Аскольд Якубовский - Квазар

…Эти маленькие ветки я брал из густоты сберегшихся у мельницы тальниковых кустов. Их сажу потому, что речка становится голобережной, потому что всю жизнь я брал у речек, леса, полей.

…Сажу! Первая, вторая, третья ветки… Четвертая, пятая, шестая…

Это же аксиома — речную воду берегут прибрежные кусты. Самые лучшие из них — тальники, широкие и плотные. Здесь же они частью поломаны, частью вырублены. А мелкая их поросль притоптана, потому что человеческая ступня есть фактор.

Она идет по головам растений и губит их. Тропы ширятся, а леса и воды становятся меньше.

…Сорок вторая, сорок третья, сорок четвертая…

Когда-то речка была чистая, а воды ее стояли высоко. Их охраняли деревья, подпирали мельничные плотины. Тогда на перекатах бил рыбью мелочь шелеспер, а лес втискивался в деревни. Теперь же узкие ленточки кустов не держат ни влагу, ни почву: дожди смывают голые берега. Только масса бывает силой. Потому моим кустикам надо стоять плотнее. Тогда они подопрут друг друга.

…Восемьдесят пятый, восемьдесят шестой, восемьдесят седьмой…

Ветки сотворят чудо. Они переделают корьевые клетки в белые сосочки корешков. А там, глядишь, окрепнут и будут солдатами в войне с разрушением берегов.

Так — я уеду отсюда, а в прибрежных травах будут стоять тальничата. И с каждого в речку упадет несколько лишних капель воды, каждый уронит тень, каждый выдохнет облачко кислорода, когда пронзит его лист световой квант.

Это расчет — оставить по берегам тальниковых детишек. Я хитрый, я знаю свойство человека беречь и жалеть детей — человечьих, зеленых, птичьих… По веточкам не пройдут, их не срежут на костер или удилище. В конце концов они еще малы.

Вдруг ударил дождь. Он быстро и крепко поколотил все. И поднялись запахи. С полей идет Главный запах, сытный, хлебный. На его крепком хребте, как на тракторе, ехали другие запахи — ила, травы, снулой рыбы, моих тальников…

Я смотрю на проходящих девиц, одетых в курточки, позволяющие любоваться их пупками; на бородачей-спутников.

Они приехали из Москвы: сгибались под тяжестью и сладко сопели под своими рюкзаками. Их башмаки стучали по тропинке, утрамбованной другими башмаками до каменной твердости.

Зажигают костры: дымные столбы выставились повсюду. Словно озирающиеся змеи, ставшие на хвосты, они подняли головы над деревьями.

Я не иду, не смотрю на ветки: мерещится неудача. В конце концов, приживление летом срезанных веток ненормально. Есть определенное время такого вроста — осень, — когда растение засыпает, и ему все равно.

Или весна, когда оно проснется и бурно хочет расти.

Заранее я так определяю результат: восемь десятых веток увяли, одна десятая не знает, что делать, штуки две или три пустили корни, потому что в них был избыток гормонов. Древесных. «Ты мысли научно, старик, время нормального роста черенка иное, — внушаю я себе. — Согласно заложенной в клетке информации».

Я пришел и возликовал — ветки зеленели. Стояли по побережью речного заливчика и зеленели. Все!

Я ликовал: сон овеществился, растут мои кустики.

Они хотят расти, это ясно. Но радоваться еще рано.

«Тебе везет, — думалось мне. — Да и тальник — хваткая порода. Он похож на городских воробьев и тополя. Но ты вот что скажи — какие выводы ты можешь сделать из этих веточек?.. Где статистика? К тому же ты не знаешь толком, отчего здесь умирает лес. Только ли виноват человек? Нужны опыты…»

Я снова вырезаю из кустов сто веточек. Беру их из густот, чтобы остающимся веткам было легче дышать.

И сажу их потому, что речка пахнет кислым пивом.

Потому, что обрывал зеленое с берегов далеких сибирских речек. Там я взял, здесь возвращаю.

…Первая, вторая, третья ветка… Кричит лягушка, с невысокого берега смотрит рыбак, толстый мужчина нулевого темперамента. Смотрит и молчит, и никаких тебе реакций.

…Двадцатая, двадцать первая ветка… Это же аксиома — воду мелких речек отлично сохранят тальники, а речки наполнят озера и большие реки. Вот наблюдение, отмеченное прессой: оголили берега восточного озера Ханки, и оно стало быстро мелеть.

Вывод? Берегу нужны сильные кусты. Здесь же тальники, что еще растут, вялые, как магазинные овощи.

…Сорок вторая, сорок третья, сорок четвертая…

Мужчине надоело глядеть стоя, он садится. Я громко спрашиваю, не испытывает ли он желание помочь? Нет, не испытывает, ушел… Но даже спина его не высказала своего отношения ко мне, а была равнодушно необъятная, лениво шевелящая лопатками.

…Шестидесятая, шестьдесят первая ветка. Будущим кустам надо стоять общо, тогда они подопрут друг друга. Так пусть же мои тальничата будут загущены… восемьдесят пять, восемьдесят шесть… будут крепкими, бойкими, разбегающимися во все стороны.

Начав, всегда увлекаешься… Я вырезал ветки — таловые и ольховые, даже рябиновые — и садил их. Притыкал к воде, чтобы в рыхлом и мокром вышли скорее корни. Мне хочется увидеть их, шевелящиеся и белые.

Я-1: Если бы все праздно шатающиеся у реки делали то же самое… Мы бы все потерянные леса вернули обратно. Что, если мне сагитировать ну хоть бы туристов?

Я-2: Опомнись! Ты не знаешь последствия твоего поступка. Если миллиарды свихнутся и станут сажать кусты, то… места не хватит. Это делают иначе: надо ждать рекомендаций науки. Она — ты пойми это! — должна рассчитать все связи. Ну, количество червяков на один квадратный метр, слизней, микробов. Командовать природе опасно!

Я-1: Ждать, когда сосчитают бактерии? Не мешай!

…Я связал ветки в толстый пахнущий пучок и унес их к прежним моим веткам. Стал садить их в промежутках, среди прочих зеленых огоньков, в мелкие лужицы, оставшиеся от последних дождей.

Сажая, я расщеплял концы веток и вспоминал самолет и разговор тех, двоих.

Они говорили, что в США скоро будут выпиты девятьсот восемьдесят рек. Ну, а мои посадки охранят воду в одной речке.

Что, если такое затеют все? Будет это колоссальным нарушением природного равновесия? Едва ли. Конечно, неплохо привлечь научные коллективы. Но мы обошлись без них, уничтожая леса. Так же обойдусь я, сажая эти таловые кустики: мне нужно оставить после себя миллион деревьев. Их задолжали мои предки, такие яростные к лесу (рубили, жгли его).

Посаженные ветки ольхи и рябины привяли, а тальнику хоть бы что: держится, зеленеет. Он нарушил требование обязательного весеннего пересаживания.