Вера Щербакова - Февраль - кривые дороги

— Ведь знал, что берешь с чужим семенем, — только и промолвила она ему.

Родион Гаврилович крякнул, зашагал по комнате. Он предпочитал жить «мирком да ладком». Опять же, если рассуждать по справедливости, Тонюшка его не выразила никакого почтения мачехе! Времена, наверно, переменились, крепости ни в чем не стало.

— Ладно, не горюй, я не без понятия. Ты — мать! Пускай живет, бог с ней. Нам бы только с тобой не есть поедом друг друга!

С первой женой не очень-то ладилась жизнь у Родиона Гавриловича. Завистливая была покойница, глядя на богатую жизнь своих женатых братьев. Торговали они бакалеей, крупный магазин держали, затем второй открыли. Презирала она мелкую торговлишку мужа в неотапливаемой зимой палатке.

«Поклонись братьям, да поклонись, — только и разговору было между супругами. — Попроси у них взаймы под вексель. Глядишь, и ты пойдешь с легкой руки».

Свояки были заносчивы: проси, унижайся, а не то чтобы самим предложить подмогу. Хорошо еще, что жили в разных городах, не мозолили глаза друг другу. Самохины, как бедные родственники, ездили к ним в гости по престольным праздникам. Неуютно чувствовал себя Родион Гаврилович в их каменных хоромах.

Смерть жены была поставлена ему в вину. «Лотошница была, а не торговка. Долго ли до простуды!» — говорили три приехавших на похороны брата в хорьковых шубах, слезливо сморкаясь в батистовые платки.

Убитый горем Самохин уныло думал про себя: «Лицемеры вы и скряги. При жизни небось сестры не пожалели...»

Вторичная женитьба Родиона Гавриловича, да еще на бедной вдове комиссара с двумя хвостами, пришлась своякам совсем не по нутру. На семейном совете было решено забрать племянницу к себе на воспитание.

За Тоней приехала тетка и увезла ее. Родион Гаврилович всплакнул, провожая дочь, отлично понимая, что повидаться с нею и то не приедешь без приглашения.

Тем обиднее ему становилось присутствие в доме чужих неприветливых детей.

Мария не чаяла вырваться из ненавистного дома. В комсомольской ячейке помогли ей устроиться на колодочную фабрику ученицей к станкам, где работал когда-то отец. Пора было подумать о профессии, да и зарабатывать побольше, чтобы обеспечить себя и Настеньку.

Настя проснулась от колокольного звона. Как-то по-особенному звонили к заутрене. И девочка вспомнила разговоры взрослых о том, что пасха в этом году совпадает с Первым мая.

Сестры в кровати не было. Настя не слыхала, когда она вчера легла и как встала по гудку. Мария у них теперь рабочий человек, ученица токаря по дереву. Через месяца три она будет самостоятельно обтачивать колодки для дамской обуви на станке, почему-то называемом «Антоном».

Настя знала: дел у Марии много и ее сегодня не увидишь допоздна. Комсомольцы с членами кружка безбожников на пасху давали верующим генеральный бой.

Во время крестного хода вокруг церкви предполагался на площади костюмированный бал, танцы под духовой оркестр, чтобы переманить на свою сторону молодежь.

Мария готовила антирелигиозные частушки под гармонь. В красном платочке она очень походила на девушку с плакатов, что были расклеены по стенам городских учреждений.

Настя не знала, кому отдать свои симпатии. Без сомнения, она была с теми, с кем Мария: никогда не виданный ею костюмированный бал, оркестр среди ночи — только бы позволили ей не ложиться спать!

Но и приготовления к празднику отчима с матерью тоже очень нравились. Крашеные яйца на фарфоровом блюде среди зеленых былинок овса, два кулича, облитых гоголем-моголем, пахнущие ванилью.

В доме была праздничная чистота: вымыты двери, окна, уставленные цветами, начищены иконы.

В саду тоже все прибрано, подметено и расчищено. Дорожка от калитки к парадному крыльцу присыпана желтым песочком: она приготовлена к приему батюшки.

Марии, разумеется, не будет в это время, Настя останется.

Церковное пение прямо дома, кадило с ладаном — все это очень любопытно!

Окончательно разойдясь со старшей падчерицей, отчим, не теряя надежды «приручить» младшую, подарил Насте к пасхе красные козловые башмаки на шнурках, матросский костюмчик.

В последнее время Родион Гаврилович был заметно встревожен дурными слухами о том, что частная торговля будто дышит на ладан и что ее скоро будут прикрывать.

Самохин газет сроду не читал и не знал, верить слухам или нет. Про себя он рассудил так: на худой конец, если и прикроют его дело, он не пропадет, снимет с чердака липку — маленькую кадушку с натянутой парусиной для сиденья — и начнет башмачничать. Хорошим сапожником когда-то слыл, чуть ли не волчком, как называли у них в городке отменных мастеров.

С липки и на торговлю поднялся, подкопив деньжонок. В их городке, в какой дом ни зайди — везде башмачники, мастера по дамской обуви. Царскую фамилию обували, пока кимрские купцы лестью и подарками не перехватили монополию.

Прежняя жизнь вспоминалась Родиону Гавриловичу, как золотой сон. Был он сам себе голова, урядник ему первый кланялся. Он и подумать не мог, что настанут такие времена, когда торговля будет считаться дурным занятием, а хозяева станут не в почете!

В часы досуга, чтобы отвлечься от дурных мыслей, Родион Гаврилович выходил поработать около дома, звал Настю. Настя с охотой бралась за грабли или лопату. В небольшом ухоженном саду с несколькими фруктовыми деревьями у нее завелись любимые уголки, где она часами могла сидеть в одиночестве, читать взятую в библиотеке книгу или просто играть.

Все было в новинку после долгой зимы, все радовало: первая коричневая с черными пятнышками бабочка, желтый цветок на круглой молочной ножке, которому суждено потом разлететься по свету пушинками. В саду еще нет тени, но от майского солнца не жарко. Задувал ветерок из полей, там, за железной дорогой, зеленым ершиком поднималась рожь вплоть до сизой каемки леса.

Через месяц конец учению. Настя ждет не дождется последнего дня.

Предстоящее лето обещало быть особенно интересным. Впервые за существование городка в нем появился студент-практикант театрального училища из столицы.

Михаил Карпов, так звали будущего режиссера, в вечерние часы вел художественную самодеятельность при клубе, а днем занимался со школьниками. В школе ставили инсценировку «Весна». Приход весны встречали стихами, хор славил ее песнями. Сделать костюмы юным артистам вызвались помочь учителя.

Желающих принять участие в постановке было больше чем требовалось. Волей-неволей Михаилу пришлось «учинить» экзамен: он садился за рояль и просил пропеть что-нибудь.

Насте он сказал, что слушок у нее «прихрамывает», в хор она не годится, но, заметив огорченное лицо ученицы, тут же утешил ее, предложив читать стихи. Стихи Настя декламировала хорошо.