Мария Прилежаева - Удивительный год

«Мадемуазель, становитесь в пары. Мадемуазель, на занятия».

«Мадемуазель, неприлично оглядываться».

«Нет, нет, нет. Не хочу», — пугливо думала Лиза.

«Будешь дамой, богатой, нарядной дамой, — рисовала Татьяна Карловна. — Особняк, выезды, дача в Ялте, на море. Море увидишь. Узнаешь свободу. Где деньги, там и свобода».

«А он?»

«Что он? Влюбился в тебя. Глупенькая, держи его, обеими руками ухватись и держи. Красивых много. Тебе билет в лотерее достался. Послал бог счастье за материнские слёзы. Вместо матери благословляю тебя. Держи своё счастье, не упускай».

Лиза шла из комнаты в комнату. Отворит дверь — пусто. Крашеные полы, пальмы в кадках, бархатные гардины, шкафчики с позолоченными инкрустациями, нитяная скатерть на комоде, семейные фотографии на стенках — смесь богатства и мещанства. Книг нет. Ни книжки во всём доме. Комнаты, комнаты. Чужой скучный дом. Пусто. Вдруг Ещё в одну комнату отворила Лиза дверь и Та молоденькая женщина с удивительным лицом, удивительным выражением счастья и света, которую она увидала на пристани, была здесь, в комнате. Купеческий сын Игнатка, сидя против неё за столом, что-то писал.

«Учительница. Учит Игнатку, — не сразу сообразила Лиза. — Как странно, ведь к ней приехал муж, отчего же она ходит на уроки? У нас в Мариинском институте не было замужних учительниц. Учительницы не бывают замужние. Я её нашла. Она здесь. Жена Владимира Ильича. Я нашла её».

Сейчас Лизе казалось — всё время она только и думала о жене Владимира Ильича, в белой кофточке, с тяжёлой косой, всё время искала её.

— Вам что-нибудь нужно? — услышала Лиза.

— Можно, я здесь побуду? — несмело спросила она.

Жена Владимира Ильича удивилась, вопросительно подняла брови.

Комнаты, комнаты. Чужой скучный дом. Пусто.

— Это наша невеста. Из Нижнего. Жениться с папашиным крестником будут, — объяснил Игнатка.

— Можно, я здесь побуду?

Игнаткина учительница, всё ещё удивляясь, ответила:

— Как вам угодно. Пожалуйста.

— Её Лизой зовут, — продолжал объяснять Игнатка.

— Садитесь, Лиза, но вам скучно покажется. У нас обыкновенный диктант, — сказала учительница и продолжала диктант: — «Перед лицами высшими Хвалынский большей частью безмолвствует, а к лицам низшим, которых, по-видимому, презирает, но с которыми только и знается, держит речи отрывистые и резкие».

«Какие странные она диктует слова, — думала Лиза. — У нас не было таких диктантов».

Что-то, должно быть, уловив в её лице, учительница сказала:

— Тургенев. «Записки охотника». Знаете?

— Немного, — ответила Лиза.

— Почему немного? Где вы учились?

— В Мариинском институте, в Нижнем.

«Сказать ей, что я знаю Софью Невзорову? — подумала Лиза. — Почему не сказать? Что я всё чего-то боюсь, опасаюсь чего-то?»

— Надежда Константиновна, в слове «речи» ять пишется? — спросил Игнатка.

«Вот как её имя: Надежда Константиновна. Вот и узнала: Надежда Константиновна Ульянова».

— Надежда Константиновна, вы слышали про Софью Невзорову?

Надежда Константиновна в изумлении положила книжку на стол, опустила руки на книжку. «Эта барышня, купеческая невеста, знает Софью Невзорову? Впрочем, чему удивляться? Ведь она окончила Мариинский, что и сёстры Невзоровы. Но почему она их связала со мной?»

— Знаю Софью Невзорову, — сдержанно ответила Надежда Константиновна и продолжала диктант из «Записок охотника».

Лиза поняла: она не стремится завязать с ней знакомство. Отчего все Ульяновы сторонятся Лизы, вежливо избегают её? Ей стало жалко себя. Она сидела, опустив голову, покорно, безмолвно.

«Странная купеческая невеста», — подумала Надежда Константиновна.

— Ну, дай-ка взгляну. Ошибка. Ещё ошибка. Игнатка, пора бы уж тебе пограмотней стать. А теперь слушай.

Она вслух дочитала тургеневский рассказ «Два помещика»:

— «Чюки-чюки-чюк! Чюки-чюк! Чюки-чюк!

— Это что такое? — спросил я с изумлением.

— А там по моему приказу шалунишку наказывают Васю-буфетчика изволите знать?»

Надежда Константиновна дочитала, любопытствуя, глядела на Лизу. Лиза вспыхнула, догадавшись: «Она для меня прочитала». И нахмурилась:

— Гадость.

— Что — гадость?

— Взрослого человека порют. При крепостном праве было. Теперь нет. Теперь нельзя издеваться.

— Вы думаете? — усмехнулась Надежда Константиновна. — Игнатка, задаю тебе на завтрашний день.

«Задаст и уйдёт», — поняла Лиза.

— Я из Нижнего на пароходе приехала, на том, что и Владимир Ильич. Я и сестру его узнала, и мать.

И, торопясь, Лиза стала говорить, как в Казани Владимир Ильич сочувствовал забастовщикам-грузчикам, да, да, она видела! Как он любит мать, какой благородный, должно быть, человек!

— Он насовсем к вам приехал? Вы теперь, наверное, не станете уроки Игнатке давать? Вам полегче станет?

Он сам, должно быть, учитель? Или чиновник? Где он будет служить?

Она сыпала вопросы, в душе прося: «Не уходите, не оставляйте меня». Надежда Константиновна молча слушала её вопросы, не отвечая. Нетронутое что-то показалось ей в этой Лизе, хотя она и барышня и невеста купца-миллионщика. Но Надежда Константиновна спешила домой. Владимир Ильич ждёт. Ни часа, ни полчаса, ни минуты не хотела, не могла она урывать от скупого и малого срока, какой они дали себе перед долгой разлукой. Опасной разлукой.

Надежда Константиновна поднялась.

— К сожалению, я тороплюсь.

«Ты видишь, тебя избегают, Лиза. Ты далека этим людям. Ты не нужна им. Они другие. У них всё другое. Им тебя не понять. Тебе их не понять».

Рассудок внушал ей: надо проститься. Уйти, забыть.

— Можно, я вас провожу?

Может быть, Надежда Константиновна отказала бы, но не успела. Лиза стремглав выбежала из комнаты. Только не встретить бы Александру, спаси бог, не встретить бы! Вбежала к себе. Соломенная шляпка, накидка, ридикюль из белого сафьяна с бисером — подарок Петра Афанасьевича, — и через две ступеньки, рискуя сломать каблуки, — во двор, за ворота. Надежда Константиновна не ожидала Лизу, — уже за воротами, уже вдалеке по улице видна её гибкая фигура в чёрной юбке и беленькой кофточке. Учительница. «Милая учительница, не убегай от меня. Научи меня, учительница».

— Надежда Константиновна, ещё я хочу вас спросить, — догнав её, говорила Лиза, лишь бы говорить, не молчать, идти с ней, — когда я была в институте, Татьяна Карловна, наша классная дама, а мне ближе, чем классная дама сказала, что Софью Невзорову, сестёр Невзоровых посадили в тюрьму.

Надежда Константиновна резко остановилась. Оглянулась. Вокруг не видно людей.

— Об этом не говорят на улице, — сказала Надежда Константиновна строго, Лиза послушно:

— Не буду. Если бы кто-нибудь мне объяснил, я поняла бы, — сказала Лиза.