Вера Щербакова - Февраль - кривые дороги

— Может, до переезда прошвырнемся, до шестнадцатого трамвая? — предложила Настя, сама находясь в том же настроении.

— Так веди нас, секретарь комсомольской групповой ячейки!» — воскликнул кто-то из ребят.

Двинувши, запели песню: «Не спи, вставай, кудрявая, в цехах звеня, встает страна со славою на встречу дня!»

Клава шла радом с подругой, несмотря на то что ей было совсем не по пути, и с наслаждением пела.

— Ребята, — сказала Настя на переезде, — цените нашу ничем не омраченную юность. В Берлине, Бонне, во Франкфурте-на-Майне и в других городах Германии фашисты набирают силу... — и, приметив удивленные взгляды кое-кого из учеников, разочарованно добавила: — Ох, вижу, в газету не все из вас носы суют... А не мешало бы!

Дома Настю ожидала приятная встреча: приехала побывать мама и с нею тетка Акулина.

— Охота Кремль посмотреть, Ленину поклониться! — отрапортовала она девушке.

Настя бросилась на шею матери:

— В такой для меня день — вот удача!

Женщины приехали с утренним поездом, и хотя Ксения Николаевна была впервые у дочерей, вдвоем они благополучно нашли их по адресу, списанному с конверта. Обе были оживлены и довольны своим удачным путешествием, ведь наобум ехали, могли оказаться у запертой двери, но застали Михаила дома.

Напоив гостей чаем, он повез их на Красную площадь, где, выстояв изрядную очередь, они попали в Мавзолей В. И. Ленина.

— Как живой лежит, только разбудить никто не решается! — сокрушенно вспоминала тетка Акулина, встряхивая своими коротенькими, модно подстриженными волосами.

— А вы, мамаша, не меняетесь, моложаво выглядите! — заметил Михаил теще.

— Нельзя ей сдавать, на работу поступает на мое место и по моей рекомендации, — не без гордости заявила тетка Акулина. — А я — задирай нос к потолку — кастеляншей буду!

Тут только Мария с Настей поняли, что оживление матери вызвано не одним свиданием с ними, но и важной переменой в ее судьбе.

Гости приехали не с пустыми руками: в деревне раздобыли на обмен ржаной муки, и затеяли пироги с домашним вареньем из брусники.

— Тоню, Манечка, покличь на пироги, повидаться хочется, — попросила Ксения Николаевна.

— Как же, обязательно позовем!

Тесто уже подошло. Михаил в женином фартуке, весело насвистывая, ловко резал его на куски: он умел и любил стряпать. Ксения Николаевна с Акулиной, отстраненные от хлопот, знай нахваливали его:

— Ну и муженек, первого такого видим!

Настя, основательно проголодавшись после работы в цехе, не дожидаясь пирогов, стала уплетать хлеб с мамиными солеными рыжиками.

Кончался еще один день, пусть хороший, но наверняка не самый лучший из тех, что отпущены ей судьбой!

Антонина Самохина никогда не задумывалась над тем, для какой цели живет человек на свете. Рожден — живи и постарайся быть счастливым!

Лично она так и поступала. Конечно, рано осиротеть — это уже несчастье. Но ей повезло в другом, она была хороша собой.

Переехав на жительство в Москву, как пожелали того дядья, Тоня определилась на курсы машинописи, где учились одни девушки и где не перед кем было блистать ни своей красотой, ни нарядами.

По окончании курсов Антонину вновь постигло разочарование: в медицинском учреждении, куда она попала по распределению, работали почти сплошь женщины.

— Тетка, я заживо хороню себя! — жаловалась Тоня. — Хоть объявление давай: «Нуждаюсь в кавалерах».

Конечно, если бы плюнуть на свою сугубо женскую профессию и пойти работать на завод или на стройку — там другое дело, но Тоне страшно было представить себя в комбинезоне, с огрубевшими руками.

— Ох, горе мое, горе! — на всю комнату охала тетка, не зная, какие принять меры для подыскания Тоне женихов.

Свахи — вот способ, можно сказать, веками проверенный. Да где их по нынешним временам найдешь? Была, правда, на примете у нее одна бывшая барынька, она-то и познакомила их со скульптором, хвалилась женихом: надежный, денежный! А жених показался раз-другой и закатился как месяц ясный. Ни жениха, ни свахи той единственной — померла по осени.

Сама Дарья Степановна вышла замуж с помощью свахи. Красотой Даша никогда не славилась, но зато была единственной дочерью управляющего фарфоровой фабрикой. Своего будущего суженого Даша приметила в церкви и немедля навела справки — кто он? Парень оказался подходящий не одной красивой внешностью, но и положением. Три брата: два женатых и он, Павел, холостой — держали магазин готового платья, которое шили сами. Одним словом, едва-едва набирали силенок, так что женитьба младшего брата на богатой невесте была бы очень кстати.

Братья с женами уцепились за Дашу, но жених ломался. Невеста ему не приглянулась, да и Павел почти был женат на фабричной работнице, над которой управляющим стоял отец Даши. Двое незаконнорожденных детей, две девочки, воспитывались в приюте, Павел их украдкой навещал.

Дело со сватовством тянулось и тянулось. Будущий тесть, узнав, что тому причина, попробовал отговорить дочь, не открывая ей правду, что жених-то с двумя «хвостами». Даша настаивала, она влюбилась и не понимала, как можно отказываться от ее приданого!

— Посули им, батюшка, еще! — просила она отца.

Потеряв терпение, он сказал ей про двух приютских девочек, нажитых Павлом с работницей.

Дочь пренебрегла и этим, — подумаешь, разлучница! Отец всегда может прогнать ее с фабрики, с глаз долой, а там видно будет.

Павел не устоял перед братьями, сдался, к тому же был польщен, что его особы столь горячо добиваются.

Пышная свадьба состоялась в местном ресторане, откуда молодых сразу проводили в свадебное путешествие.

Павел сиял, позабыв про свои огорчения. Родня поздравляла его и завидовала. Он понимал — было чему!

— А дальше что? — выспрашивала Тоня, дивясь теткиной разворотливости.

— Дальше жили-поживали, добра наживали. Лиха беда заручить молодца!

— Про ребятишек не вспоминал?

— Вспоминал. Своих-то бог не дал, так стал уговаривать разыскать в приюте хоть одну девчонку. Я ни в какую! Особенно перед смертью тосковал...

— Про девочек ничего не слыхали? — допытывалась Тоня.

— Нет, ничего. Приют после революции от нас перевели, следы затерялись. Мыкают горе, поди, где-нибудь, — равнодушно заключила тетка и продолжала: — Если бы не свергли царя, сейчас бы нас шапкой не достать! В миллионщиках ходили бы. Удачу я братьям принесла, тузели день ото дня.

— Тетка, не надрывай душу! — обрывала ее племянница.

Тоня любила копаться в теткиных дореволюционных нарядах, завидуя и восхищаясь длинными парчевыми платьями, кружевными зонтиками. Такое великолепие ей и во сне не снилось.

По утрам, когда нужно было собираться на опостылевшую работу, Тоня, валяясь в постели, часто принималась реветь в голос. Тетка пугалась, грузно трусила на кухню за водой. Она разделяла ее горе: замуж пора, а женихов нет.