Константин Лордкипанидзе - Клинок без ржавчины

Когда они проходили мимо дворца Орбелиани, снова начал моросить дождь. Сначала вперемежку со снегом, а потом припустил такой ливень, что прохожим ничего другого не оставалось, как, шлепая по лужам, кинуться в подъезды или укрыться под навесами.

— Потоп, да и только, — проворчал Начкепия, но лишь прибавил шагу.

Гаянэ послушно следовала за ним. Возле узкого моста они сбежали по грязному спуску и спрятались под навес невысокого здания. Надпись на жестяной вывеске гласила. «Электрическая типография «Сорапань». Народу здесь было немало. Застигнутые ливнем пешеходы отряхивали одежду, опускали поднятые воротники. Какой-то старик бранился с мальчишкой — продавцом папирос. Тот будто бы разбил его бутылку с керосином. Гаянэ не могла удержаться от смеха, заметив бутылочное горлышко, болтающееся на бечевке, привязанной к пальцу старика.

Гаянэ любит это место. Утром, возвращаясь с базара, а иногда и вечером, когда Вахо нет дома и ее посылают за горячим лаваши, Гаянэ подолгу стоит у окна и наблюдает за работой печатных станков. Как нравится ей седой, пожилой мужчина, который стоит на ступеньке и заправляет бумагу в машину. Чудо, да и только! Чистый белый лист исчезает в машине, и в одно мгновение на нем появляется что угодно — рассказ Казбеги или портреты солдат, погибших на войне. Счастливчик, кто здесь работает! Небось все книги перечитал. «А у меня минуты свободной нет, чтоб за книгу взяться. Скоро два месяца, как лежит под подушкой «Рассказ нищего»! [5] Повесть Ильи Чавчавадзе. Никак не кончу. Днем некогда, а вечером, как только лягу, мадам Оленька свет гасит — нечего, говорит, электричество зря жечь».

«Можно, я керосиновую лампу зажгу?» — попросила раз Гаянэ и услышала в ответ: «Ты когда выспишься, и то никуда не годишься, а если читать по ночам начнешь, совсем помощи от тебя не будет!»

Три окна типографии выходили на улицу. Гаянэ уже знает, что через два ничего не увидишь: одно пыльное, второе загорожено столбом. Печатную машину лучше всего видно из углового окна… Гаянэ пробралась к нему и услышала знакомый гул. Но теперь на ступеньке стоял не тот седой человек, а… у Гаянэ даже сердце остановилось.

— Господи помилуй! Чудится мне, что ли? — прошептала она, не сводя глаз с печатника.

Сомнений быть не могло — у машины стоял рыжий парень. Тот самый. Ортачальский рыбак.

«Слыханное ли дело, чтобы два человека так были похожи? Рыжие волосы, одна бровь белая… Нет, конечно, это он и есть!» От волнения у Гаянэ раскраснелись щеки, капельки пота покрыли лоб и шею.

«Вот обрадуется хозяин, когда узнает, что пойман его погубитель!»

Гаянэ едва не расплакалась, она с трудом удержала подступившие к горлу слезы. Она всегда считала, что неприятности хозяина никого в доме не волнуют.

Мадам Оленька обычно с утра начинала ворчать на мужа: «Пусть девчонка остается дома, хватит ей по улицам шляться…»

Кетино в последнее время только и знает, что к портнихе бегать. Отец мрачный, ножом зубов не разожмешь, а ей хоть бы что — наряды себе шьет. И Вахо тоже не особенно переживает, слезами не исходит. На днях напился, хлеб принес с опозданием. И Гоча ушел на службу не евши… Во всем доме одна Гаянэ, не жалея себя, поспешила на помощь хозяину, она одна, и только она поможет ему в трудный час. Эта неожиданная мысль безмерно обрадовала девушку. Конечно, она была сейчас неправа, но разве могла Гаянэ признаться себе в этом?! Неприятности Гочи переживала, разумеется, вся семья, переживал каждый по-своему. Но Гаянэ закрыла на это глаза и вынесла несправедливый приговор всей семье. На самом же деле и на службе и дома Гочу окружали вниманием и заботой, но она не хотела этого видеть, не хотела об этом думать, потому что такое заблуждение доставляло ей огромную радость. Оно наполняло ее сердце непонятной нежностью, и Гоча теперь казался ей таким близким, как родной по крови человек.

«Скорей, дядя Васико! Где ты? Вот он, этот негодник!»— беззвучно кричало сердце Гаянэ, но удивительно, — она не двинулась с места, чтобы найти в толпе Начкепия и шепнуть ему долгожданные два слова.

Гаянэ почему-то не спешила. Она как завороженная стояла у окна и смотрела на печатника.

Этот рыжий парень казался ей волшебником из сказочной страны. У всех на виду среди бела дня он совершал чудо. Гаянэ раньше считала этого парня беспутным бродягой, а он, оказывается, книжки печатает!

Однажды в доме Калмахелидзе произошел такой случай. Было уже за полночь. Все давно разошлись по своим комнатам… Только мадам Оленька сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. Вдруг из кухни донесся плач.

«Никак Гаянэ? — насторожилась мадам Оленька. — Что это с ней?» Когда звуки рыданий повторились, хозяйка взволновалась. Гаянэ не была плаксой и без причины реветь не станет. «Наверное, эта негодница вазу разбила. Или Вахо к ней полез!»

…Гаянэ сидела у погасшей плиты. В руке она держала книгу в черном переплете и навзрыд плакала.

— Что с тобой?

— Ничего, — всхлипнула Гаянэ.

— Чего ты плачешь?

Гаянэ подняла глаза, полные слез.

— Элгуджу убили! [6] Герой одноименного рассказа Ал. Казбеги. — проговорила она и снова зарыдала.

— Кто такой Элгуджа? И почему ты о нем вдруг среди ночи вспомнила? Напугала меня до смерти! — рассердилась мадам Оленька. Пробежав глазами заглавие книги, она еще пуще взбеленилась — Дай сюда! Если не можешь спокойно читать, лучше совсем не читай. Этого только недоставало, чтобы ты на весь дом ревела! Ступай, ложись спать!

Пройдут года, жизнь не раз еще заставит плакать Гаянэ Майсурадзе, но эту ночь в доме Гочи Калмахелидзе она будет помнить до самой смерти. Элгуджа был первым мужчиной, заставившим горько рыдать молодую девушку. Это было ее первое горе, первые слезы над павшим в бою любимым человеком.

…Так как же можно поднять руку на того, кто печатает такие книги? Одумайся, Гаянэ! Как бы тебя в грех не ввели. Здесь что-то не так. Этот парень не может быть злодеем. Это невозможно!

— Гаянэ… Гаянэ! — словно откуда-то издалека донесся до нее голос дяди Васико.

Гаянэ оглянулась и, увидев приближающегося к ней Начкепия, поспешила отойти от окна. Она испугалась, как бы дядя Васико не заглянул в типографию.

Дождь уже прошел. Люди выходили из-под навеса и спешили разойтись по своим делам.

— Ты что дрожишь? Простыла?

— Это я долго на одном месте стояла и замерзла. По пути разогреюсь.

Потрясенная, растерянная Гаянэ молча шла вдоль портняжного ряда. Время от времени Начкепия оборачивался к ней и спрашивал о чем-то, но Гаянэ была как во сне — слышала его голос, но слов не понимала.

Гаянэ старалась взять себя в руки, собрать все силы, чтобы не вызвать, не дай бог, подозрений. А ведь у этого больного человека такой глаз, ничего от него не скроешь.