализма в России“. Анна Ильинична. Владимир Ильин».

— Вы новичок среди нас, — сказала Кускова, уловив его замешательство. — Вам надо расти и выбрать свой путь. Мы зовём вас к реальной борьбе за улучшение жизни рабочих. А есть политики, — которые соблазняют фантазиями, как Владимир Ульянов, — договорил Белогорский.

«Владимир Ульянов, Владимир Ильин. Это он, брат Анны Ильиничны! „Развитие капитализма в России“. Где там фантазия?»

Но Прошка молчал. Ни слова не сказал, что в типолитографии Лейферта печатают книгу Владимира Ильина. «Владимир Ильин. Владимир Ильич!»

— Семья Ульяновых сошла с политической сцены, — пуская из папироски дымки, говорила Кускова. — Сестра переводит детские повести. Брат в Сибири без дела.

«Без дела? А книга?»

Но Прошка молчал. Чутьё подсказало ему, что про Анну Ильиничну, которая в этот час, может быть, проверяет листы из книги Владимира Ильина, надо молчать. И про книгу Владимира Ильина надо молчать, хотя Пётр Белогорский, Кускова и все здесь целый вечер обсуждают вопрос, как лучше бороться за рабочую долю. Кускова понравилась Прошке. Понравилась её красота и решительный вид.

— Мы сила! — говорила Кускова. — Мы поведём рабочий класс за собой, нашей дорогой.

— Браво! — кричали студенты.

«Владимир Ильин. Владимир Ильич. Анна Ильинична. У них другая от этих дорога? А ты, Прошка?»

Конечно, против капиталистов, против царя Николая Второго, против министра Горемыкина, приказавшего полицейским стегать студентов плётками. Но не так-то легко разобраться, кто прав, Кускова или Владимир Ильин. Вроде и она за рабочих, и он за рабочих.

— Приходите еще! — позвала на прощание Кускова. — Надо нам держаться вместе. Господа! Больше привлекайте рабочих.

— Типичная Жанна д'Арк! А? Ты не находишь? Камень способна зажечь, лёд растопить, столько страсти, огня! — полушёпотом восклицал Пётр Белогорский, когда они с Прошкой поздно вечером шли от Кусковой. — Ну как? Задался вечерок? Содержателен, а?

Голова Прошки была полна впечатлениями и самыми противоречивыми мыслями. Студенты из кружка Кусковой и она сама были умны и речисты и так заботились о нуждах рабочих, просто диво! Прошка завидовал их образованности. Эх, образования бы ему! А студенты учены, учены. Пока слушал на кружке, Прошка соглашался со всеми их выводами. Убедительно они рассуждают! И всё же…

Корректура окончена. Тексты и таблицы книги проверены, отосланы в типографию. Больше делать в Петербурге нечего. Анна Ильинична расплатилась с квартирной хозяйкой, взяла свой маленький саквояжик и оставила дом. Просидев почти безвыходно все дни за работой в низеньких комнатках, она с радостью вдохнула свежий воздух на улицах. Чуточку закружилась голова, так неожиданно остро, волнующе пахнет весной!

До поезда оставалось почти полдня и ещё целый вечер. Надо побывать у Александры Михайловны Калмыковой в её книжном складе на Литейном проспекте. Но прежде побродить по петербургским улицам, досыта находиться по дорогим местам. Мест дорогих, счастливых, горьких, мучительных было много во всех концах Петербурга. Дорогим местом был Васильевский остров! Приезжая в Петербург, Анна Ильинична уж непременно хоть ненадолго забегала сюда. Или приезжала на конке. Конка всё так же кряхтит и трясётся, словно сейчас грозит развалиться, так же надтреснуто звонит на остановках колокол. Даже пузатые лошадёнки, усердно тянущие конку по рельсам, Анне Ильиничне кажутся прежними. Будто и не пролетело двенадцати лет! Анна Ильинична была тогда курсисткой, брат Александр — студентом университета. Марк Елизаров тоже студент. Были они совсем молодыми. Читали, учились. Без конца читали, учились.

Вдоль Университетской набережной на Васильевском острове розовато-жёлтое университетское здание с балкончиками, с художественной лепкой балконных перил. Здесь проходила Сашина петербургская юность. А невдалеке приземистые, словно приплюснутые корпуса солдатских казарм. Весь день на казарменном плацу маршировали солдаты.

— Ать-два, ать! — хрипло надрывался офицер.

От хриплого офицерского «ать» холодело сердце. Громада Зимнего дворца тревожаще брусничного цвета виднелась на том берегу Невы. Высился Александровский столп, на вершине его ангел вскинул крест, то ли благословляя людей, то ли страша. Стены, шпили, колонны. Всё было каменно, твёрдо, громадно. Незыблемо.

Раньше Анна Ильинична не могла сдержать слёз, когда приходила к университетскому зданию на Васильевском острове. Она любила брата Сашу любовью, полной восторга. Он был самым умным, даровитым, чистым, не сравнимым ни с кем! Всё, что в ней самой было лучшего — поэтичность, мечтательность, — вплеталось в её любовь к брату Саше. Он был талантлив. Все профессора говорили, Александр был талантлив. Каким благородным он был человеком! Смелым! «Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа». Тогда ей пришли на память эти стихи. Теперь Анна Ильинична не плачет, когда думает о своём брате Александре, на душе у неё печально и будто поют торжественные хоры. «Вознёсся выше он главою непокорной».

Мест дорогих, счастливых, горьких, мучительных было много во всех концах Петербурга. Вот Бестужевские женские курсы на Васильевском острове. Тогда она здесь училась. Вот сквер. В сквере под старыми липами, где глубокая, тихая тень, они часто встречались с Марком Елизаровым. Марк стеснительно брал её руку в мужицкую ладонь с жёсткими буграми мозолей, они садились на скамейку под этими липами и говорили. Лучшим существом на земле, безупречным и возвышенным, для них обоих был Саша. Они говорили о нём, о своей дружбе с ним.