Константин Паустовский - Том 9. Письма 1915-1968

1/1—46 г. Вот такая наша жизнь — за два дня не мог окончить письма. Вчера вместе с Дорой очень тихо и очень скромно встретили новый год. Поздравляю тебя. Пили за тебя, за «Первые радости» и за новый роман. Я прочел «Первые радости» целиком. Это — классично по ясности, чистоте, это — печально по великолепному ощущению недалекого прошлого, юности нашего поколения, и это все же великое колдовство — твое писательство, твое искусство, — когда возвращено и остановлено время и люди из книги живут и заставляют нас страдать и радоваться так сильно и освежающе, как мы, пожалуй, никогда не радуемся и не страдаем в подлинной жизни. Ты — колдун, конечно! За это я хочу, чтобы в Нюренберге ты застал такую же зиму, как та, что в «Санатории Арктур» — «очень зимнюю (как говорят дети) зиму» — мягкую, снежную и чуть пахнущую морем — уютную зиму старой Европы.

Ты знаешь, что тебе нельзя много ходить? И что надо беречься? И что тебя очень ждут в Москве? И что весь Саратов взъерошен твоим романом, как будто в Саратов неожиданно пришел праздник? И что мы все, прозябающие в Москве, тебя очень любим?

Обнимаю тебя. Валерия Владимировна тоже. Ждем.

Твой Коста.

Каковы братья писатели! Как гадала старая цыганка: «Есть у тебя друг — блондин. Так он не блондин, а сволочь».

Кончаю вторую часть повести — «Классическую гимназию», — дотягиваю последние главы.

Серяк, дорогой, не писал тебе опять целую вечность. Последние четыре дпя пролежал в «гриппу», сегодня уже встал — и пишу тебе письмо…

Между прочим, Леон оказался очень шустрым старичком, — в первом номере нового журнала «Театр» он уже успел напечатать свою статью о советском театре (!). Разносторонний академик. Мпе это очень нравится, — значит, живой человек

Вообще же жизнь проходит в трудах и хлопотах. Все сложно, и нет дня, чтобы не приходилось возиться с ка-кой-нибудь ерундой, — то нет газа, то воды, то тепла и т. д. и т. под.

Посылаю тебе «Новый мир» с «Далекими годами». Все-таки повесть немного испортили, — выбросили всю пасху и выбросили еще три-четыре фразы (конечно, хороших). Со стороны это, может быть, и незаметно, но я-то вижу и огорчаюсь, хотя и не очень, все-таки хорошо, что ее удалось напечатать. Журнал еще не вышел (целиком), но отдельные номера уже просочились, и мне уже звонят разные люди и поздравляют. Звонил, между прочим, Шолохов, но я лежал, Звэры не было, и разговаривала с ним Лиза.

От второй части я оторвался ненадолго, чтобы избавиться от всяких мелких и надоедливых литературных долгов (от одноактной пьесы, рассказа для «Комсомолки» и биографии Эдгара По). Сейчас я чист и снова сажусь за вторую часть. Думаю, что в январе ее окончу, — она будет втрое больше первой и ее, должно быть, придется разбить на две части. Очень много материала, и если бы можно, то я писал бы и писал эту часть без конца. На днях будут передавать по радио главу (из второй части) «Первая заповедь». Я тебе скажу потом точнее — когда. В начале января должна выйти книжка в библиотеке «Огонька». Очень хочется писать, и Звэрунья очень старается, бедная, чтобы мне помочь, но больше всего мешает всеобщая хмурость и бесперспективность (какое неуклюжее слово).

Что делает Ник? Пусть пришлет мне журнал с «Брянскими лесами».

Целую тебя очень. Не сердись за бессвязное письмо, — слабость от гриппа еще не прошла, быстро устаю.

Милостивый государь, как явствует из приложенной газетной вырезки, каковая вырезка является совершенно бесспорным документом кандидат педагогических наук

Н. И. Никитин. Вы всего-навсего кандидат педагогических наук по кафедре чистописания и только выдаете себя за известного писателя, равно как и жена Ваша Никитина Р. А. врач. Филипп п. 12— зубной врач с Филипповско-го переулка в Москве, а вовсе не лицо свободных профессий и не критик в области хореографии. Кроме того, Вы нахально пользуетесь второй квартирой в Москве Никитин Н. Н. ул. Горького 65/10 для того, чтобы иметь возможность вести развратный образ жизни.

Итак, Вы разоблачены и выведены на чистую воду. Материалы эти будут посланы в Ленинградский союз писателей на предмет удаления Вас из этой организации. Как говорится, «шило в мешке не утаишь» и «бог правду видит».

Нечего сказать, — хорошенькая семейка.

После этих разоблачений приступаю к письму. Так долго не писал тебе, Ник, дорогой, что даже растерялся — не зпаю с чего начать. Почему ты ничего не пишешь? По слухам, ты обременен общественной работой. Что пишешь? Я ничего не знаю. Повесть, роман, рассказы? А что делает Рэнэ? Решает ли кроссворды в новом «Огоньке»? Очень плохо ничего не знать о вас 5.

Камешки, которые Валя купила для тебя, оказались невероятной дрянью, — они чадят и не высекают огня. Валя сконфужена. Не сердись!

О тебе я знаю только кое-что от Серого, который звонит по ночам через день. И из заметок в «Литературной газете» о твоих выступлениях.

23/1

Вот такая жизнь, — начал письмо 18-го п только сейчас могу его окончить.

Чтобы исчерпать материал, придется писать по разделам.

Раздел «Литература и искусство».

Получил «Ленинград» с «Брянскими лесами». Спасибо, Ник. Тебе, очевидно, надоела роль экспедитора, и ты перестал присылать журнал. Нельзя ли, кстати, на него подписаться (за собственные кровные копейки).

Вышел «Новый мир» с «Далекими годами». На днях заканчиваю вторую часть повести («Классическая гимназия»).

Шкловский начал писать хорошие рассказы о подмосковных дачах.

Поэт Бобров (Сергей) написал, говорят, чудесную книгу о своем детстве.

Вот бы вы, издатели, взяли отрывки в «Ленинград».

Начал выходить журнал «Вокруг света». Тариф — 3000 ру за рассказ. Нет ли у тебя чего-нибудь географического — о Финляндии<^…> Тогда пришли.

А вообще — тихо, если не считать, что писателям роздали медали за доблестный труд. В числе прочих получила и Ковальчик и Берта Брайнина.

Литературные новости — скудные, т. к. я из-за повести неделями не выхожу из дома.

Да, Ник, к Вам в «Ленинград» сдал свои рассказы некий Дмитриев Георгий Иванович — человек тихий, талантливый и очень культурный. Если рассказы его тебе понравятся, то возьми их под свое покровительство.

Последнее событие — это выставка в Третьяковской галерее. Есть чудесные вещи (пейзажи С. Герасимова, натюрморты Яковлева), очень хорош ленинградец Захаров it чудесный Чарушин (зайцы пьют чай). Но Серов (Александр Невский) — это плохой Суриков. Огромные толпы перед «Тегеранской конференцией». Пойду завтра еще раз, т. к. на вернисаже из-за спин ничего не было видно. Женщины блистали экзотическими туалетами, вуалями, лисами, Храпченко говорил речь, играл оркестр, и все как надо<���…>

Целую Рэнэ и тебя. Пиши, не ленись.

Старайся!