Вячеслав Шугаев - Избранное

Главный слон величественно отпрянул и величественно протянул известную телеграмму.

— Вот. Хотя приглашения я ношу в своем сердце.

— Но это же частная, личная телеграмма! Мало ли о чем мечтают девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин.

— Но поймите, Иван Иваныч. Что за жизнь, в которой звери сами по себе, а дети — сами по себе?

Главный человек приказал:

— Эй, поскорей! Приведите сюда Алену и Сашку Деревяшку. Прошу извинить, Деревяшкина.

Девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин появились на балконе.

Главный человек строго и жестко взял Алену и Сашку за плечи, подтолкнул к балконной решетке.

— Вот, уважаемые звери. Они приглашали, с них и спрашивайте.

— Мы же просто мечтали, — тихо сказал Сашка, — чтоб зверинец не ездил, а всегда у нас стоял.

— Мечты никого не интересуют. Мало ли о чем я мечтаю. На рыбалку, между прочим, второй год не соберусь. Молчу же. А может, тоже мечтаю, чтоб под этим балконом пруд с карасями появился. Да что тут говорить! Алена, отвечай, чем кормить будете, где селить? Отвечайте. А я ума не приложу.

— Пироженок куплю, газировки. У меня копилка есть, — шепотом ответила девочка Алена, и у нее задергались, закривились губы, потому что вдруг захотелось заплакать.

— Родители помогут, — ответил Сашка Деревяшкин. — И они сейчас в ответе.

— Интересно! — прогремел над площадью голос Главного человека. — Такую ораву пирожными накормить?! Да вот этому гражданину нужно тысячу штук! — Главный человек кивнул на Главного слона. — Извините, уважаемые звери, за ораву. Ничего обидного в ней нет.

— А я все равно обиделся! — заревел бегемот. — Я очень обидчивый! Иногда сам удивляюсь: ничего обидного нет, а мне все равно обидно. О-хо-хо! — Бегемот залился горючими слезами.

Главный человек тревожно оглядывался на комнату. Там звонили десять телефонов, и секретарша Марья Ивановна испуганно отвечала, что у Ивана Ивановича очень важное, очень срочное совещание и освободится он не скоро…

— Говорю последнее слово: вот этот мальчик и эта девочка пригласили вас сюда. Они надеются на помощь родителей. Чуть что, «мама!» кричат, чуть что, «папа!». А пора уж самим поумнеть. Как приглашать, так сами, как отвечать, так к маме. С этой минуты дети отвечают сами за себя. И за свои приглашения тоже. Пригласили — устраивайте, кормите, угощайте. Все. Своими гостями занимайтесь сами. Пока, до лучших времен.

Главный человек ушел с балкона и со звоном захлопнул дверь.

Главный слон поднял хобот к девочке Алене и Сашке Деревяшкину, мрачным, усталым голосом спросил:

— Что скажут наши гостеприимные хозяева?

Сашка Деревяшкин ответил:

— Спокойно! Есть мысль!

Главный слон тотчас же протрубил:

— Молчать! Есть мысль!

Звери мгновенно утихли, ощетинились, оскалили клыки, поджались, напряглись, готовые жевать, терзать, глотать эту странную еду под названием «мысль».

Мальчик Сашка Деревяшкин скрестил на груди руки, затем обхватил лоб и погрузился в глубокое раздумье. Пробормотал что-то себе под нос — только девочка Алена и разобрала:

— Легко сказать, придумать трудно.

И вдруг Сашка принялся чесать в затылке.

— Что он делает? — спросил Главный слон у медвежонка.

— Мысль добывает. Я знаю, в «ЖЗМ» так написано. Замечательный медведь всю жизнь любил повторять: два великих огня возникают от трения — огонь, чтобы согревать тело, и огонь, чтобы согревать голову. Вот мальчишка этот огонь и добывает. Простое дело — затылок потереть, а сейчас скажет так скажет.

Сашка Деревяшкин оставил наконец в покое затылок.

— Ребята! Разбегайтесь все по домам и тащите, кто что может. Хлеб, колбасу, сыр, молоко, сахар — пусть хоть червячка заморят. А я пока буду думать. И Алена будет.

— Сашка! — возмутилась Аленка. — Я тоже принесу какую-нибудь еду. У меня суп дома, каша. Я обязательно хочу принести.

— А кто думать будет? Ты что, забыла, да? Одна голова — хорошо, две — лучше. Моя и так еле держится. Уж и не знаю, что придумывать.

— Ну ладно, ладно, — согласилась Алена. — Я тогда тоже буду думать.

Тут раздался веселый крик Вовы Митрина:

— Мы уж скоро заморим червячка! — Вова сбегал домой и принес большую банку черничного варенья и большой мешок с печеньем и сухарями. — Смотрите! Смотрите все! Мы скоро его уморим! — Вова горстями доставал печенье и сухари и всыпал в открытую пасть бегемота. Бегемот Онже захлопывал пасть — раздавался вкусный, рассыпчатый хруст. Бегемот щурился от удовольствия и говорил с полным ртом:

— Авай, Вова! Аеньем залей! Стоб не першило!

Вова, краснея от натуги, поднимал банку и наклеивал на розовый бегемотий язык черно-красный язык варенья.

— Ум-ч-м-х! — восторженно сопел бегемот. — Даже ушам сладко.

Главный слон удивился:

— Но где же червячок?! Я его не вижу! Неужели за путешествие у меня разболелись глаза? Раньше я мог разглядеть любую козявку, любого червячка! Скажи, Мишук?

Медвежонок, облизываясь, не отрывая глаз от варенья, исчезающего в пасти бегемота, небрежно объяснил:

— И не увидите. Слова, одни слова. Когда в животе пусто, вот и кажется, что червячок там копошится, щекочет. Красненький, противный — аж выть охота, палку грызть. Хоть камни глотай — лишь бы пустоты этой щекотной не было, червяка этого лишь бы задавить. Ну, и пошли разговорчики, червячка заморить. Не досыта поесть, а слегка, чтобы терпеть можно было.

— Ах, вон как! — уныло воскликнул Главный слон. — Если так, то у меня в животе червячище, похожий на взрослого крокодила. Как его уморишь?

Возвратились мальчишки и девочки. Кто чем разжился, тот тем и угощал. Девочка Настя кормила тигра по имени Кеша зелено-поджаристыми голубцами. Муля-выбражуля, оттопырив мизинцы, чинно подобрав губки, повязала крокодилу салфетку и маленькой серебряной ложечкой наполняла его пасть гречневой кашей, не доеденной ее младшим братом.

Один мальчик, который жил у бабушки и все лето не вылезал из бабушкиного огорода, принес огромную охапку гороха и бобов вместе с листьями и стеблями. Он привязывал пучки к длинному шесту и подавал жирафам. Они аккуратно и тихо хрумкали стручками и вежливо склоняли головы, благодаря. Жираф несколько раз останавливал мальчика:

— Сначала даме, молодой человек, затем — малышам. И учтите: ни один жираф в мире не нарушил этого порядка. Иначе бы я не смог так высоко носить голову.

Жирафлята, названные при рождении крошкой Сиб и крошкой Ирь, были очень любопытны:

— Мальчик, что это у вас в зубах?

— Свисток.

— Скажите, и вы можете свистнуть?

— Всегда пожалуйста. — Мальчик дребезжаще, басовито свистнул, нет, скорее продудел.

— Ах, какой прекрасный свисток! — вздохнули жирафлята. — У нас никогда не будет такого.