Раиса Лыкосова - Встретимся на высоте

— Гляжу, Клашка уже обнимат, ничуть не тушуется.

— А как же! Красавец, орел! — певуче, врастяжку приговаривала баба Настя. — Совсем запамятовала, ведь луку я нащипала, Оня. Помнится, Коля любил пироги луковые. Хошь бы что-ненабудь состряпать.

— Дак из чего, Максимовна, стряпать? Муки ни бусинки.

— Сходи в правление. Должны для такой встречи кило либо два выписать.

— Да где там! Разве Баянов раскошелится? Вон над Маряшей как измывается.

— С Маряшей другое дело. Их в раёне рассудят. А ты сходи. Кто тут в округе когда Героя видывал?

— С Георгием в ерманскую, помню, нашенские прихаживали, а чтобы насчет Героя не слыхивали.

На другой день телят пригнали, как всегда, до грозы. Девчонки размещали их в загородки, а баба Настя той порой наносила в баню воды, приготовила сухую растопку.

После грозы на небе еще радуги не истаяли, а из-за клочковатых, быстро бегущих туч выглянуло чистое, промытое солнце.

Пока хозяйки доили коров, со скотиной управлялись, над починком взметнулись уже два негустых синих дымка. Это баба Настя затопила в огороде свою белую баню для прославленного гостя — Героя, а в Онином дворе Егорша, Вовка и Толя разожгли железную печку с котлом. Правление колхоза выделило ради такой встречи три килограмма муки.

К Налимовым начал собираться народ. Каждый нес из дому что мог: творог, сметану, яйца, капусту, лук, картошку. На вынесенных из дому и поставленных прямо на траве столах Оня, Маряша, Женя Травкина, Клавдя, Галина Фатеевна принялись готовить общественные пельмени.

Ребята подкладывали в топку щепки и короткие чурочки, носили в котел воду. Оня и Женя Травкина приправляли в эмалированных тазиках начинку — капусту и творог. Маряша и Клавдя катали тесто. Остальные собравшиеся колхозники, окружив Колю, сидели у бани на бревнах и вели беседу: о посевах, о видах на новый урожай. А больше расспрашивали, где воевал Коля, за что получил Героя и скоро ли немцам будет крышка.

Натка и Тонька, сияющие, причесанные по-праздничному, как взрослые женщины, на прямой пробор, сновали из избы в избу, из двора Усаниных в двор Налимовых. То баба Настя за дровами пошлет, то женщинам какая посуда потребуется.

Женя Травкина принесла из дому патефон. Косынку и платье она сменила на тщательно отглаженную военную форму — гимнастерку и юбку. Сапоги ее были до блеска начищены. Выглядела она в этот вечер очень красиво. Тонкую талию перетянул широкий ремень. Обычно прямые волосы золотистыми локонами спускались на плечи, карие глаза радостно блестели.

Очень понравилась Натке в этот вечер Женя Травкина. Она принесла пластинки, и девчонки не отходили от нее. Наверняка в стопке, что лежала рядом с патефоном иа столе, были и любимые Наткины песни «Катюша» и «На закате ходит парень».

— Девки, сбегайте-ко за Ольховку, — нашла им дело баба Настя. — Наломайте для гостя свежий веник. Да березу выбирайте хорошую. Ната, знашь ведь каку.

— Ага. Чтобы лист без сережек. Атласную.

— Не атласную, а шелковистую. Лист мягкий, вроде как шелковый.

Когда девчонки вернулись из заречного березника о веником, на бревнах уже негде было присесть. Так много народу собралось во двор Они-конюшихи. Весть о том, что Коля Налимов вернулся по ранению насовсем и теперь будет работать в районном военкомате, мигом облетела починок. Тесно окружили кукуйцы фронтовика. Кому не хватило места на бревнах, сидели на чистой, промытой дождями траве, иные просто стояли. Рядом с Героем по одну сторону сидела баба Настя, по другую — бригадир Баянов. Речь шла о починковских новостях: о запавшем под снег прошлой осенью ржаном поле, о задранном волками Бутышкине, об исчезнувших мешках с зерном. Колхозницы высказывали на этот счет разные догадки. О недавней таинственной подводе не сказал никто. И Натка подумала, что об этом пока, кроме сторожа, ее матери, Жени Травкиной и учительницы, никто и не знает.

Женя Травкина подошла к бревнам, с минуту постояла, послушала разговоры.

— Это все толки, — хмуря тонкие брови и выразительно посмотрев на Баянова и на Колю, сказала она. — У ревизионной комиссии на этот счет более точные сведения.

Похоже, день у Баянова был не из легких. Он сидел, устало опустив квадратные плечи, понурив светлую голову. Пока говорила Женя, бригадир пристальным, изучающим взглядом обвел лица присутствующих.

Хорошо после дождя в деревне. Птицы поют пуще прежнего. В промытом воздухе стеклянная прозрачность и влажный запах тополей и полыни.

Из-за реки совсем по-мирному донесся гул трактора. Коля прислушался, и взгляд его потеплел. Суровые лица односельчан при этих звуках тоже смягчились.

— Дожди теперича кстати, — радостно сказала баба Настя. — Озими-те сходи-ко погляди, Коля. Ровные, густые. Навроде теплой шубы одели поле.

— Да, Максимовна, — оживленно закивал бригадир, — урожай нынче будет добрый. Как убрать — вот загвоздка. Думаю, наш знаменитый земляк теперь поможет. А что? — лукаво улыбаясь; Баянов сощурился на Золотую Звезду Героя. — Допризывников оторвешь на один день от учебы — глядишь, гектара два и выжали.

— Да уж теперь что? Своя в районе рука!

— А то живем в болотном кольце. От всего отрезаны! — дружно заговорили женщины…

Тонька и Натка ждут не дождутся, когда же наконец заведут патефон, когда подадут на стол пельмени и начнут по-настоящему чествовать Героя.

— Вот все хочу спросить, где лежит эта земля Карелия? Как вернулися мужики-то с прошлой войны, дак сказывали, что, дескать, далеко. У холодного моря.

— На Севере та земля, — повернувшись к бабе Насте, ответил Коля. — Там и сейчас наши крепко бьются.

— Эх-ма! — горько вздыхает баба Настя. — И чо же за ту мерзлую землю люди втору войну гибнут? И каково в той мерзлой земле лежать соколикам нашим! — баба Настя склоняет голову и долго смотрит себе в колени. И все грустно и долго молчат.

Натка уже было решается подойти к ней и напомнить о том, что баня-то на этот раз слишком долго выстаивается, но баба Настя снова заводит разговор.

— Прошла на днях по кладбищу. Телят-то кажинный день мимо гоняем. Гляжу, мало мужиков-то на Кукуйском погосте. Тот не вернулся, другой где-то сгинул. С самой моей молодости все войны да войны.

— Будь у сына могила на своей земле, все ж легче было бы материнскому сердцу, — вставил кто-то из женщин.

Сидели тут и матери погибших сверстников Коли. Их сразу было видно. Тревожно заглядывали они Герою в лицо, словно ждали какого-то чуда. Вот расправит Коля под ремнем гимнастерку, тряхнет чубатой головой и скажет, что, дескать, да, с Митей Собяниным или с Горчиком Федосеевым довелось свидеться. Был такой фронтовой случай. Но, сурово сдвинув брови, молчит Герой. Нечем ему обрадовать матерей погибших товарищей.