Геннадий Семенихин - Взлет против ветра

— Отлично звучит, — рассмеялся генерал. — Однако, чтобы завоевать право на второй класс, надо на учениях задачу отлично выполнить.

— Разобьюсь, но выполню! — пылко воскликнул Петушков.

— Зачем же разбиваться? — неодобрительно покачал головой начальник политотдела. — Полк ваш столько лет без человеческих жертв работает, а вы хотите беду накликать. Нет, лейтенант, до ста лет летайте и не разбивайтесь.

— Будь сделано, товарищ генерал, — весело согласился летчик.

Генерал и все его сопровождающие ушли, а Джон и Аркадий снова захлопнули над головами фонари кабин.

Уже давно, еще с рассвета, начались учения. Где-то на осенних полях гремели орудие саперы наводили понтонные переправы, а танки с ходу вплавь форсировали реки. С вышек НП советские генералы и генералы армии ГДР наблюдали за развитием событий. Это было очень сложное учение. Впервые в таких условиях проверялось взаимодействие двух дружественных армий, воевавших и за «синих» и за «красных». Было нелегко, потому что воины говорили на разных языках, связисты, передавая команды, не сразу понимали друг друга, но был энтузиазм и горячее желание обеих сторон одержать победу, поэтому действия развивались четко. Давно уже отгремела артподготовка, но авиация не появлялась еще над «полем боя». Низкая осенняя морось нависла над аэродромом в районе учений. Большие группы самолетов поднять для массированных действий не было сейчас возможности, и летчики дремали у своих машин в ожидании приказов со стартового командного пункта.

Аркадий встревоженно перебирал в памяти вчерашнюю ссору и с гневом думал об Андрее. «Какое он имел право так говорить об отце? Откуда он взял, что мой отец мог бросить его отца над полем боя? Нет, этого никогда не могло быть! Это злой наговор, неизвестно чей и неизвестно по какому поводу. Отец — это воплощение смелости и мужества. Его во всех наших ВВС знают, и к нему никогда не прилипнет слово «трус». А я ни за что не прощу Андрея, если он первый не извинится. Пусть даже и кончится навсегда наша дружба».

На соседней машине раскрылся фонарь, и взбалмошный Петушков окликнул:

— Товарищ командир, Аркадий Антонович!

— Что, Петушков?

— Моченьки нетути, ножки замлели. Сколько же еще нам ждать? По-моему, до обеда досидим, а там и отбой дадут.

Аркадий не успел ответить. В наушниках ожил голос Клепикова, спокойный, но требовательный:

— Двести двадцать первый, район икс-восемнадцать, квадрат четыреста десять. Танковая колонна «синих» ушла от преследования. Наземными средствами определить ее местонахождение не удается. Вам приказываю выполнить эту задачу. Немедленно запускайте двигатели и выруливайте.

Аркадий окликнул Петушкова:

— Задачу слыхал?

— Так точно, мой повелитель.

— А если без скоморошества?

— Запускаю двигатель.

Низкое небо готово было упасть на землю, и пока они выруливали на старт, мало верили, что им разрешат взлет. Осенью в этом краю часто бывало так, что над аэродромом висел тяжелый непроницаемый покров облачности, а километрах в ста от него небо радовало высокой своей голубизной. Но стоило пролететь эти сто километров — и все менялось. Над твоим обжитым аэродромом теперь было чисто, а здесь все закрывалось туманом. Две зеленые ракеты прорезали воздух и скрылись в низких облаках.

— Пошел! — крикнул невидимый Клепиков.

Аркадий снял воздушный тормоз, и его машина ринулась вперед. Истребитель Петушкова бежал слева на небольшом удалении.

— Двести двадцать второй, — предупредил Баталов. — Держи интервал. Потеряешь меня в облаках — немедленно докладывай.

Они не стали пробивать облачность, а шли низко над землей, лишь временами зарываясь в облака, а потом выходя под нижнюю кромку и продолжая упорно отыскивать скрывшиеся танки. Дороги, тянувшиеся под короткими крыльями их истребителей, были забиты военной техникой, и сейчас у Аркадия, шедшего на низкой высоте, это рождало ощущение боя. «Так и на настоящей войне, вероятно, было, — подумалось ему. — Только танки, орудия и самоходки были тогда совсем не такие. Да и самолетики тоже». И он с гордостью посмотрел на приборную доску. Горизонт неохотно расступался перед ними. Облака закрывали землю.

Самолетные часы уже показывали расчетное время.

— Двести двадцать первый, мы над целью, — услыхал он возбужденный голос Петушкова и про себя подумал: «Молодец Джон, как хорошо ведет детальную ориентировку».

Снизившись, они друг за другом прошли над шоссе, потом скользнули над лесом на бреющем. Осины и клены полыхали пламенеющим цветом осени, сухая листва лежала на опушках и просеках. Но эти опушки и лесные дороги были пустынны. Словно сквозь землю провалилась оторвавшаяся от «красных» танковая колонна. Второй заход также ничего не дал. По времени уже надо было докладывать на КП, а результатов не было. И вдруг шедший сзади с небольшим превышением лейтенант Петушков захлебнулся радостным криком:,

— Двести двадцать первый, вижу следы гусениц. Еще заход.

Коротка минута для того, чтобы осмотреться с борта сверхзвукового истребителя, когда он идет над самой землей и даже на предельно малой скорости. Но они оба не проскочили цель, вовремя сумели развернуться. Раструбом уходила от шоссе узкая крутобокая балочка, и там, на склонах ее и на дне, чернели коробки танков. Канал для передачи был включен, и Аркадий доложил на стартовый командный пункт:

— «Рубин», я — двести двадцать первый. «Коробки» обнаружили. Передаю координаты.

Минуту спустя они уже шли домой на самых малых интервалах, прижавшись друг к другу стреловидными короткими плоскостями, и было это выражением настоящего воздушного братства. Аркадий подумал, что четверть века назад отцу его было бы очень трудно искать под зенитным огнем в такой балочке вражеские танки. А он, пришпорив свой сверхзвуковой в случае обстрела, так мог бы скользнуть, что любые трассы остались позади. Было радостно оттого, что полет так удачно сложился, и вдруг, как ледяной душ, обрушился на них голос Клепикова:

— Двести двадцать первый, я «Рубин». Поторопитесь. Облачность продолжает снижаться. Готовьтесь к слепой посадке.

Пока они летели назад, покой и радость от завоеванной удачи наполняли сердца. И вдруг такое предупреждение. Аркадий поглядел за борт. Серые, влагой наполненные облака обкладывали самолет со всех сторон, ограждая от всех видимых ориентиров. Расплылись, помутнели, а потом и вовсе исчезли из вида дороги, по которым шли к «переднему краю» танки и самоходки, спряталась зубчатка леса, прилепившегося к автостраде, не просматривается ни одно из озер, которое могло бы стать визуальным ориентиром.

— Двести двадцать второй, — передал Аркадий Джону, — нормальной видимости нет. Заходим по системе. Отстань от меня и действуй самостоятельно.