Дмитрий Кудис - Рубежи

…Экипаж Шамина получил серьезное задание: полет за границу с ценным грузом. Командировка длилась неделю. Таня знала страну, куда они летели, и знала аэродром, где производили посадку. В конце войны она была здесь с Дмитрием. Тогда на маленьких ПО-2 они летали, выполняя задания наземного командования. Она с воздуха узнавала эту землю. Когда-то здесь все было изрыто снарядами, бомбами и земля была прикрыта дымом пожарищ. И парковые леса выглядели тогда тревожными, зловещими: в них маскировался враг, обстреливая шквальным огнем небо. Кажется, совсем недавно это было. Здесь, с этого аэродрома, увезли тяжело раненого Фомина в Москву. Это была последняя встреча в последний военный год. Нет, эту землю сейчас узнать трудно. Выросли хутора, поселки, трубы заводов, и лесные массивы не пугали, а манили свежей и новой зеленью. Город чистый, уютный, с множеством остроконечных крыш, и ни одного разрушенного дома. Убрали, подчистили, построили новые. Ей хотелось видеть людей, походить по городу, но такой возможности не было. И все же, когда возвращались и пересекли границу, она поняла: легкое тревожное чувство не покидало ее, когда они были над соседней страной. Оно исчезло, когда под самолетом показались поля родной земли. Это чувство напоминало войну…

В первый же день после возвращения в родной город Таня пришла к давно созревавшему в ней решению, и этот день был для нее совершенно новым днем. Все то, что казалось ей противоречивым, мучившим сомнениями, стало вдруг ясным, определенным: она должна ехать к Федору. Тетя не удивилась ее поспешным сборам в дорогу, только, заметив отпускной билет, сказала:

— Мне казалось, что ни один здравомыслящий человек не едет в отпуск куда-то почти на север. Ты мечтала о море, о солнце.

Таня, помолодевшая, возбужденная, обняла худенькие плечи тети:

— Приеду, все объясню, не обижайся! До сих пор не говорила, потому что сама не знала.

— К ним?

Тетка показала рукой на фотографию мальчиков. Таня молча кивнула. Милая, умная женщина, тетя никогда ни о чем не спрашивала, но всегда безошибочно заглядывала ей в сердце. Нет, конечно, она не возражает и прекрасно понимает, что в их жизни будут перемены и эти перемены связаны как-то с двумя смуглыми мальчуганами. Только бы это было счастье!

Все было необычным в тот вечер накануне ее отъезда: и разговоры с тетей, и настроение, и неожиданное посещение незнакомой женщины, которая помогла Тане избавиться от последних сомнений…

Пили чай, когда постучали в дверь. Таню сначала смутил взгляд молодой женщины с усталым, красивым лицом, пристальный и как бы назойливый. Но что-то было в фигуре, в выражении лица гостьи, что заставило Таню приветливо отнестить к ней.

— Прошу вас!

— Благодарю!

— Хотите чаю?

Таня готовилась услышать вежливый отказ, но женщина ответила согласием. Выглядела она смущенно. Тетя деликатно удалилась.

— Вы не удивлены?

— Чему?

— Тому, что я вошла в дом на правах знакомой в все еще не говорю о цели своего посещения.

Что ответить ей? Конечно, она удивлена, но решила не торопить эту женщину своими вопросами:

— Нет, я не удивлена, ничуть. Мы, правда, не знаем друг друга, но, очевидно, кто-то знает меня из ваших знакомых.

— Я знаю вас, хотя вижу впервые. Я работаю в вашем городе на заводе. Приехала с Крайнего Севера.

Таня оставалась спокойной, испытывая скорее любопытство, чем волнение, хотя почти была уверена, что женщина приехала не за тем, чтобы передать привет. Что-то другое.

— И вы не спрашиваете, кто вас еще знает на севере?

Опять тот же взгляд, но сейчас он вызывал уже досаду.

— На севере? — переспросила Таня. — У меня там есть друг, старый фронтовой друг. Если вы от него… — Она уже начинала догадываться, с чем связано посещение этой незнакомки. — Тогда вам не следует так осторожно подходить к вопросу, который вас волнует больше, чем меня, поверьте.

— Извините. Мне нелегко было найти вас, как нелегко было уехать оттуда.

Женщина редко обманывается в своих инстинктивных догадках, и Таня, обратив внимание на располневшую талию гостьи, поняла, в каких отношениях посетительница с Астаховым, и вдруг почувствовала, что эта женщина будет близка ей.

— Давайте пить чай. Мне кажется, мы быстро поймем друг друга.

— Спасибо! Вы очень добры, и теперь я не удивляюсь, что он…

Таня торопливо взяла фотографию детей и протянула карточку женщине.

— Вам остается сказать свое имя. Давайте познакомимся!

— Простите! Полина.

Она как будто успокоилась, всматриваясь в карточку.

— Ваши? Племянники?

— Мои дети!

Полина не поднимала глаз от карточки.

— И они…

— Кроме меня, у них есть отец, мой муж. Теперь вы видите, что мы можем быть откровенными.

Слезы в глазах Полины смутили Таню. Она не знала, чем заполнить паузу.

— Николай знает, что вы здесь?

— Нет, конечно. Я пойду, извините.

Таня видела, что удерживать сейчас Полину нет смысла, хотя было желание узнать все о жизни Астахова, о его любви к этой женщине. Она удивилась собственному спокойствию, когда думала об Астахове, и только волновала мысль, что жизнь человека, которого она любила в юности, сложна и не понятна ей.

— Я хочу, чтобы в будущем мы были друзьями. Я уезжаю к мужу, но скоро вернусь. Буду ждать. Напишите ему о моих детях и еще напишите, что я и его друг Федор Михеев, запомните, пожалуйста, это имя, будем ждать его… вас.

— Напишу. Спасибо!

Полина торопилась уйти. Чай на столе остался нетронутым. Мысли Тани перестали быть тревожными, и непонятное настроение исчезло, когда она всматривалась в лица детей на фотографии, теперь уже ее детей.

Невидимый звуковой барьер. Он рядом. Стрелка приборов скорости осторожно подбирается к предельной цифре. Пока она слегка вибрировала еще далеко от нее. Михеев уточнил линию своего пути: полет в стороне от населенных пунктов.

Нарастает скорость. Воздушный поток, срываясь с плоскостей самолета, взрывается где-то далеко, сзади, и этот гром заставляет вздрагивать людей на земле. Несколько таких хлопков, но они сливаются в один мощный звук, как взрыв тяжелой бомбы, и, кажется, будто атмосфера возмущена вторжением человека в неведомое.

Самолет вырывается вперед со скоростью, при которой взрывная волна не в состоянии догнать, дойти до слуха летчика или помешать полету. Истребитель перешагнул звуковой барьер! Крылья слегка качнулись, и только Михеев прочно держит ручку управления. Кто знает, как поведет себя самолет дальше, в еще не испытанных условиях. Скорость продолжает расти. Истребитель делает попытку уйти вниз. Федор тянет ручку, препятствуя этому опасному стремлению. Память его хорошо натренирована, и он отмечает показания приборов, поведение самолета, малейшие отклонения от нормы. Самолет продолжает полет с установившейся сверхзвуковой скоростью. Михеев изредка взглядывает на землю: еще одна область позади. Несколько обширных областей — за несколько минут полета. Последний ориентир. Федор плавно вводит самолет в разворот. На обратном курсе нужно увеличить скорость до заданной. Легкие вдыхают чистый кислород; тело прижимает к сиденью; веки тяжелеют, руки и ноги тоже, будто на них груз; за кабиной необъятное голубое пространство. Земля плывет внизу: далекая, как бы оторванная, ничем не связанная с безбрежной атмосферой, и только горизонт, сливаясь с небом, покачивается вместе с крыльями самолета.