Лидия Компус - Два семестра

— Спасибо... Я с чаем...

Он долил чашку вином, выпил эту, по мнению Сильвии, невкусную смесь... Тем, кто курит, наверно, проще переносить такие минуты — возьмет несчастная женщина папиросу, зажжет, выпустит дым, может полюбоваться кольцами. А то прямо деться некуда от молчания...

Молчание прервал он, неожиданно сказав:

— Мне у вас хорошо, тепло.

Она смутилась, но, вспомнив, что решила ведь ничего не скрывать, ответила твердо:

— И мне с вами хорошо.

То есть, она только думала, что скажет твердо, а на деле — пропал голос, прозвучал слишком тихо. Взглянув на замолчавшего опять собеседника, поняла, что и он не спокоен, и ей вдруг захотелось отступить, хотя сама она и желала вызвать в нем это беспокойство.

— Хотите еще чаю? — очень громко (чтобы снова не получился шепот) спросила любезная хозяйка. — Дайте чашку, я сполосну…

Отдав чашку, он осторожно переставил зачем-то сахарницу на другое место, а Сильвия в это время налила чай. Сердце еще раз стукнуло, но где-то далеко и неизвестно у кого. Не подняв глаз и едва касаясь, он провел ладонью по руке Сильвии, но... боже мой... в другой руке чашка с горячим чаем! — и в ту же минуту раздался резкий звонок в прихожей...

Есть такие звонки. И тайные силы. И знаки зодиака. И гости... За дверью оказалась Нина Васильевна с дочкой, девочкой лет восьми. С дождевиков струится вода, обе иззябшие, неприкаянные...

— Мы к вам, Сильвия Александровна... Извините, так и льет, не поверишь, что зима...

— Раздевайтесь, раздевайтесь, — заторопилась Сильвия, помогая девочке.

Нина Васильевна сняла плащ, бросила его на пол. Здесь только Сильвия заметила, что гостья пришла с чемоданом и теперь ставит его в угол... Девочка стянула берет со стриженой русой головки и положила его на пол рядом с плащом матери. Сильвия повесила берет и подняла плащ.

— Пусть бы лежал, у него вешалка не пришита, — пробормотала Нина Васильевна, равнодушно наблюдая за действиями Сильвии. Затем, посмотрев на дочку, серьезную, спокойно стоявшую посреди передней, сказала: — Виктория, ты не поздоровалась.

Девочка протянула Сильвии мокрую лапку.

— Скорее пить чай! Вика совсем замерзла... — приглашала Сильвия.

— Мы выпьем чаю, да... — говорила Нина Васильевна, раздирая пальцами спутанные волосы. — А знаете, вам эта розовая блузочка не очень к лицу, бледнит...

Они вошли в комнату, и здесь Сильвия имела случай увидеть сказочное превращение. Истинным чудом от одного взмаха руки прямые волосы Нины Васильевны легли локонами, от другого — расцвели губы, от третьего — мокрые щеки стали молочно-фарфоровыми.

Уселись пить чай. Нина Васильевна сразу начала жаловаться на жестокий мир. Девочка пила чай степенно, с удовольствием уничтожая яблочный пирог. Гатеев, улыбнувшись, сам отрезал ей еще кусок.

— А я к вам с маленькой просьбой, Сильвия Александровна, — сказала Нина Васильевна, положив в чай варенья. — Хочу оставить у вас Вику недельки на две. Я непременно должна поехать в Таллин. Олимпия я отвела к Шмидтам...

— Кого отвели? — вскинув бровь, спросил Алексей Павлович.

Нина Васильевна одарила его беспомощной улыбкой и объяснила:

— Сына. У меня от первого мужа Виктория, дочка, а от Эльснера Олимпий, сын. Я, вы знаете, со вторым мужем не живу, с ним жить невозможно.

Алексей Павлович поставил сахарницу на прежнее место. Вика — так показалось Сильвии — посмотрела на мать с укором и отодвинула тарелочку с пирогом. А Нина Васильевна продолжала:

— Сама не знаю, что делать. Хочу устроиться в Таллине... Не могу работать здесь, руки опускаются. Попросила у Астарова отпуск — так, негласно. Старый Саарман меня заменит, я ему за это книг привезу...

— А практика? Саарман с нашими пятикурсниками, ручаюсь, погибнет!

— Ну, Сильвия, это же пустяки. Справится... Разок пойдете с ним вы, Алексей Павлович заглянет, Астаров... Откладывать поездку нельзя, подруга так и пишет: куй железо, пока горячо...

Девочка тяжело, не по-детски вздохнула и опять принялась за пирог.

— Где же вы собираетесь устроиться? — спросил Гатеев.

Нина Васильевна слегка замялась, повела плечиком:

— Работа найдется. Основное — найти квартиру. У моей подруги есть родственник, инвалид. Он недавно овдовел и нуждается в помощи, у него огородик, две собаки... Площадь довольно большая…

— О боже мой! — вырвалось у Сильвии.

— А что? — удивилась Нина Васильевна. — Поеду, посмотрю... Виктория вам мешать не будет, она очень благоразумная девочка, у нее был полноценный отец...

Алексей Павлович кашлянул, не то поперхнулся.

— Я не буду мешать, — неожиданно подтвердила Вика, печально посмотрев на Сильвию.

— Конечно, не будешь!.. — Сильвия погладила русую головенку. — Мы с тобой славно проведем время...

— У нее в чемоданчике книги, белье, — говорила Нина Васильевна, — в школу она ходит в первую смену... А Шмидтам хватит и Олимпия, у него, к сожалению, не такой сдержанный характер, как у Вики...

— Сколько ему лет? — спросил Алексей Павлович.

— Четыре года, но он совсем не владеет собой. Я думаю — наследственность, у Эльснера тоже животные страсти...

Сильвия не могла удержаться от улыбки. Эльснер... что-то мигающее, нервное, хлипкое...

— Но ваш муж всегда такой тихий, — возразила она.

— Эльснер? Посмотрели бы вы на него раньше, когда он всей кафедрой вертел! Жить не давал людям: то вредителей ищет, то космополитов, то семитов!..

— Ну? И так переменился? — сказал Гатеев. — Не видно и не слышно.

— Да, да! — с ожесточением подхватила Нина Васильевна. — Переменился! От эпохальных событий такие типчики всегда меняются, теперь он мягкошерстый. Конечно, если нужно написать статью за подписью Асса, то он тут как тут...

— Он? За подписью Асса?.. — изумилась Сильвия. — И вы это знали?..

— Недавно догадалась. Кто же еще? Скучно ведь жить и видеть, что твоя персона не производит в мире никаких пертурбаций. И кстати — свадебный подарок Тамаре Леонидовне...

Нина Васильевна разволновалась. Гатеев налил ей вина, глядел сочувственно. Сильвия верила и не верила...

— Виктория! Ты кончила есть? — строго сказала Нина Васильевна. — Поблагодари, возьми из моей сумки пластилин и лепи... Она способная, умеет лепить чудесные вещицы. А главное — рассудительная девочка, не то что Олимпий.

У Вики подозрительно часто заморгали ресницы, — кажется, ей было жалко нерассудительного Олимпия.

— Может быть, Вика хочет печенья, вот здесь кренделек... — сказал Алексей Павлович.

-— Нет, нет, достаточно! Возьми пластилин, Вика, и слепи что-нибудь для тети Сильвии.

Девочка послушно встала и, вынув из сумки коробочку с пластилином, села в угол на кресло и принялась лепить, быстро перебирая пальчиками.

Сильвия подошла к ней, заинтересованная быстротой движений, но девочка застеснялась, смяла пластилин. Сильвия, оставив ее в покое, взяла чайник, чтобы унести его в кухню и долить. И вдруг краем глаза увидела нечто невероятное: Нина Васильевна на миг прильнула головой к плечу Гатеева. И миг-то был довольно долгий... Пожалуй, можно было сосчитать до трех.