Сергей Сартаков - А ты гори, звезда

— Не очень вразумительно, — заметил Зуев. Ему показалось, что Макаров сделал паузу, про себя перечитывая написанное.

— «…На другой день после оставления гостиницы находившиеся на Курском вокзале его вещи были взяты из камеры хранения ручного багажа братом его Семеном, каковой, заметив наблюдение…» Опять: «заметив»! Нил Петрович, не делаю выводов, делайте сами!

— Слушаюсь!

— «…заметив наблюдение, бросился бежать и был задержан вместе с вещами. В чемодане-мешке оказались несколько пар белья и остальные предметы домашнего обихода, сверху лежал совершенно новый план города Петербурга…» Вот так улов! «…Семен Дубровинский при опросе заявил, что задержанный вместе с ним чемодан принадлежит лично ему, но указать содержание не мог. Принимая во внимание то обстоятельство, что факт задержания вещей…» Подштанников и плана Петербурга! «…должен был сделаться известным наблюдаемому и привел бы его к еще большей осторожности в отношении деловых связей и встреч с местными партийными деятелями, дальнейшее наблюдение за Дубровинским не представляло интереса, и по моему распоряжению он был задержан двенадцатого июня агентами охранного отделения на улице». Послушайте, Зубатов это допустил бы? Зарезать курицу, которая искала гнездо, где бы снести золотое яичко!

— Возмутительно! — сказал Зуев.

— Сделайте серьезное внушение Заварзину, а этих его лопухов лишите наградных к рождественским праздникам! «Явилось бы весьма желательным, если не представится возможным привлечь Дубровинского к формальному в порядке 1035-й статьи Устава уголовного судопроизводства дознанию…» Идиот! Без всяких улик? Подштанники и план Петербурга! «…возбудить о нем переписку в порядке Положения о государственной охране на предмет высылки не в Вологодскую губернию, куда подлежит он водворению, а в отдаленные места Сибири как весьма опасного и вредного фанатика-революционера, пребывание которого в рядах представителей революционных организаций Европейской России и за границей недопустимо». Открыл Америку! «Обыск у находившихся в сношении с арестованным Семена и Анны Дубровинских, а также у Никитина результатов не дали, и все поименованные лица оставлены на свободе без дальнейших для них последствий». Ну-с, Нил Петрович? Заграничная наша агентура работает отлично, а Заварзин здесь мух ловит.

— Прошу прощения, Александр Александрович, но бывали и у него большие удачи, — несмело возразил Зуев, понимая, что гнев Макарова может с Заварзина обрушиться и на него, если признать, что московское охранное отделение никуда не годится.

— Бывали, бывали, — раздраженно проговорил Макаров, листая бумаги. — Но этот гусь, Дубровинский, от военного суда-то опять ушел! А сколько лет он у меня в памяти и в печенках сидит?.. На кронштадтском деле тоже, как угорь, из рук выскользнул. Не смекнула тогда Шорникова уликами его наделить.

— Да, конечно, — сказал Зуев. А сам подумал: «Действительно, заварзинские агенты — лопухи, могли бы, скажем, бомбу подсунуть, коли этот братец Семен признал чемодан своим, а описать его содержание не сумел. Была бы серьезная зацепка».

— Вот вам донесения Красильникова, — листая бумаги и зачитывая из них выдержки, поучал Макаров. — Точность. Ясность мысли. Превосходное изложение. Зримая картина. Я бы сказал: второй Гартинг. — И махнул рукой. — А вот московские допросы. Дубровинский, видите ли, даже в принадлежности к большевистской фракции РСДРП не признался поначалу. Диву даюсь, что не стал еще долго упрямствовать, выдавая себя за дворянина Познанского. — Он еще полистал бумаги: — Ах, сообразил, что паспорт Познанского хотя и подлинный, да убитому крестьянами принадлежал, от крови всегда лучше подальше. Так-с! А что же ответила мадам Дубровинская? Превосходно! «Не видела мужа с 1907 года, с той поры, как он был выслан за границу». А Никитин? «Видел, но никаких политических разговоров не было!» Отлично! А эта, совместно с Никитиным проживающая? «Познакомилась впервые у Никитина, разговоров вообще не вела». Не скажу, чтобы основательно были эти материалы подготовлены, Нил Петрович! А в тюрьме Дубровинский сколько времени уже находится?

— Четвертый месяц на исходе, — прикинув на пальцах, ответил Зуев. — Вы предлагаете, Александр Александрович, провести дополнительное расследование? Приобщить новые материалы?

— Какие? Заключения врачей о трагическом состоянии его здоровья? Это было уже три года назад, когда его назначили к высылке в Вологодскую губернию. А он жив, понимаете, жив до сих пор. Ходатайство супруги о высылке ее хворого мужа опять за границу? Было тоже тогда, и я поддался на удочку. В этих делах такового пока нет, но, уверяю, оно будет. Не знаю женщины настойчивее мадам Дубровинской. Что еще? Доброжелательное представление градоначальника Москвы? Слава богу, нынче его не последует. Николай Иванович Гучков разумнее Рейнбота и уже целиком повторил заварзинские пожелания. Дело Дубровинского мы вынесем сегодня на заседание, но я прошу вас, Нил Петрович, — Макаров погрозил пальцем, — все сказанное мною намотать себе на ус для дальнейшего. И если к вам в департамент начнут поступать различного рода просьбы упомянутой мадам, врачей или еще кого-нибудь о смягчении административных мер, примененных к Дубровинскому, оставляйте все без последствий. При этом, если хотите, можете ссылаться на меня или на Петра Аркадьевича Столыпина, не входя к нам ни с какими записками.

— Будут ли замечания по предложенному проекту постановления Особого Совещания? — осторожно осведомился Зуев.

Макаров вгляделся в бумагу и вдруг сдернул очки. Толкнул их по столу, покрытому зеленым сукном.

— Позвольте! Почему на три года и с зачетом времени, проведенного Дубровинским по законному разрешению за границей? Вы что, Нил Петрович, в своем уме?

— Да, я вижу теперь… Мне думалось, поскольку нет серьезных улик… И прошлый раз, принимая решение, вы смягчили…

Зуев растерялся, он и сам не понимал, как это все в бумагах получилось.

— Не сравнивайте времена, Нил Петрович, — жестко сказал Макаров и постучал пальцем по кромке стола, — девятьсот десятый год не девятьсот седьмой, либерализму ныне пришел конец. А побег из Сольвычегодска? Кроме того, Дубровинский нас бесстыдно обманывал, он рвался тогда за границу не лечиться, а для того, чтобы принять участие в Лондонском съезде, он рвался к Ленину, с которым связан давно, он рвался к политической борьбе, там, где важно было закрепить верха партии. И я тогда поверил, я тогда был прост, полагая, что прах Дубровинского будет действительно погребен за границей. — Он стукнул кулаком по столу: — Нет! Прах его будет погребен в ссылке! Исправьте проект. Первое: «Выслать Дубровинского в Туруханский край под гласный надзор полиции на четыре года». Второе: «Постановление Особого Совещания от 14 апреля 1907 года о высылке Дубровинского в Вологодскую губернию оставить без исполнения». А енисейского губернатора особо предупредить, что наблюдение за Дубровинским должно быть установлено самое строгое, исключающее у него даже мысль о повторном побеге. До Красноярска отправить по этапу, а там — на усмотрение губернатора.