Дмитрий Кудис - Рубежи

Новый начальник оказался очень добрым человеком и вскоре завоевал симпатии курсантов и инструкторов. И внешне он располагал к себе. На приветливом лице, со множеством морщин, живые, добрые глаза. Но Астахов втайне не мог согласиться с одним: Кубарев был и по внешности и по натуре более гражданским человеком, чем военным. Добродушный и ласковый, он старался избегать конфликтов со своими помощниками, терялся, когда требовались решительные меры, никогда никого не наказывал и, как казалось Астахову, перед начлетом робел. Однако все это не мешало ему в своих решениях быть постоянным, если дело касалось обучения курсантов.

Кубарев всегда был среди людей: и на аэродроме, и на заводах, где работала курсанты. Когда Астахов видел начальника аэроклуба, он вспоминал Фомина. За свою еще очень короткую жизнь в авиации он узнал только двух больших начальников, но какая поразительная разница была между ними!

Фомина он любил и уважал, как строгого, но справедливого командира и решительного человека, тогда как Кубарев был просто хорошим, добродушным человеком, но посредственным командиром. Да и с начлетом Сенниковым у них явные разногласия. Это заметно. Сенников мог отчислить курсанта за ошибки в воздухе. Он был старый опытный летчик, хотя и не располагал к себе человеческими качествами. Догадываясь о разногласиях между Сенниковым и Кубаревым, некоторые инструкторы намеренно и демонстративно старались подражать начлету в своих манерах.

В группу Астахова решено было назначить восемь курсантов. К Корнееву — шесть, к Куракину — восемь. Начальник аэроклуба вежливо предупредил их, как начинающих инструкторскую работу, что для них это будет испытанием, что по успеваемости курсантов судят о способности инструкторов…

В один из погожих дней просторный двор аэроклуба, окруженный забором и молодой зеленью, наполнился курсантами. Они выстроились в центре двора. Инструкторы стояли на правом фланге отдельно. Витя рядом с Астаховым. Оба волновались. Николай наклонился к уху Корнеева:

— А что, если к тебе попадет вон тот, похожий на Федю, детина? Ты против него вроде воробья.

Виктор посмотрел, куда указывал Астахов, и усмехнулся:

— Мне, наверно, девчат дадут. Хвачу с ними горя. Посмотри на ту… не девчонка, а картинка, и держит себя, будто уже летчик.

Инструкторы переговаривались между собой в ожидании приказа. У всех настроение было приподнятым. Астахов посмотрел на девчат. В строю их три. Он не удивился, когда еще осенью узнал, что девушка, с которой его когда-то знакомил Куракин, принята в аэроклуб. Николай знал также, что Степан с ней встречается — об этом Куракин сам всем рассказывал, — но никак не мог выбросить из головы слова, брошенные как-то Степаном: «Черт возьми, не совсем приятно! То я ее целовал, а теперь, может, учить придется». Астахов и сам не понимал, почему слова эти его задели. Он не хотел, чтобы кто-нибудь из девушек попал к нему в группу. «Никогда откровенно не побеседуешь, — думал он, — постоянно подбирай выражения…» А может быть, не хотел и потому, что, по рассказам начальника летной части Сенникова, с девушками трудно летать: боятся и на всякое замечание обижаются.

Из дверей вышел начальник штаба. Витя тихонько сжал руку Астахова, когда назвали фамилию его друга. Астахов вышел на середину и выжидательно посмотрел на притихший строй.

— Орлов!

Рослый, белокурый парень, стоявший в первом ряду, заметно вздрогнул, широким шагом вышел на середину.

— Новиков! Коломиец! Казаков!

Курсанты торопливо выходили из строя, поглядывая на своего инструктора. Лица их были серьезные, немного смущенные. Астахов внимательно вглядывался в каждого.

«Как будто хорошие ребята. Только вот этот Коломиец мал ростом». Астахов вспомнил, как Виктору приходилось в свое время подкладывать на сиденье подушку. «Может быть, и этому придется».

— Родионова! — продолжал вызывать начальник штаба.

«Не везет. Не по адресу попала. Только бы еще не дали», — досадливо поморщился Астахов.

Последним был юноша. Астахов обернулся к группе, нетвердо скомандовал, и они отошли в глубину двора. Курсанты живо отвечали на вопросы. Они смотрели на Астахова с нескрываемым уважением. Это было ново для Николая. Но он вспомнил, как сам когда-то смотрел на инструктора, и принял это как должное.

К Родионовой он обратился в последнюю очередь. До этого она слушала молча, смело наблюдая за Астаховым.

— Вы когда-нибудь летали? — спросил Астахов.

Родионова не ожидала такого вопроса и ответила не сразу.

— На планере только.

— Нравится?

Астахов вдруг понял, что глупее этого вопроса не придумаешь, и нахмурился. Родионова удивленно посмотрела на инструктора.

— Ничего, нравится, — просто ответила она и улыбнулась.

Астахову показалось, что она смеется над ним.

— Мы хотим, чтобы в будущем вы были летчиками, летчиками на всю жизнь. От вас потребуются все ваши физические и моральные силы. Хочу предупредить всех, — Астахов невольно посмотрел на Родионову, — будет трудно, очень трудно, не жалуйтесь!

Родионова, поймав его взгляд, слегка откинула голову назад, нахмурила тонкие брови и не без резкости ответила:

— Не беспокойтесь, товарищ инструктор, что такое «трудно», мы знаем давно.

Кое-кто сдержанно усмехнулся. Астахов подавил чувство неловкости и тем же спокойным тоном продолжал:

— Раньше многие считали, что летчиком нужно родиться, как поэтом, музыкантом. Подобные слова сейчас вызывают улыбку и ничего больше.

Авиация, — действительно, искусство, но для овладения этим искусством нужны только те качества, которые вырабатываются жизнью: трудолюбие, настойчивость, внутренняя собранность, смелость. Вы должны понять, что это не общие фразы. Сама жизнь требует смелых людей, а не только авиация. Я знаю людей, которые после первых полетов бросали учебу. Таких — единицы и, по всей вероятности, они в авиацию шли только потому, что форму, почет и славу, которыми окружены наши летчики, любили больше, чем самолет, и, как правило, в первых же полетах показывали качества, противоположные тем, о которых я вам говорил: трусость и собственное ничтожество.

Астахов говорил, все больше увлекаясь, легко подбирая нужные слова. Он видел, с каким вниманием его слушают и испытывал глубокое внутреннее удовлетворение. От былой неловкости не осталось и следа.

После беседы Астахов почувствовал прилив свежих сил. Он уверовал в то, что справится со своей новой работой.

Свободное от работы время Таня посвящала занятиям в аэроклубе. Училась с увлечением. Полюбив еще в школе физику, она быстро усвоила законы аэродинамики и свободно объясняла сущность возникновения подъемной силы у крыла. И все же волновалась, ожидая начала полетов. Она понимала, что теоретические знания, еще не гарантируют успеха в воздухе.