Аскольд Якубовский - Квазар

Ответ пришел быстро. Буквы неслись галопом, поперек линованной бумаги. Будто в атаку, взодрав над головой черточки-сабли.

«Николай Иванович!

Приветствую ваше желание купить мою дачу. Не хотелось бы упрекать вас в затягивании, но думаю, что все это время вы искали другую дачу и подобной не смогли найти.

Снова перечислю ее достоинства. Рядом водохранилище (50 м), воду я качаю электрическим насосом. На случай стихийного бедствия в виде пьяного монтера у меня есть ручной насос, отлично развивающий мускулы груди и плечи.

Я имею десять соток под яблонями (сорок пять сортов, пять выведено мною). Смородина: три сорта черной, два — красной. Из красной смородины мы варим отличное варенье, из белой делаем вино, практически неотличимое от рислинга. Есть пять гряд виктории, пять кустов ирги для отвлечения воробьев от хороших ягод (из ирги получается прекрасная наливка). 10 соток земли под картофель. Я поставил в прошлом году очень высокий забор, и ребята не ломают деревьев, не рвут яблоки. Теперь мои строения: дом с террасой, летняя кухонька и баня с котлом. (Отопление от кухонной плиты).

Словом, места хватит и вам, и будущей жене, и детям — человек не должен жить один, это совет.

Что еще могу, сказать? Я был пенсионером, когда меня хватили два инфаркта, и сюда меня привезли. Прошло 15 лет. За это время мной построен дом, заведена лодка с мотором (ее вы тоже получите).

Рыбалки, уход за розами… Да, сначала были розы, только розы, а потом я развел огород и сад. Я внедрил культурное садоводство в село, и теперь у многих растут яблоки. Но я старик, я — слаб, и потому хочу продать дачу. Себе оставлю флигелек на лето. Хорошо? Кроме того, я хочу провести кое-какие опыты с приучением южных растений к Сибири. Теперь жалею, что был инженером, а не садоводом.

О цене. Я хочу получить только вложенные мною деньги, а за сад — по оценке представителей общества садоводов, всего 5000 рублей. Эти деньги были заработаны неустанным трудом. Я думаю, вы не обижены тем, что я хочу получить их обратно. К тому же сад и огород станут, в свою очередь, экономить деньги вам.

Мне семьдесят лет, я рассчитываю прожить еще пять — десять лет. Значит, вы сможете вносить по тысяче рублей в год, что не обременительно. У меня есть другие соискатели, но хочу быть полезным вам: только вы позволите мне экспериментировать в саду».

Да, я решил купить дачу. Прикидывая так и сяк, я понял, что, пожалуй, выкручусь.

Много ли мне надо, в конце концов?..

Старой одежды хватит на пять лет, а друзья обещали помочь — первым взносом.

Я буду на даче писать рассказы. Устав, стану собирать слизней, рыхлить гряды. Из города путь туда удобен — автобус, паром через водохранилище. Вот, я вижу — приподнялся из воды правобережный сосновый бор, лохматый зверь, соскучившаяся по мне зеленая собака.

Она приподнимается, вода бежит назад, отливая тем блеском, что видишь на губах модной женщины. И вот он, мой дом. Куплю! И вдруг тихая деревушка утратила свой покой.

Шуму-то, шуму — Кровяниха изобрела! Чем обидела и старух, и меня, неудачника.

Главное, дело простое и само собой подразумевающееся. Помня о великой пользе лягушек (и я знал!), Кровяниха велела сбить щиты из старых досок. Их бросить на траву.

— Зачем?

— А чтобы было, где лягвам прятаться, — ответила гениальная Кровяниха.

— От загара? — спрашиваю я, помня, что последние дни шли жаркие и без крупинки дождя. И еще не постигая силу и красоту замысла Кровянихи.

Та не ошиблась в расчетах, деревенские лягушки, жившие где попало, ринулись к ней в огород. Дружно, будто созвонившись по телефону.

Их сотни… Скачут и лягушки величиной с ладонь, и крохотные, будто кузнечики.

И все ловят и ловят мух и жуков: огород Кровянихи теперь чистехонек. Не зря старухи через изгородь ругают ее ведьмой: оскорбительно умна!

Вот, стоит… Уперла руки в бока и слушает старух с удовольствием. Что ж, ее победа, пусть гордится.

Но я никого не победил. И мне захотелось уйти поскорее и подальше. Но, выбегая из калитки, я наскочил на тополь, обрубленный Кровянихой, чтобы не лез в провода.

Сто раз я проходил мимо обрубыша, а только сегодня, налетев, вдруг увидел его серые глаза. Древесные.

Выпавшие сучья образовали два печальных глаза. Ими дерево жаловалось: вот, не дают свободно расти… И подумалось, что мы забываем (я, во всяком случае) о том, что деревья живые. А они родятся — из семени, живут, старятся, умирают… И мы все берем у них — стволы, даже листья…

Был такой случай: я заболел, и соседка дала мне березовые листики, заваривать их и пить. С тех пор береза лечит меня.

Но, бросая живые листья в кипяток (лучше брать только что сорванные), я отнимаю их жизнь, чтобы взять ее себе. И это несправедливо — только брать. В конце концов, все держится на том, что берешь, давая свое другим.

Но каким добром я могу ответить березе?.. Что дать?.. С привычно живым проще — человека благодаришь, собаку кормишь. А деревья, что дают мне воздух, покой? В давние времена они еще и загораживали Русь от древних жестоких завоевателей, т. е. спасали мою жизнь.

Мои книги печатаются на их размозженных телах…

…Кроме березовых листьев я полечиваюсь медом, терпко-сладким, собранным пчелами. А что доброго я сделал им?

Еще люблю видеть летящую желтую бабочку, после встречи с ней у меня всегда хороший рабочий день.

Что я дал бабочкам-крушинницам?..

Сколько здоровья и счастья дарят мне сообща лес, пчелы, бабочки. Я же их неблагодарный должник.

…Предположим, у меня дача… Я вообразил себя копающего, стригущего деревья, карающего вредных насекомых. Это полезно здоровью, садоводы живут сто лет.

Сад и огород принесут другую пользу — яблоки, морковь, картошку… Их не надо будет покупать. Гм, полезно… А если я хочу плюнуть на пользу «мне»?

Почему, в конце концов, все «мне» да «мне»: сад, деревья, птицы, морковка?..

Срезанные ветки задыхались в моих руках. Я положил их в осоку комельками в воду: прокислая вода приподняла и зашевелила их.

Шевелила она и зеленые ножи осоки, точа их один о другой. Звук этого точения ходил туда и сюда — жестким шелестом…

А ветки пили воду. На моих глазах их вялые листья твердели, кожица возвращала себе серую, с примесью бронзы, окраску.

Ветки стали дышать и пахнуть. И на грязном берегу, истоптанном коровами и машинами, забрызганном ополосками белья, запахло тальником.

Я присел на корточки и смотрел на ветки.

Я принес их сюда, решив посадить в береговую грязь. И не решался садить — время дневное, меня могли увидеть за этим занятием. Странным…

Могли увидеть меня (и ветки) деревенские, полощущие белье, могли видеть туристы, идущие берегом.